Шрифт:
«Помнишь»… Я помню все, с той секунды как мне в архиве принесли коробку с альбомом и разрозненными снимками… Чтобы понять, кто здесь кто, мы с Ирой Рабин, соавтором по проекту, объездили не только всех оставшихся родственников и знакомых, но и кладбища. Люди на фотографиях постепенно обретали имена, обрастали историями.
— Пара линий, пара красочных пятен, одно ударное, — Франта показывает мне обложку к «Обломову». — Неужели все это лежало в архиве? — поражается он в очередной раз.
А я всякий раз поражаюсь ему. Кроме как за графическую работу и печать, он ни за что денег не получает. Рамы, развеска — дело оформителя, который сидит на зарплате и плюет в потолок. Сейчас — в лондонской гостинице. Именно он-то и любит распинаться о чувстве вины, которое в глубине души испытывает каждый чех.
Франту, как и Георга, смущает пафос. Георг в таких случаях чешет лысину, а Франта утыкает пальцы в распатланную шевелюру. Видно, точка неприятия пафоса находится на темени.
— В архиве лежит чемодан рисунков из Терезина. Около пятисот.
— Как же ты их отбирала?
— Я их не отбирала. Они не для выставки. Они не принадлежат мемориалу.
— Не понял…
— Да. Это собственность Киновой любовницы. Когда-то ее тетушка, которая жила в Брно, передала их по просьбе бывшего директора мемориала на выставку. Сама она позже уехала в Ливию, а рисунки так здесь и остались. Потом произошла бархатная революция, и любовнице Кина уже можно было навестить Чехословакию. Она приехала из Америки в Терезин и потребовала чемодан с рисунками. Начался суд, который ни к чему не привел. Рисунки находятся в архиве, в здании Магдебургских казарм, где и жил Кин. В полном смысле этого слова — под домашним арестом.
— Ты их видела?
— Да. Это лучшее из всего, что он сделал в Терезине.
— Скажи об этом на открытии! Люди должны это знать! Художника убили, а его работы арестовали…
— За меня это сделает чешское телевидение. Там будет вся эта история про чемодан.
— А что скажет начальство?
— Узнаем из интервью. Думаю, будет выкручиваться. Это единственное, что оно умеет.
С Ирой мы полгода пытались получить разрешение на публикацию «чемоданных» работ. Ездили к Киновым родственникам, ходили в министерство культуры. Мы были на волосок от удачи. Начальству осталось сказать «да» на все предложения душеприказчика (любовница Кина давно умерла), а тому, получив положительный ответ, — дать согласие на демонстрацию и публикацию работ из чемодана. Но пока начальство советовалось с адвокатами, «умные люди» уговорили душеприказчика отсудить чемодан у мемориала. Интерес к Кину растет. Денежные музеи раскупят его работы. Разрознить коллекцию?!
Мы с Ирой переметнулись на сторону мемориала, заручились письмами поддержки от прямых родственниц Кина. В правовом отношении такие письма явились бы серьезным препятствием для душеприказчика.
— Пока мы не получим доступа к чемодану, мы не имеем никакого права писать о Кине книгу и устраивать выставку, — сказала Ира.
Я добилась доступа к чемодану. Мы были первыми людьми со стороны, которым разрешили посмотреть на эти рисунки. «Для изучения, но не для публикации». Три дня мы сидели в архиве под прицелом уже не двух, а трех пар глаз, одна из которых принадлежала начальнице, вышедшей из декрета. Я коротко описывала содержание рисунков, Ира вчитывалась в рукописные заметки и переводила мне то, что ей удавалось прочесть.
Меж тем время шло, а враждующие стороны не предпринимали никаких попыток урегулирования. К апрелю 2008 года стало ясно, что мы сорвали все сроки. В мае рукопись должна была быть передана издательству. Писать ее Ира согласилась: она видела рисунки из чемодана и со спокойной душой готова приступить к делу. История жизни Кина может быть рассказана и без них. Но не выставка!
— Никто ведь не опубликует каталог без выставки!
Это ее не касается.
За месяц мы написали книгу. Я думала, что по ходу дела Ира смирится и с выставкой. Нет. Обозвав меня советским конформистом, она оставила проект.
Обиделась ли я на Иру? Наверное, нет. Скорее, было жаль терять близкого человека. Кин, как казалось нам поначалу, свел нас навеки. Мы так сдружились, особенно в путешествиях по Чехии. Нас принимали за сестер, хотя внешне мы совсем не похожи. Наши письма друг другу чем-то напоминали переписку юной Фридл с подругой Анни Вотиц. Роль Фридл играла Ира, а я была той неуверенной в себе Анни, которую Фридл пыталась перевоспитать.
Искусство и самопознание
Третий курс. Урок четвертый:
абстрактная композиция
Посмотрите внимательно на работы Василия Кандинского.
Выберите одну по своему вкусу и превратите ее в черно-белый коллаж.
Превратите ее в рельеф.
Нарисуйте свою композицию. (Для Кандинского само слово «композиция» «звучало как молитва, наполняло душу благоговением, вызывало внутреннюю вибрацию».)
Можете использовать любые краски — цветную тушь, пастель, акварель, гуашь, акрил.