Шрифт:
Мишка-Махлин только этого и ждал:
– Сейчас половина двенадцатого. До двух поиграем и уйдем.
– Гене, пожалуйста, уведи своих хулиганов. Или я вас водой оболью…
– Горячей или холодной? – поинтересовался Витька-Доктор, перестав лупить по струнам. – Меня мама всегда в горячей воде купает.
– Лены, между прочим, нет дома, – почувствовав интеллигентскую слабинку в голосе будущего врача, мамаша попыталась слукавить.
Это пусть она не свистит. Ленка наточняк дома. Лежит, небось, в углу кровати, накрывшись с головой одеялом…
– То-ре-а-дор, то-ре-а-до-р-р… – мстила за измену гитара с оборванными струнами.
Маленькая позвонила снова, и, как обычно, начала не здороваясь, будто продолжая разговор:
– Слушай, а ты меня хоть сколько-нибудь ценишь? Или у нас все просто так?
Он засмеялся. У них что – телефонный роман?
В это время связь прервалась. Ну и ладно, подумал он.
К своему удивлению, он заметил, что довольно часто о ней думает. Это – пусть бы, но вот и ход его воспоминаний начинал зависеть от ее звонков и даже как-то направляться ими… Работе это, наверное, мешало, если, конечно, можно назвать работой его прогулки по городу и бесцельное перелистывание рукописи.
Через полчаса телефон зазвонил снова.
– Сударь, я вас не очень отвлекаю? Я тут вот все никак не пойму, почему ты мне не ответил, – голос в трубке щебетал весело, как магнитофон на перемотке: она спешила доразобратъся.– Просто так у нас все было или не просто так?.. Я имею в виду, конечно, тебя, потому что, если для тебя все это было просто,то зачем я тебе морочу голову и прочие предметы?.. Так что признавайся!.. Раз, два… Учти, я считаю до трех… Два с половиной…
– Признаюсь! – Рыжюкас охотно подхватил ее тон.
Он вообще любил, когда девицы стараются. Задают настроение, выстраивают разговор поинтереснее. Он всегда их этому учил, впрочем, он и сам обычно продумывал начало любого телефонного звонка.
– Я признаюсь вам, сударыня, что в любви… Я никогда и ни с кемеще не объяснялся.
– Как это? Ты ведь три раза женился…
Когда это он успел ей столько всего насообщатъ?
– Представь себе, как-то ухитрялся обходиться без розовых слюней и возвышенных признаний…
– Всегда-всегда?
– Кроме первого раза. И то не вслух. Но женитьбой там и не пахло.
– А как пахнетженитьба, товарищ писатель? – она его подловила на слове. Это ему тоже понравилось: слух у девочки есть. Хотя достойный ответ сразу и не придумался.
Через две недели Ленка встретила его с тренировки, как ни в чем не бывало:
– Между прочим… большая луна…
И выжидающе посмотрела куда-то в сторону.
Она все время так приходила. Может, это совпадение, но как бы они ни ругались, в полнолуние наступал мир.
Она, как кошка, чувствовала луну.
Рыжук это случайно обнаружил, а потом проверял: как только луна становилась круглой, Ленка тут же заявлялась мириться. Он как-то сказал ей об этом, она разозлилась и обозвала его чокнутым. Но в полнолуние снова заявилась:
– Пошли целоваться? Сам говоришь, луна… Фу, дурак, всю обслюнявил… Тут же люди…
Но на сей раз мириться с нею он не собирался. Встретиться сговорились, но только чтобы наконец расставить точки.
Всю жизнь Рыжюкас пытается расставить точки, хотя уже и тогда, в самом начале, понимал, что так ведут себя только последние зануды…
Но вдруг повалил снег. Какие там еще точки, когда такой снег в середине мая!
Снег повалил с раннего утра.
Он шел, нахлобучивая шапки на крыши застрявших машин, залепляя глаза прохожим в летних плащах, заваливая проезды.
Тяжелые липкие хлопья цеплялись за листья деревьев, сучья и ветки трещали под их весом, снежные комы обваливались, шлепались на асфальт и на клумбы с недавно высаженными пионами… Все машины треста очистки города, сверкая мигалками и воя сиренами, выползли на подмогу дворникам, бессмысленно суетившимся со скребками и лопатами.
В полдень снег и не думал сдаваться.
В шесть часов вечера он уже побеждал, загоняя прохожих на узенькие тропинки в сугробах, заставляя машины барахтаться в снежных завалах.