Я присвистнул. Мэдди глубоко вдохнула. А Питер Армин улыбнулся.

— Это большие деньги, — заметил я.

— Конечно. Но прежде чем их получить, ворам предстояло найти скупщика. Двое из них залезли в долги и остро нуждались в наличных. Они не могли продавать добычу частями, и хотели сбыть все сразу. Соглашались на сто тысяч долларов.

Картина начала прорисовываться, хотя еще и оставались неясности. Мне хотелось его поторопить, хотя я и понимал, что толку от этого не будет: Армин настроился на долгий рассказ.

— Воры знали несколько надежных скупщиков, но ни один из них не мог выложить такую кучу денег. Воры могли бы разделить добычу на части и продать ее нескольким скупщикам, но на это ушло бы гораздо больше времени. А они хотели продать все целиком и быстро. В Торонто нужного им скупщика не нашлось. Зато он жил в Нью-Йорке, однако воры ни разу не имели с ним дела и знали о нем только понаслышке.

— Баннистер?

— Разумеется. Мистер Клейтон Баннистер. Что вам о нем известно, мистер Лондон?

— Я знаю, что играет он грубо, а голос у него отвратительный. И я знаю, что он мне совсем не нравится.

— Неординарная личность. Свою деятельность начал во время Второй мировой войны. Работал с двумя партнерами, Фербером и Марти. Разбогатели они на черном рынке. Спекуляции с талонами на бензин и все такое. На войне они заработали очень прилично, мистер Лондон. Из троих в живых остался только мистер Баннистер. Фербер и Марти умерли. Их убили.

— Баннистер?

— Безусловно, но никто это не доказал. И потом он богател и богател на нелегальном бизнесе. У него прекрасные связи с мафией, и при этом работает он, в основном, в одиночку. Среди прочего скупает краденое. Возможно, занимается оптовой торговлей героином, золотом, алмазами. Под его началом небольшая, но эффективная команда, и все ее члены верны ему до гроба. Потому что верных он вознаграждает, а предателей убивает. Правильная политика.

— Как он выглядит?

— Настоящая горилла. Но я могу показать вам его фотографию. Кстати, фотографируется он крайне редко. Смотрите.

Армин достал из бумажника маленькую фотографию и протянул мне. Должно быть, фотографировался Баннистер на паспорт или какой-то другой документ. На меня смотрел мужчина лет сорока, с массивной, практически лысой головой, квадратной челюстью, маленькими, широко посаженными глазками. Тонкие губы, обычный, ничем не примечательный нос. Я передал фотографию Мэдди.

— Этот мужчина был на вечеринке?

Мэдди всмотрелась в фотографию.

— Накиньте пять лет, — уточнил Армин. — И добавьте двадцать или тридцать фунтов. А также вонючую сигару, какие он обычно курит. И вы получите мистера Баннистера.

— Думаю, это был он, — согласилась Мэдди.

— Но ты не уверена?

— Почти уверена, Эд. Он был в шляпе и ни на секунду ее не снимал. А лысина на этой фотографии — доминирующая черта. Я пытаюсь представить его в шляпе. Честно говоря, тогда я к нему не приглядывалась, да и прошло уже несколько месяцев. Но я практически уверена, что это был он.

— Наверняка он, — заверил ее я и повернулся к Армину. — Но как воры связались с ним?

— Они не связывались. Напрямую — нет. — Он закурил очередную сигарету, посмотрел на меня сквозь пелену сизого дыма. — Вроде бы мистер Баннистер подходил им по всем статьям, но они ему не доверяли. Никто из них его не знал. Честный вор — это романтическая выдумка, и у них не было оснований полагать, что мистер Баннистер — человек слова. Они хотели иметь с ним дело, но так, чтобы он не мог до них дотянуться.

— Естественно. Он мог отнять у них драгоценности и послать ко всем чертям.

— Именно так. И они не смогли бы подать на него в суд. Они могли рассчитывать только на ум и хитрость, тогда как на его стороне была грубая сила. Они прибегли к услугам посредника.

— Вот тут на сцену и вышли вы?

Армин рассмеялся.

— Нет, не я. Отнюдь. Один из воров спал тогда с американкой. Они послали ее в Нью-Йорк, чтобы она передала их предложение мистеру Баннистеру.

— Шейла Кейн, — вставила Мэдди.

— Если угодно. Но воры знали ее как Алисию Арден. Молодая женщина, очень неординарная. К ней не липла грязь, в которой она обреталась. Потерянная душа, поэтическая, ранимая. В Сан-Франциско она тусовалась с хиппи. В Лос-Анджелесе — с бандитами. В Торонто жила с вором. Он проинструктировал ее, и она отправилась в Нью-Йорк.

Я попытался представить себе Шейлу-Алисию. «Молодая, к ней не липла грязь, в которой она обреталась». Девушка, которая общалась с ворами, которая боготворила Джека Энрайта. Странный получался образ. Всякий раз, когда я узнавал о ней что-то новое, он исчезал, чтобы появиться вновь уже совсем другим.