— Пойдем, — сказал он и пошел с двумя чашками в руках к дивану в дальнем углу квартиры.

Он указал ей на диван, поставил чашки на журнальный столик и уселся в кресло напротив нее.

— Может быть, Альберт просто оказывал девушке знаки внимания — пытался флиртовать с ней?

— Не знаю, — снова ответила София.

— Что говорит сам Альберт?

Она подняла глаза, потом вновь их опустила:

— Что никакой девушки там не было. Он ни с кем не общался, практически ни с кем словом не перемолвился. Он пошел на ту вечеринку в надежде встретить там другую девушку.

— Какую?

— Анну, свою нынешнюю подружку.

— Она может дать ему алиби?

— Нет, в тот раз он так и не решился к ней подойти.

— Что он думает обо всем этом?

— То одно, то другое. Поначалу у него возникла идея, что кто-то из парней, с кем он поругался, решил ему таким образом насолить… Но он поверил в то, что я ему сказала.

— А что ты ему сказала?

— Что полиция ошиблась.

— И он поверил?

Ей не понравился вопрос, и она не стала отвечать. Повисла пауза; они молча пили кофе, думая каждый о своем. Мысли Йенса не вели никуда — ему нужна была помощь, чтобы разобраться.

— Стало быть, полиция следила за Гектором, когда он лежал в больнице?

— И что?

— И когда вы с Гектором подружились, полиция сразу же это обнаружила?

София кивнула, не понимая, к чему он ведет.

— Они вышли на тебя и попросили доносить на него?

Она молчала.

— А затем напихали тебе полный дом «жучков»?

Софии совсем не нравился его тон.

— И установили за тобой слежку?

Она смотрела на свои руки. Повернула кольцо, сдвинувшееся набок.

— А теперь твоему сыну угрожают обвинением в изнасиловании?

Она откинулась на стуле.

— Круто. Масштабная операция, — проговорил Йенс.

София внимательно посмотрела на него, пытаясь уловить в его тоне сарказм.

— А ты сама что думаешь? — спросил он.

— Возможно.

— Что именно?

— Масштабная операция.

— Похоже, они прилагают больше усилий, чтобы прижать тебя, чем Гектора. Почему они так поступают?

— Не знаю.

Йенса вдруг как подменили. Словно он больше не в силах был проявлять понимание. Словно у него не было на нее времени.

— Итак, тебе угрожает полиция, тебя прослушивают, ты завела роман с преступником и доносишь на него, потому что твой сын на крючке у полиции?

София запротестовала:

— Нет, вовсе нет.

Он бросил на нее усталый взгляд.

— Я не заводила с ним никакого романа, и я не уверена, что он преступник… и я пока на него не доносила.

— У тебя есть другие друзья, которых увозят субботними вечерами в лес на казнь?

— Перестань.

— Нет уж, София, сама перестань. Как ты думаешь, как все это называется? Невозможно создавать собственную реальность по своему вкусу. То, что с тобой происходит, не укладывается в привычные рамки. И ты доносила на Гектора, хотя ты сама так не считаешь. В тот момент, когда полиция начала задавать тебе вопросы, ты стала доносчицей. Что ты при этом говорила, а что нет — уверяю тебя, этот вопрос совершенно не будет волновать Гектора и его приспешников, когда они об этом узнают.

Йенс намеревался продолжать, но сдержался.

— Почему полиция так поступила? — спросил он.

— Не знаю…

— А что ты думаешь?

— Они пытаются меня контролировать — заставить меня делать то, что я не хочу… даже не знаю… — София обернулась к нему. — Я не пытаюсь создать собственную реальность. Просто не хочу никого осуждать заранее. Это как прогулка по минному полю — один неверный шаг и…

Она снова посмотрела на свои руки, стала разглядывать кольца на пальцах. Кольцо с бриллиантом, доставшееся ей от бабушки, обручальное кольцо, которое она так и не собралась снять. Она снова заговорила, тихо и медленно:

— Гектор, полиция… Я поступала так, как мне казалось правильным в тот момент. Мне не к кому было обратиться. Я не понимала, какая роль мне выпала во всем происходящем. Мне оставалось лишь следовать некоему внутреннему голосу, который все это время почти беспрерывно молчал. Бродить в полной тишине — звать на помощь, не получая ответа. Но сейчас речь идет о моем сыне, и все остальное уже не имеет значения.

Снова расслабившись, Йенс заговорил мрачно и хрипло:

— Кто еще из твоего окружения знает обо всем этом?

— Никто.

— Никто?

Она отрицательно покачала головой:

— Никто.

— Неужели ты ни с кем не общаешься? Неужели у тебя нет подруги, чтобы поплакаться ей в жилетку?

— Подруга есть…

— И она ничего обо всем этом не знает?

София снова покачала головой:

— Нет.

Йенс задумался.

— Отлично, — тихо проговорил он и снова поднял на нее глаза. — А почему?

Она посмотрела на него с удивлением.

— Почему ты никому не рассказала? Более чем естественно поделиться таким…