В его голосе звучали детские интонации, страх невинного.

— Я знаю, — прошептала она.

— Тогда как же все это получилось?

София задумалась над его вопросом. Кажется, она знает ответ, но не собирается давать его сыну.

— Недоразумение… Все позади, они просто ошиблись…

Она поймала себя на том, что снова повторяет эту фразу, подумала о микрофонах, которые улавливают ее слова и, по всей видимости, доносят до Гуниллы Страндберг.

— Но у них были свидетели! Как это возможно? Изнасилование… Что за…

— Тсс! — проговорила София. — Забудь об этом. Все ошибаются, даже полиция. — Она погладила его по голове.

— Он ударил меня, — тихо произнес Альберт.

София заморгала, словно что-то попало ей в глаз. Усилием воли заставила себя сохранять спокойствие, продолжая гладить сына.

— Что ты сказал?

— Полицейский в машине. Он ударил меня по лицу.

Внезапно все краски внешнего мира исчезли, осталась только одна внутри ее — крошечная пылающая точка. Точка горела все ярче, давила, жгла, рвалась наружу, разрастаясь в яркое огненное пламя — пламя гнева. Это был не тот гнев, который родился из ее тревоги, это было огненное проклятие, заполнявшее ее до последней клеточки, вытесняющее все остальное. Как ни странно, она сразу успокоилась и смогла сосредоточиться на главном.

— Давай никому не будем об этом рассказывать. Обещай мне, — прошептала она.

— Почему?

— Потому что я так говорю.

Альберт высвободился из объятий матери, с недоумением посмотрел на нее.

— Почему? — снова спросил он.

— Потому что это дело особого рода.

— В смысле?

Юноша ждал ответа, который так и не последовал. Его охватили тяжелые предчувствия. В самом мрачном расположении духа он повернулся и вышел из кухни.

Зазвонил телефон. На другом конце провода мама Ивонна задала обычный вопрос — «как дела?». София ответила, как и ожидалось: «У нас все в порядке».

— Вы приедете в воскресенье?

Ивонна задала этот вопрос тоном мученицы. София старалась держаться, как обычно.

— Да, около семи. Как всегда.

— Но ведь вы обычно приезжаете в половине восьмого. Нам в принципе все равно, но ужин…

София прервала мать:

— Мы приедем в семь или в половине восьмого.

Она попрощалась и положила трубку. И тут нервы сдали. София швырнула телефон об пол. Поскольку он не разбился, она швырнула его еще раз, а потом, стиснув зубы, принялась топтать ногами. Однако этот срыв не принес ей облегчения — она ощущала все ту же ярость и то же бессилие, что и прежде.

Альберт, стоявший в дверях гостиной, смотрел на мать. Глаза их встретились. София наклонилась и собрала с пола куски разломанного телефона.

Окна были открыты, Йенс убирал квартиру, водя мундштуком пылесоса по полу и коврам. Он искал покоя — порой такое чувство возникало у него, когда он наводил порядок в доме. Но сегодня это не помогало — к тому же везде и так было чисто, он только вчера пропылесосил. Ему нравился звук мелких предметов, всасываемых в шланг, — как они шуршали внутри и проваливались в мешок для сбора пыли. Тогда он испытывал своеобразное удовлетворение по поводу того, что его действия осмысленны. Но сегодня никаких таких звуков не было — только он и пылесос, бредущие по квартире, словно пожилая супружеская чета.

Ему показалось, что сквозь музыку из стереоустановки и гудение до него донесся какой-то звук. Йенс прислушался, но ничего не уловил и продолжил уборку. Снова звук. Отключив пылесос ногой, он прислушался — в холле звонил звонок.

София стояла в кухне. Четко и лаконично она рассказала, что произошло с ее сыном в полиции. Йенс только развел руками.

— Полицейские говорят, что есть свидетели и что девочке четырнадцать лет, — продолжала она.

Йенс видел, что ее давят тоска и страх. От них все ее лицо казалось старше и прозрачнее.

Кофейник на плите засвистел, приближаясь к своему крещендо. Однако Йенс ничего не слышал — мысли его были поглощены историей Софии. В конце концов женщина сама обратила его внимание на кофейник. Шипение достигло его сознания и прервало размышления. Он снял кофейник с конфорки.

— Это могло произойти на самом деле? — спросил он, доставая с полки две чашки.

София покачала головой с таким видом, словно его вопрос сам по себе являлся полным безумием.

— Ты уверена?

Глаза ее блеснули.

— Господи, ну конечно же, уверена!

Йенс продолжал внимательно смотреть на нее, не обращая внимания на ее возмущенный тон.

— Могло произойти нечто подобное?

София намеревалась прервать его.

— Нет, подожди, София. Мог произойти какой-нибудь мелкий, невинный, безопасный эпизод?

София хотела ответить «нет», но остановилась, ничего не произнеся, и сделала глубокий вздох.

— Не знаю… — проговорила она слабым голосом.

Йенс выждал, дав ей побыть наедине со своими мыслями.