Об этой первой попытке освобождения командира корабля вообще ничего не известно из материалов следственного дела. Да и Фирсов в своих показаниях говорит об этом как-то скороговоркой, не вдаваясь в детали, как именно пытались три вооруженных офицера освободить командира и что им в этом помешало. Допускаю, что такой попытки просто не было, а все ограничилось лишь разговором о возможности освободить командира. Однако факт того, что Фирсов вместе со старшим лейтенантом Сайтовым и лейтенантом Степановым вскрыли арсенал и вооружились пистолетами, сомнения не вызывает. Казалось бы, что теперь все козыри в их руках и можно энергично действовать, не останавливаясь перед применением оружия по изменникам. Ведь все три лейтенанта были теперь хорошо вооружены, помимо этого они контролировали арсенал, а потому могли вооружить всех своих сторонников. Помимо этого Сайтов, в отсутствие командира, как ВРИО старшего помощника, был просто обязан в сложившейся ситуации вступить в командование кораблем и объявить об этом по трансляции! Однако ничего этого не произошло. На открытое выступление против Саблина вооруженные офицеры так и не решились. Ограничились лишь тем, что делегировали Фирсова предупредить о случившемся командование на берегу, а сами несколько позднее предприняли вялую попытку ареста Саблина, о которой мы еще будем говорить ниже.

Как уже известно, затем командир электротехнической группы БЧ-5 старший лейтенант Фирсов, рискуя жизнью, сумел по швартовому концу спуститься на бочку.

Из воспоминаний вице-адмирала А.И. Корниенко: «Видя, как развиваются события на “Сторожевом”, старший лейтенант Фирсов незаметно спрыгнул с корабля и добрался до стоявшей на рейде подводной лодки. Доложил оперативному дежурному о намерениях самостоятельно сняться с якоря и идти в Кронштадт. Это случилось в 2 часа 55 минут, и уже в 3 часа 8 минут о ЧП было доложено командующему и члену военного совета».

До этого Фирсов принял самое активное участие в обсуждении офицерами и мичманами корабля саблинской акции, на которой было единогласно принято решение никакой поддержки Саблину не оказывать, постараться вооружиться, затем арестовать Саблина и освободить командира. По существу был разработан план противодействия мятежу. На себя Фирсов взял самое трудное и опасное — оповещение командования о мятеже замполита. Добравшись по швартовому концу до бочки, Фирсов начал оттуда кричать на стоявшую впереди подводную лодку. Его заметили с лодки, доложили оперативному дежурному. За Фирсовым прислали катер. Так Фирсов известил командование о пиратской акции Саблина. Но Саблин узнал о побеге Фирсова далеко не сразу.

Как бы то ни было, но именно с момента побега Фирсова начинается новый этап в событиях на «Сторожевом» — этап начала активного сопротивления саблинской авантюре. Вначале это были разрозненные, порой не очень смелые попытки отдельных членов экипажа и небольших групп, но с каждым часом оппозиция мятежу крепла, набирала силу, становясь все многочисленнее и смелее.

Впрочем, Саблин пока не унывал. Он немедленно приказывает Сахневичу (одному из вожаков-«годков») искать пропавшего старшего лейтенанта Фирсова, а вдруг «годки» ошиблись? Впрочем, особых надежд на то, что Фирсов найдется, у Саблина не было.

Из архивной справки: «Сахневич Геннадий Валерьянович, 1954 г.р., уроженец поселка Микашевичи Брестской области, с марта 1973 г. электрик сильного тока БЧ-5 БПК “Сторожевой”, матрос. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. Призывал военнослужащих последовать примеру Саблина. В течение 20 минут охранял командира корабля и группу офицеров и мичманов, изолированных в 1-м и 6-м постах радиотехнической службы корабля. Участвовал в предотвращении попытки освобождения командира корабля Потульного. По команде Саблина “Корабль к бою и походу подготовить” прибыл в свой боевой пост и переключил автоматические приборы сетей на основное питание. Руководил отшвартовкой “Сторожевого”, а затем, явившись на сигнальный мостик, от имени Саблина приказал матросам никаких сигналов на берег не передавать и о поступлении их докладывать в рубку дежурного. Активно препятствовал освобождению изолированных офицеров и мичманов, а также командира корабля Потульного. Был старшим по охране изолированных военнослужащих, а затем возглавил группу матросов, охранявших вход в пост энергетики и живучести корабля и к погребам с боеприпасами».

Из показаний Саблина на допросе 14 ноября 1975 года: «Я понял, что Фирсов каким-то образом сумел сойти на берег и это может помешать выходу корабля в море. Поэтому я решил ускорить выход БПК в Рижский залив».

Ну и пусть Фирсов расскажет о мятеже на «Сторожевом». Вначале ему, скорее всего, вообще не поверят, потом начнутся звонки и обычная в таких случаях неразбериха. Пока дозвонятся до больших начальников, пока те проснутся и сообразят, что происходит, пока начнутся переговоры между проснувшимися начальниками и оперативной службой, пока начнутся неизбежные в таком случае запросы на «Сторожевой» — все это .займет приличное время, и если это время использовать с умом, то можно успеть сделать немало.

Поднявшись на ходовой мостик, Саблин приказал ничего не понимающему вахтенному офицеру лейтенанту Степанову, чтобы тот не отвечал ни на какие семафоры, и сам начал командовать уборкой праздничной иллюминации с верхней палубы. Не испытывая судьбу, тогда же Саблин забрал у Сайтова ключи от арсенала стрелкового оружия. На всякий случай он еще раз спустился в кают-компанию мичманов, чтобы посмотреть, что там происходит.

Но в кают-компании было уже пусто. О недавнем празднике напоминала лишь груда пустых бутылок, оставленных мичманами. Зато по корабельной трансляции все еще звучали рассказы замполита о его тяжелом детстве и не менее тяжелых отрочестве и юности. .. И ничего, что все это команда уже слушала стоя на юте, как говорится, повторение — мать учения!

В этот момент к Саблину подбежал матрос Сахневич и сообщил, что Фирсова он нигде не нашел, но в каюте № 23 собрались офицеры и старшины и что-то горячо обсуждают. В том, что могли обсуждать в каюте офицеры и мичмана, у Саблина сомнений не было. На корабле явно затевался контрреволюционный заговор против его коммунистической революции, и этот заговор надо было задушить в самом зародыше. При этом следовало действовать быстро, решительно и беспощадно. Приказав Сахневичу как можно скорее собрать надежных «годков» и вести их к каюте № 23, Саблин и сам поспешил туда.