— Приехала сразу сюда, а переодеться не во что. — Мне удается наконец вставить слово в словесный поток моего администратора. — Не понимаю, зачем тебе понадобилось менять «снегоходы» на старые кроссовки. Они у тебя небось со времен баскетбольного лагеря.

— Вы прекрасно знаете, что в баскетбольном лагере я никогда не был, потому что каждое лето ездил в музыкальный. А это, между прочим, «Хьюго Босс». Куплены за полцены на «endless.com» [55] плюс бесплатная доставка. — Брайс поднимается с кресла. — Пойду приготовлю кофе, вы выпьете. А что касается Джека, то никаких вестей нет. И не мне вам говорить, что у нас тут проблема, и связана она, может быть, с теми агентами на нашей парковке, которые, по-моему, страдают серьезным изменением личности. Могли бы вести себя подружелюбнее. Будь у меня большой пистолет и право арестовывать людей, я бы всем улыбался, как Маленькая мисс Счастье [56] . А почему бы и нет? — Он проходит мимо меня и исчезает в ванной. — Могу, если хотите, заскочить к вам домой и привезти сюда пару вещичек. Вы только скажите. Деловой костюм или что-нибудь повседневное?

— Если я здесь застряну… — говорю я, надеясь поймать его на слове.

— Нет, правда, нам надо устроить что-то вроде гардеробной. От-кутюр в нашей штаб-квартире. Поставим шкафчик? — напевает он, готовя кофе. — Вот было б у нас шоу, был бы и гардеробчик, парики, макияж, и вам не пришлось бы ходить в одной и той же грязной одежде, ощущать запах смерти… нет, нет, я вовсе не хочу сказать, что вы… Вот так. Лучше всего бы вам сейчас отправиться домой и поспать. — Кипяток громко льется в чашку. — Или могу выскочить и принести что-нибудь перекусить. Лично я, если устал и недоспал… — Брайс выходит из ванной с двумя чашками кофе. — Жир. Всему свое место и время. «Данкин донатс» [57] . Круассан с сосиской и яйцом, вы как? А если два? Вы даже похудели немножко. Военная жизнь не для вас, дорогой босс.

— Скажи, ты знаешь что-нибудь о женщине по имени Эрика Донахью? Она звонила сюда? — спрашиваю я, возвращаясь к столу с кофе, который, может быть, и не выпью. Выдвигаю ящик — должен же где-то заваляться хотя бы пузырек с адвилом.

— Звонила. Несколько раз. — Остановившись у порога разделяющей нас двери, Брайс осторожно подносит к губам чашку и делает глоток.

Он замолкает, и мне приходится брать инициативу на себя.

— Когда звонила?

— После того, как в новостях заговорили о ее сыне. Наверное, неделю назад, когда он признался в убийстве Марка Бишопа.

— Ты разговаривал с ней?

— В последний раз просто переключил ее на Джека Филдинга, когда она снова спросила вас.

— Снова?

— Лучше об этом спрашивайте у него. Я подробностей не знаю. — Таким осторожным Брайс редко со мной бывает.

— Но он разговаривал с ней.

— Это было, дайте посмотреть… — Он по привычке устремляет взгляд в потолок, как будто все ответы находит там. А еще это его излюбленная тактика затягивания. — В прошлый четверг.

— И ты с ней разговаривал. Прежде чем переключить на Джека.

— По большей части слушал.

— Как она держалась? Что говорила?

— Очень вежливая, воспитанная, интеллигентная женщина, судя по тому, что я слышал. Вообще, о семье Донахью и Джонни Хинкли-младшем столько всего написано и сказано. Он стал просто знаменитостью… И, увидав, что натворил, в кобуру вложил свой верный пневмомолоток… Но вы, наверное, не читаете все то дерьмо, что выливается на сайтах вроде «Морбидия Тривия», «Викид-как-ее-там-педия», «Криптозаписки» и прочих, а мне приходится, это часть моей работы, и я обязан знать, о чем говорят в этой грехолюбивой киберландии.

Успокоился. Снова стал самим собой. Ему неприятно, лишь когда я расспрашиваю его о Филдинге.

— Мамочка в прошлой жизни была почти знаменитой концертирующей пианисткой, играла в симфоническом оркестре. По-моему, в Сан-Франциско, — продолжает Брайс. — Где-то даже писали, что ее учил Юнди Ли [58] , но я серьезно сомневаюсь, что Ли дает уроки, к тому же ему только двадцать восемь, так что нет, не верю. Разумеется, она тревожится за сына, вы же представляете? Говорят, он какой-то ученый, выдающиеся способности, умеет различать отпечатки протекторов. Об этом и детектив, если можно так сказать, салемский, Сент-Илэр — вы его еще не знаете, — говорил. Ясно, что этот самый Джонни Донахью может посмотреть на отпечаток протектора и выдать: «„Бриджстоун батл винг“ от переднего колеса мотоцикла». Я это только потому, что у Итана такие же на БМВ, который он, по-моему, любит слишком сильно. Считается, что этот Джонни умеет решать в уме математические задачки, причем определенно не те, где один банан стоит восемьдесят девять центов и нужно вычислить, сколько будут стоить шесть, но такие, эйнштейновские, сколько будет три на корень квадратный из семи. Но это вы, конечно, и без меня знаете. Вы ведь уже в курсе дела?

— Что конкретно она хотела обсудить со мной? Эрика вам говорила?

Я знаю Брайса. Он не передал бы Эрику Донахью кому бы то ни было, не дав ей выговориться до последнего слова или не исчерпав ее терпение до последней капли. Моего администратора хлебом не корми, но дай сунуть нос в чужие дела, а в голове у него настоящая мельница, перемалывающая все слухи и сплетни.

— Мальчишка, понятное дело, никого не убивал, и, если бы кто-то потрудился беспристрастно рассмотреть факты, он сразу обнаружил бы несовпадения и непоследовательности. Противоречия. — Не глядя на меня, Брайс дует на кофе.

— Какие именно противоречия?

— Она говорит, что разговаривала с ним в день убийства около девяти утра, перед тем как он отправился в то кафе в Кембридже, которое стало теперь таким знаменитым. Оно же рядом с тем местом, где вы живете… «Бисквит»? Такая реклама — теперь очереди на улице. Еще бы — убийство. По словам мамочки, в тот день Джонни не очень хорошо себя чувствовал. Ужасная аллергия или что-то там, а еще он жаловался, что таблетки или уколы больше не помогают, что ему приходится увеличивать дозу и что из-за этого он чувствует себя полным придурком. Она так и сказала — придурком. Заключение такое: если у человека течет из носа и резь в глазах, он никого убивать не пойдет. Я не стал ей говорить, что присяжные в такое алиби не очень-то поверят…