– В дядю Володю тоже ты стрелял? – спросила мальчика Марья Ивановна, забыв обо всем.

Смирнов посмотрел на нее с удивлением.

– Да, – зло выцедил Петя.

– Дядя Володя – понятно, – вздохнул Смирнов, потрогав ягодицу. – А зачем в меня стрелял? Больно ведь?

– Лене тоже было больно! Все вы лезете в ее жизнь, лезете и убиваете! – закричал мальчик, истерично тыча арбалетом в сторону Смирнова. – Она уже теперь живая только наполовину! И здоровой теперь не вырастет!

– Видишь ли, каждый человек состоит из жизни и смерти... – попытался Евгений Александрович навести тень на плетень. – Каждый человек – это весы, на одной чашечке которых жизнь, а на другой – смерть. Смерть, в конечном счете, перевешивает, но никогда не побеждает...

– Все вы только болтаете! – перебил мальчик, вконец распалившись. – Вы все умные! А среди моих друзей нет ни одного ребенка, которого родители любят и понимают! Наташу Тихонову отец раздевает и на улицу выгоняет, и делает это не просто так! Оксана, племянница Регины, с рождения больная, живет в детском доме никому не нужная! И жила там и тогда, когда ее отец был жив и здоров! Жила потому, что его кроме живописи ничего не интересовало. Мой папа все мне покупает, дает деньги, а думает только о женщинах и шашлыках с пивом! И бьет кулаком в лицо, когда их нет! А ваша дочь!? У вас есть дочь!? Есть, по глазам вижу! И она вас ненавидит, за то, что вы есть, и в то же время вас нету. Она ненавидит вас, потому что от вас одна только боль!

Смирнов почернел. Недавно бабушка Полины сказала ему по телефону, чтобы он не приходил больше к дочери. Потому что после его посещений Полина неделю на всех бросается и не спит ночами.

– И папа Лены мучает ее, – продолжал кричать Петя, – он думает только о...

Увидев, что на дорожке, ведущей к веранде, показался хозяин дома, Смирнов прервал мальчика:

– Ты не прав, Святослав Валентинович любит Леночку...

– Ничего он не любит, – мстительно посмотрел мальчик на отца подруги. – Ему просто нравится, что хоть кто-то на свете его любит. Если бы он любил, то не убивал бы ее. И Кристина Владимировна не любила дочку. Она думала только о себе и своей работе, думала, даже когда целовала или гладила ее по головке!

Святослав Валентинович, бледный, растерянный, остановился перед ступеньками.

Он все слышал.

– Так что, ты решил убить всех плохих родителей? – ужаснулась Марья Ивановна, не обращая внимания на появление Кнушевицкого.

– Да! Вас всех надо убить, потому что с вами мы вырастаем точно такими же негодяями, как вы! И наши дети вырастут такими же негодяями!

Смирнов решил действовать. Еще пара сентенций, чувствовал он, и этот маленький неврастеник убедит себя, что хороший родитель – это мертвый родитель.

– Да, но для того, чтобы убивать и не попадаться, надо быть хорошим убийцей, – сказал он серьезно. – У тебя, судя по всему, есть неплохие данные. Ты умен, расчетлив, артистичен... Хм... Ты ведь сначала прострелил платье Леночки, потом сходил, спрятал арбалет, и только после того, как вернулся, она начала кричать?

– Да, это я придумал, – уже спокойно ответил мальчик. – По-другому вы могли бы найти самострел.

– Молодец. Ума у тебя – палата. Хотя, конечно, пока не полная палата. Я сразу заметил, что перед тем, как выстрелить, ты оттянул платьице в сторону. Боялся поранить подружку, и оттянул слишком далеко. Так вот, для того, чтобы стать настоящим убийцей, тебе надо сделать первый шаг, первый семимильный шаг – надо убить, хладнокровно убить человека, глядя ему в лицо. Убить, не ядом, не из-за угла, а глядя в глаза. Я предлагаю тебе свою кандидатуру. Я сейчас пойду к тебе, пойду, чтобы отнять эту штуку. И если ты убьешь меня, то заранее поздравляю: ты – настоящий убийца. А если не сможешь, то у всех нас появится шанс подумать над твоими словами.

Смирнов пошел к мальчику.

Арбалет нацелился в его живот.

Помертвевшая Марья Ивановна видела, как палец Пети вжимается в курок.

– Что будем делать? – спросила Марья Ивановна в электричке, устало опустив голову на плечо Евгения Александровича.

– Да ничего, – ответил он, радуясь, что измучившая его рана подсохла и не кровоточит. – По-моему, мы совершенно напрасно впутались в эту дикую историю.

– Ты прав... Если бы не мы, Вероника Анатольевна была бы жива.

– Может быть... Если она вообще жила.

– Не поняла?

– Отдавать себя полностью кому бы то ни было, так же нехорошо, как не давать ничего.

– Как мать Регины?

– Да. У Вероники Анатольевны не было своей жизни, а только жизнь Святослава Валентиновича... Из-за этого он и стал мазохистом...

– Пытался болью изгнать ее из себя и стал?

– Может, и так. Но мне кажется, что просто он нашел женщину, похожую на мать. Многие мужчины подспудно ищут таких женщин. Мать его мучила непониманием, чуждостью, а любовница – каблучками и плеткой... И привязан он был к Регине только потому, что в конце мучений получал то, что в детстве стремился получить от матери, но никогда не получал.

– Удовлетворение?

– Да.

Марья Ивановна задумалась.

– Мне все-таки не вериться, что Святослав Валентинович не догадывался, кто убил его жену... – проговорила она, после того как Смирнов, мурлыча, потерся щекой об ее голову. – Он же жил среди всего этого.

– Ничего он не догадывался...

– Ты прав, иначе он бы не пришел к нам... К Паше...

– Он не догадывался, потому что ничего не замечал. Вероника Анатольевна, царствие ей небесное, всю душевность из него вытравила...