Странное дело — а в штабе скромно сидел и поджидал его старик Титов.

— Ну, как? — Александр Михайлович кивнул на красный телефонный аппарат. — Дрожит голос-то?

Валерий напрягся, ничего не ответил. Но, чтобы лучше понять мысли главного инженера, кивнул. К его удивлению, здесь Титов вовсе не выглядел больным.

— А где же твоя гордость, Алик? — усмехнулся Титов. — Как тут летом распоряжался! Московская штучка! Номенклатура! А теперь попляшет, ага? Урок ему!.. Ты помнишь, Валера, говорил я ему осенью: пристегивайся к моей идее… подпишем акт о защите котлована от ледохода, подмахнем, как соавторы… Ежели что, будет у тебя, Альберт, прицепка к гидростроителям. Мол, тоже не лыком шит, не просто пешка, которую бросают с завода на колхозы… а что-то в ГЭСах чирикаю! Не захотел. Гордость человека подвела, — подмигнул Титов. — Гордость, Валера.

Туровский грустно вздохнул. Что верно, то верно — гордый Васильев.

— Думаете, снимут?

— Снимут — не снимут… А то, что он сматывает удочки, мне доподлинно известно, — Александр Михайлович приложил палец к губам, потом этим же пальцем перекрестился. — Один знающий человек сказал. Только не вверх теперь пойдет — вниз загремит. С таким настроением победители не возвращаются, — продолжал Титов, удобно устроясь на стуле, раскинув коленки, — на такой должности — и так раскиселиваться?! Запомни, самое большое месяц — и у нас будет новый начальник. Может, даже он сидит сейчас где-то здесь, — Титов с улыбкой посмотрел в упор на Валерия. — Что скажет комсомол?

— Партия прикажет — комсомол ответит «есть»… — печально улыбнулся Валерий.

— Опыта нашим людям не занимать. — Александр Михайлович, улыбаясь, перемотал шарф на горле.

Что правда, то правда, главный инженер проходил практику в Красноярке в знаменитом шестьдесят восьмом году, когда случилось невиданное половодье — и уже готовы были взорвать плотину, чтобы не случилось беды. Но люди одолели стихию. Титов был тогда заместителем Брыкина.

— Я и тебя там помню… — ощерился Титов. — Смотрю — шкет, а ловко ты рулил. Это ведь ты на «тещином языке» с бетоном перевернулся…

— Было, — с удивлением ответил Валерий. «Помнит!» — Но чтобы не быть уж совсем гадким себе, сказал. — Но жалко человека.

— А мне не жалко?! — Титов вновь смешно выпучил глаза и развел руками. — Я, может, больше всех его жалею! Тал-лантливый человек! Сидеть бы ему в министерстве. А не в Сибири колупаться. Здесь надо здоровье иметь, ременные нервы. Не для варягов Сибирь. Мой батя, помню, себе на завтрак тюрю с водкой готовил…

Но в эту минуту на столике длинно затрезвонил красный телефон (в трубку кричали по поводу нехватки деревянной опалубки), Титов, задумчиво перекосив лицо, поднялся.

— Мешать не буду. Не болей, Валерий Ильич.

Решив вопрос с опалубкой, Туровский соединился со Стройлабораторией и попросил Аню прибраться в его квартирке. Там чисто, но на всякий случай женский глаз не помешает. Дверь не заперта.

Вбежал Помешалов, он ездил к бурильщикам по их срочному вызову.

— Лед! Везде лед!!! Что будем делать? — прошептал парень.

Валерий, бросив трубку, улыбнулся со знающим видом:

— Решение уже найдено, — и вышел на ветер. Надо срочно уезжающих солдат отыскать.

Он торопливо шагал по поселку Вира, мимо промороженных сизых сосен и скрипучего белья на бечевках. Строится — вот уже третий год — Дворец культуры, кран поднимает в ящике из стальных полос кирпичи. Проехал, рыча и сотрясая окрестность, БЕЛАЗ, чья-то крохотная собачонка зашлась в испуганно-отчаянном лае, как приклеенная к месту, а когда БЕЛАЗ укатил — прыгнула в сторону и с визгом исчезла. Валерий подошел к дому, в котором живет Титов, и увидел возле распределительного зеленого шкафчика парня-связиста с наушником в руке. Видимо, исправляет телефонную линию. «А если попросить подключиться к телефону Титова, подслушать, о чем он говорит с людьми? Нет, — усовестил себя Валерий. — Нехорошо. Тоже мне — уотергейт».

В общежитии № 4, в коридоре первого этажа, у выхода, группа солдат в серозеленых ватных куртках сидела на рюкзаках, ждали автобуса до вокзала. Туровский спросил:

— Кто комсорг или староста? Давайте оба со мной, на минуту к начальнику стройки.

— А зачем? Все равно уедем, — был дерзкий ответ.

— Ну, хоть проститесь. Выскажете ему, что хотите.

Когда на попутном грузовике доехали до управления, в кабинете Васильева вновь сидел грузный и значительный Титов. Надо же! Опять здесь! Валерий глянул на часы — скоро взрыв, нужно проследить за эвакуацией. И на комсомольском собрании побывать. Он уже направился к двери, но Васильев жестом остановил его.

— Сказали, сразу дадут работу, — бубнил в свое оправдание высокий солдат. — Я — шофер, а тут в бетоне копайся…

— Машины будут через месяц, — проворчала Титов.

Второй солдат, грузин или армянин, комсорг, грустно смотрел под ноги.

— Говорили, общежития удобные… — сказал он. — Музыка, девушки встретят с букетами багульника…

— В роли девушки я никак не могу выступить, — усмехнулся Васильев. — А насчет багульника… тонны растут на скалах.

— Он красивый, — поддакнул Титов. — И от простуды хорош.