— Нет, постой! — вдруг выкрикнул один из воинов, и Чех узнал в нем Балаку. — Это что же ты, центурион, предлагаешь снова задарма горбатиться?

— Тогда давайте по палаткам сидеть…

— Нет, мы и по палаткам сидеть также не согласны! Пока ты ездил к Аврелию, мы между собой решили, что в связи с холодами снимаемся и уходим в Виндобону, в свои казармы. Сейчас уже треть больных лежит, через месяц все поляжем!

— Верна-а-а! — загремела толпа, и Чех понял, что на сей раз уговорить ее не удастся.

— Ладно, — согласился он. — Два дня на сборы, потом идем в город. Там и будем ожидать ответа из Рима.

Через два дня колонна воинов с телегами возвращалась в город. Шли радостные, полные надежд на будущее. Впереди их ждали теплые казармы, спокойная служба. Пока то да се, прояснится в Риме их дело со средствами на разработку земли, наверняка император встанет на их сторону, потому что ему нет смысла ссориться со своими воинами. Пусть с запозданием, но деньги они получат. Зимой отдохнут, отъедятся, и с новыми силами возвратятся в Крапину, ставший им родным краем, второй родиной!

После полудня подошли к стенам Виндобоны. Ворота оказались закрытыми. Стали стучать. В окошечко выглянул стражник.

— Что надо?

— Ты чего, дядя, не узнаешь нас? — спросил его насмешливо Чех. — Это славянские центурии возвратились из Крапины.

— Не велено пускать.

— Кем не велено?

— Аврелием.

— Позови его на переговоры.

Окошечко захлопнулось.

Долго никого не было. Воины стали волноваться. Послышались возгласы:

— Где там Аврелий?

— Долго нам стоять на холоде?

— В родные казармы не пускают…

Примерно через час на верху башни показался Аврелий. Толпа тотчас примолкла, смотрела на своего начальника. Тот, хмурый, недовольный, обвел взглядом центурии, капризным голосом спросил:

— Почему без приказа покинули Крапину?

— Наступили холода, и в палатках невозможно жить. По ночам волосы примерзают к подушке, — ответил Чех.

— Меня не интересуют мелочи вашей жизни. Вы мне ответьте на вопрос: почему вы нарушили приказание императора о проведении земляных работ и самовольно покинули лагерь?

— Ты лучше сам ответь, где наши деньги, выделенные на земляные работы? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Так вот, в город я вас не пущу, даже не просите. Возвращайтесь в Крапину и приступайте к выполнению заданных вам императором работ.

— Никуда мы не пойдем! — выкрикнули в толпе. — Мы свою работу выполнили!

— Это что — бунт? — перегибаясь через край башни, рявкнул Аврелий. — Вы знаете, что за это бывает? Вас всех до одного прибьют гвоздями на крестах и выставят вдоль дороги на Крапину!

В ответ толпа взвыла надрывными голосами:

— Не запугаешь!

— Сотни раз пуганы!

— И не такое видали!

— Мы тебя самого на кресте распнем!

И тут кто-то из толпы воинов пустил стрелу. Она угодила в горло Аврелия. Тот схватился за нее, вгорячах пытаясь вытащить, но потом упал вперед и перевесился через край башни, бессильно опустив руки.

Все онемели. К Аврелию подбежали двое воинов, утащили в глубь башни. Толпа продолжала молчать, пораженная происшедшим. Лех выкрикнул:

— Кто это сделал? Я спрашиваю, кто выпустил стрелу без приказа?

В ответ — молчание.

— Не все ли равно, кто стрелял, — озабоченно произнес Чех и оглядел воинов. — Все равно придется отвечать всем.

Толпа подавленно молчала.

— За убийство военачальника, да еще такого высокого, как Аврелий, нам несдобровать, — продолжал Чех.

— Нам бунт припишут, — добавил Лех. — А за бунт…

— Так что делать? — спросил один из воинов.

Подумав, Чех ответил решительно:

— Уходить надо.

— Куда уходить?

— В родные края.

— В Крапину, что ли?

— Нет, Крапина не стала нам второй родиной. Уйдем к своим племенам.

— И уходить надо немедленно, — поддержал брата Лех. — А то, чего доброго, Тибул захочет отомстить за смерть отца и выведет римские центурии.

Чех вскочил на телегу, отдал команду:

— Разворачиваемся кругом! Направление — на переправу через Дунай! Походный строй: первой идет центурия Русса, второй — Леха, третьей — моя. Поспешаем, братья!