— А, все равно помирать, — сказала вторая трендунская голова.

— Раз все равно, лучше позже, — поддакнула первая. — Давай, начинай.

— Че это я-то сразу?

— А че, я, что ли?

— А кто еще-то?

— Если вы не заткнетесь, — прокричала взбешенная Аллиса, — я принесу Гайдна, и он съест ваши яйца!

— А мы не несем яиц! — гордо сказали головы.

— Это ему не помешает!

Трендун поперхнулся.

— Ползучий и Юй Хай Сан Хоп Сан — старые друзья, — принялась вываливать информацию птица. — И они все делали вместе. Вот.

— Дальше?

— Дальше все, — растерянно сказал трендун. — Я же у них недолго пробыл.

— Вот спасибо! — взорвался кок. — Где мои ножи? Сейчас я сделаю из тебя фарш! А головы скормлю… Скормлю я головы… Нет! Никому не скормлю! Сам съем!

— Вы абсолютно неверно понимаете птичий треп, — сказал я, решив разрулить ситуацию. — Слушай меня, птица и слушай внимательно. Это тебя изобразили на памятнике капитанов?

— Меня! — горячо закивал трендун. — Меня! Честно!

— А может, нет? Вона вас сколько было! Цельный рынок!

— Я же редкий, — рассудительно сказал трендун. — Раньше был. Не разводили меня. Это доцент с Юем постарались. А до того, как, я жил у капитанов.

— У кого из них?

— Сначала у первого. Но ему было не до меня — вечно кормить забывал, ругался, молотком долбануть норовил. Он же был специалист по горным работам. А еще медвежатник был знатный. Громил сейфы, как косточки из компота… гм… гм… в смысле, лишал финансирования враждебные деструктивные формы правления, от которых капитаны частенько освобождали коснеющие в рабстве планеты, — исправно отрапортовал трендун.

— А потом?

— Потом к марсианину перешел жить. Там лучше было. Но скучно. Марсианин в основном работал отвлекателем.

— Это как?

— Когда капитаны нападали… в смысле, производили разведку на планетах, он выполнял всю женскую работу и отвлекал на себя внимание деструктивных форм правления, в то время как первый капитан… Ну, вы в курсе.

— А третий?

— У фикса я не был. Не успел. Просто они с первым прознали о философском камне, который прикарманил марсианин, разругались с ним и разъехались в разные стороны.

— А ты?

— А меня — в ссылку.

— За что? — спросил я, и тут же понял — за что.

— Вот именно, — отвечая на мой немой вопрос, виновато развел крыльями «попугай». — Трендун потому что. А я что? Я ничего. Во мне это генетически заложено. Так что в ваших интересах не рассказывать при мне ваших секретов.

— Спасибо за предупреждение, — ворчливо отозвался кок. — Тогда я попрошу убрать его из столовой! Чтобы потом всякая шушера знала, из чего готовит свои великолепные блюда старик Можейка?

— Логично. В кладовку его.

— Нет! Только не в кладовку! У меня клаустрофобия! — забился в клетке трендун. — И еще я темноты боюсь! Оттуда как выскочат! Как выпрыгнут!

— Нужен ты мне, — Аллиса развернулась, всем своим видом показывая степень ее оскорбления низшим существом и удалилась.

— Хорошо, мы тебя в кают-компанию определим. — фальшиво наобещал я. — Только скажи еще кое-что. Ты случайно не знаешь, куда отправились капитаны?

— Фикс и первый — не знаю, — покачала головами птица. — А марсианин собиралась в систему Занозы. Знакомый, говорил, у нее там.

— Не Ползучий?

— Не. Супермен какой-то. На лошади ездит, кокаином торгует. Вот она к нему за коксом и двинула. А меня в капсулу — и к Чертовой Бабушке!

Про Чертову Бабушку — огромную космическую свалку в районе Затона, двумя парсеками левее, — я знал, поэтому без труда догадался, что произошло дальше. Трендун попал в переработку мусора, там его определили как не до конца разложившееся существо и послали в единственное место, где такие еще пользуются спросом — на рынок Плантагенеты.

— А доцент с Юем как тебя нашли?

— Не знаю. На Плантагенете я сразу к ним попал. Они на разгрузке почты были. Искали, говорят, какую-то посылку с йодом из Тарасовки. Вот на меня и наткнулись.

У меня в голове помутилось. Все смешалось в голове Зелезнева, сказал бы классик, в данное время проживающий на Земле уже восьмую клоническую жизнь. Капитаны, доцент, трендуны, система Занозы, лошадка с кокаином, йод из Тарасовки… Сам черт не разберет! Поэтому немудрено, что я грохнулся в обморок, успев трагически прошептать бросившемуся поднимать меня капитану: