На полустанке в ожидании пригородного поезда стояла та же самая коза с вылупленными глазами. И когда поезд подошел и ребята, торопясь, грузились в вагон, коза все-таки выбрала момент, изловчилась и с разбегу поддала под зад вначале охнувшей, потом завизжавшей Ильдико. Габор запоздало кинулся на козу, но она так угрожающе выставила рога, что Габор смутился и счел за благо подняться на площадку. Тем более, что в тот момент, как сигнал к отправлению, раздалось от железнодорожного помещения певучее:

— Миленькая! Ты что ж опять за свое!.. Я тебе покажу!

Боже, как давно это было! Еще политики на куски рвали Польшу, еще о Второй мировой не помышлял ни один обыватель Венгрии, а пахарь по весне пахал парную от тепла землю и в душе радовался будущему урожаю.

В голове Имре остался тот давний разговор с Мартой. Они забежали от дождя в тихое кафе на краю улицы. Взяли по чашечке черного кофе и, вкушая крошечными глотками, смотрели в окно, как прохожие разбегались от летнего очистительного дождя, как вода пузырилась, с клекотом выбиваясь из водосточных труб, чтобы тут же исчезнуть под решеткой городской канализации. А по тротуару, на виду всей улицы, шла молодая пара и смеялась, держась за руки, смеялась навстречу секущему их дождю. Промокшая насквозь одежда обрисовала их ладные фигуры, вылепила грудь и бедра девушки, сбила ей прическу.

Люди, прячущиеся под козырьком кафе, показывали на них руками и тоже смеялись, завидовали их молодости.

— А мы с тобой спрятались! — с сожалением произнес Имре. — Ты заметила, что мы можем с тобой молчать?

— Но нам же не скучно от этого? — то ли возразила, то ли подтвердила Марта. — Время все меняет. Ничего нет постоянного. Кстати, зачем ты хочешь быть летчиком?

— Зачем ты хочешь стать балериной? — переадресовал он ей вопрос.

— Я не хочу стать балериной, — неожиданно призналась она. — Если хочешь знать, я не выношу этих тощих девиц. Мне кажутся они выводком пищащих цыплят.

— Из которых вырастают затем куры… — не удержался Имре.

— Как хочешь думай. Я не такая. Я знаешь, кем буду?..

Перед окном кафе поскользнулся и едва не грохнулся вылетевший под дождь паренек.

— …Нет, пока я не скажу, кем буду. А ты зачем хочешь стать летчиком? — она хитро посмотрела на него тем слегка насмешливым взглядом, который так ему в ней нравился.

— Ты видела парашютистов в небе?

— Ага!

— Красиво?

— Как на картинке. И ты из-за этого хочешь стать летчиком?

— Ты знаешь, как там себя чувствуешь, — он показал глазами вверх, — когда камнем летишь вниз? И сам себе кажешься камнем, у которого свист в ушах.

— Камнем с ушами, — рассмеялась она, гася пафос.

— Да вот, представь себе, камнем с ушами, который сейчас вонзится в землю. И все, и — точка. Тьма! И вдруг тебя кто-то встряхивает, над тобой раскрывается ослепительное солнце парашюта, а вокруг далеко-далеко…

— Насколько хватает глаз… — подыграла она ему.

— Да. Насколько хватает глаз, видно во все стороны, как живет и светится земля. Вот, когда летишь, ведешь самолет, иное впечатление. Особенно на наших тихоходных: будто на волах поле пашешь.

— Тебе разве приходилось и на волах поле пахать?

— Нет, это я так… А вот с земли смотреть: ты проносишься над крышами огромной птицей, и все замирают… Ты поняла?

— Я боюсь за тебя, — накрыла своей рукой его руку Марта.

— В смысле?..

— Вдруг однажды мне скажут, что ты разбился…

— Плюнь через левое плечо. Видела, сейчас парень пируэт совершил на мокром асфальте перед нашим окном? Он мог так шарахнуться… Так что никто не знает, где его последний полет. А ждать и предполагать — последнее дело.

— Я горжусь тобой, — сказала она просто.

— Я сам горжусь, — перевел он в шутку. — Тем более, что в этом мире больше некем гордиться, кроме как самими собой.

— Нет, правда. Когда я недавно увидела тебя после учебного полета прямо в летной форме, в шлеме, такого подтянутого и мужественного, я поняла, что ты — настоящий летчик.

— Что-то я не помню, чтобы в других кафе на тебя так действовала чашечка черного кофе, — засмеялся Имре. — Теперь мы будем только сюда ходить.

Он понимал, что разговор был результатом каких-то минутных настроений. Отстраненные стеной дождя и толпой прячущихся от него, они остались наедине друг с другом, когда хочется подвести какие-то итоги личной жизни, заглянуть в будущее. Но минута откровения кончилась вместе с дождем. Солнце внезапно залило улицу, крытую булыжником, сверкая во всем, в чем только можно. Прячущиеся от ливня посетители хлынули наружу, и в опустевшем кафе сделалось так неуютно, что Имре с Мартой поспешили убраться на залитую солнцем улицу.