Но конвойные потери были не главной проблемой.

Воспользовавшись тем, что все внимание Евгеники и Британии оказалось приковано к Атлантике и проводке изрядно потрепанного конвоя, Империя нанесла подлый удар исподтишка. Под покровом ночи около двадцати русских самолетов проникли в Северное море и подвергли атомной бомбардировке крупнейшие порты Северной Германии и Нидерландов. Противовоздушная оборона перехватила часть нападавших, но пять звеньев все же сумели прорваться к целям и успешно отбомбились. Все воздушные аппараты были уничтожены, но запоздавшее возмездие не восстановило из радиоактивных развалин и пожарищ портовые комплексы. Вот это стало настоящим, сокрушительным ударом, нанесённым буквально под дых.

Евгеника могла пережить лишение части подкреплений для сухопутных войск, могла компенсировать серьезные потери в кораблях. Порты подлежали восстановлению и вводу в строй ещё до окончания года. Но все ближайшие конвои, включая нынешнюю армаду, теперь придется экстренно распределять по побережью Бельгии и Франции, может быть даже Испании, которой давно пора забить в глотку её «нейтралитет». Из-за этого неизбежно рухнет долго и кропотливо выстраиваемая система снабжения армии на востоке.

Войска, технику, топливо, снаряжение — все придется выгружать в неподготовленных портах, перекраивая на ходу логистические цепочки и транзит. Даже внеплановые реквизиции не помогут — у обывателей нет многоосных трейлеров для тяжелой техники, артиллерийских тягачей, а типичную городскую бензоколонку танковый батальон выпьет одним глотком… И наверняка, вопреки строжайшим приказам, некоторые части в спешке были загружены «россыпью», отдельными подразделениями на несколько транспортов, то есть часть войск придется в буквальном смысле собирать как головоломку, по отдельным осколкам.

И в этом тоже не было бы ничего непоправимо–ужасного, не случись такая коллизия перед запланированным наступлением, которое должно состояться и завершиться безоговорочной победой до осени, любой ценой. Теперь придется либо бросать в бой некомплектные группировки при дефиците техники, либо откладывать операцию, даруя Империи ещё сколько-то драгоценного времени для подготовки.

Из этих соображений следовал неприятный и нелицеприятный вывод — «водные» поставили на карту все, и этот раунд остался за ними. Их потери снова кратно превзошли евгенические, но, фактически лишившись флотов, аборигены отыграли важнейшее очко в большой стратегической игре, пошатнув замысел и планы решающей кампании текущего года и всей войны.

Но хуже всего было не это.

Мужество противников было для Евгеники не в новинку, равно как и периодические поражения. Конечный итог все равно никогда не подвергался сомнениям, а сопротивление всегда отмечалось печатью безнадёжного отчаяния. Не стал исключением и «мир воды$1 — низшие формы разума могли сколько угодно сражаться, но их участь была давно измерена, взвешена и предопределена.

Однако сегодня Нация встретилась с чем-то совершенно иным. Неожиданно аборигены проявили настоящее стратегическое мышление, способность организовывать и проводить операции на разных театрах во имя единой цели. За их действиями прослеживалось четкое, хладнокровное планирование, жёсткая готовность ставить глобальные задачи и добиваться их любыми средствами. В этот момент Вождь чувствовал растерянность от того, что воля Нации с грохотом и лязгом столкнулась с чужой, чуждой, но не менее твердой волей.

Молчаливо и страшно скрипя зубами, Координатор ударил кулаками по прозрачной стене, буквально впился в толстое стекло скрюченными пальцами. Казалось, нажми он чуть сильнее – ногти прочертят в прозрачной пластине глубокие борозды. От резкого движения порыв воздуха качнул брошенный на пол скомканный лист, перевернул его, открыв две фразы, написанные от руки. Два слова – ответ Империи на предложение сдаться: «Приди и возьми.»

Иван уже полчаса как должен был спуститься к терпеливо поджидающей у подъезда машине, но отбытие откладывалось. Ян заболел. У ребенка поднялась температура, сухой лобик пылал как доменная печь. Срочно вызванный врач долго прослушивал маленькие лёгкие стареньким исцарапанным стетоскопом, близоруко всматривался в градусник и наконец вынес вердикт:

— Зубы.

— Что? – не понял Терентьев, машинально потирая нос. На днях у маленького Ивана прорезались верхние резцы, крошечные и острые, как иголки. Терентьев умиленно назвал сына «маленьким вампиренком», за что сразу получил от жены сложенной газетой. Кроме того, ближе к вечеру, в разгаре игры «проползи по папе» «вампиренок» цапнул отца за нос, едва ли не до крови. Уколы саднили и болели.

— Зубы, — повторил врач, складывая стетоскоп. – У младенцев такое бывает, хотя и не часто. Температура, боль. Я вам выпишу кое–какие медикаменты, но поверьте сорокалетнему опыту – просто сходите в аптеку за углом и купите «грызунчика» попрочнее, это такая соска из специальной резины, похожа на боксёрскую капу. В неё наливаете холодную воду, только не ледяную, и ребенок грызёт. Хорошо массирует десны и облегчает боль. Ну и… — старик вздохнул, одобрительно глядя на Терентьева, прижимающего ребенка к груди. – Больше родительской любви. Боль не облегчит, но все равно будет легче.

Малыш заплакал, не как обычно – во весь неслабый голос, а тихо и жалобно, страдальчески кривя алеющие губы.

Иван передал сына Ютте и проводил доктора в столовую, где было удобнее писать, ещё раз уточнил, как выглядит и применяется «грызунчик». Уже поступал вечер, но Терентьев надеялся, что успеет до закрытия аптечной лавки.

— Хорошая у вас семья, — заметил доктор, размашисто подписывая бланк.

— Да уж, — через силу согласился Терентьев. Над ухом у него словно тикал невидимый секундомер, отмеряющий множащиеся минуты опоздания. Конечно, курьерский термоплан подождет сколько нужно, но Иван не любил опаздывать и отчасти верил, что любое дело надо начинать хорошо.