«Они переносят пыльцу с цветка на цветок!» — И сердце Шпренгеля забилось сильнее, чем на первом экзамене в далеком детстве.

Шпренгель не был профессионалом-исследователем, но точность наблюдения считал важным делом, а потому и решил хорошенько проверить увиденное. Несколько дней он сидел около молочая и несколько дней ловил и осматривал пчел.

Все шло хорошо: редкая пчела не была испачкана в пыльце. Но чья это пыльца? У молочая, за которым следил Шпренгель, пыльники не были развиты, и откуда пыльца попадала на пчел, этого он не знал.

Лето прошло, отцвели молочаи, кончилась ловля пчел. Всю зиму думал Шпренгель о пчелах, пыльце и цветках и всю зиму изнывал:

— Да когда же придет лето?

Летом все выяснилось. Шпренгель разыскал и кипрей и молочай, наловил насекомых и осмотрел их, проследил, как пчелы перелетают с цветка на цветок. Тайна кипрея и молочая была раскрыта.

— Кипрей не хочет опыляться собственной пыльцой, — решил Шпренгель. — И вот у него тычинки и пестики созревают в разное время, на разных кустах по-разному. То же и у молочая.

Это открытие подействовало на него так сильно, что ни о чем другом он не мог думать. Он бродил от цветка к цветку и смотрел. Он видел, как пчела садилась на цветок кипрея с созревшими тычинками и пачкалась в пыльце. Видел, как испачкавшаяся в пыльце пчела садилась на цветок с созревшим пестиком, но с уже увядшими тычинками. Видел, как она оставляла пыльцу на липком рыльце молодого пестика.

— Какие хитрые эти цветы! — восклицал он. — Они приманивают насекомых сладким нектаром и заставляют их переносить свою пыльцу. Да они просто эксплуататоры насекомых!

Цветок и насекомое — эта связь стала ясна для Шпренгеля. Каждый цветок он рассматривал теперь применительно к своей теории. Искал в цветке железки со сладким нектаром, искал приспособлений для опыления при помощи насекомых.

— Цветы злаков невзрачны и не пахнут, у них нет сладкого сока. Кто же их опыляет? Насекомое не полетит на такой цветок, ему нечего на нем делать.

Шмель на цветке шалфея.

Шмель на цветке орхидеи ятрышника.

Шпренгель днями простаивал и просиживал около трясунок, мятликов, пыреев. Он не видал, чтобы насекомые часто навещали их, не видал переноса пыльцы насекомыми. Зато заметил другое: пыльцы в этих невзрачных цветках куда больше, чем в красивых и душистых. А когда в один ветреный день над колосьями и метелками злаков поднялись сероватые облачка пыльцы и понеслись по ветру, — он понял.

— Ветер!.. Ветер переносит здесь пыльцу.

Это было очень важное открытие. Важное прежде всего тем, что теперь Шпренгель знал, на какие растения ему стоит тратить свое время. Он не следил больше за колосьями и метелками злаков: здесь насекомое ни при чем, здесь роль переносчика пыльцы выполняет ветер.

Словно охотничья собака, ищущая дичь, шнырял он по лугам и перелескам, разыскивая красивые и душистые цветки. Найдя, срывал один, рассматривая его долго и жадно, а потом замирал — то стоя, то сидя — возле этого растения. Ждал насекомого, которое прилетит на цветок и заплатит ему за угощение переносом пыльцы.

Прелестные орхидеи сырых лугов давно привлекали внимание Шпренгеля. Раньше он просто собирал их для гербария, старательно разыскивая редкие виды, и только. Он, правда, изумлялся своеобразию их цветка, удивлялся странной форме лепестков, особенно тех, которые вытянуты в длинные шпорцы, но не искал смысла и значения этих шпорец. Любуясь прекрасным цветком и вдыхая его тонкий аромат, Шпренгель не заглядывал внутрь цветка, не интересовался его тычинками и пестиком. Раньше ему это и в голову не приходило, но теперь… Теперь интересовало устройство цветка, а не его красота.

Достаточно одного взгляда на цветок орхидеи, достаточно расчленить его и поглядеть на тычинки и пестик, посмотреть на пыльцу, чтобы сказать:

«Насекомое — вот кто опыляет этот цветок».

Правда, так скажет тот, кто знает о роли насекомых в переносе пыльцы.

Пыльца большинства орхидей очень своеобразна. Это не та нежная и мелкая пыльца, что летит по ветру или осыпает, словно пудра, головку и грудку насекомого. Нет! Она образует плотные и довольно большие комочки. Эти комочки прочно сидят в особых гнездышках-карманчиках, — их не может выдуть оттуда ветер, они не могут выпасть из гнездышек сами.