– Так, так, так, – насторожился док. – Что значит «тебе вручать»? А нам?

– «Вам»... – передразнил его Бурцев. – Мне, как старшему экипажа, положен орден. А вам – медальки. И то их, наверное, пришлют по почте. До востребования.

– Медаль, орден... Какая разница? Все равно обмывать. – Володя переключился на третью и нажал на газ. Допотопный двигатель уазика быстро раскрутился до максимальных оборотов, и водитель воткнул четвертую.

– Ты посмотри, док! – с восхищением воскликнул старший. – Да он у нас философ! Прямо-таки Сократ!

– Сократ на моем месте давно бы уже плюнул на все и торговал в бане пивом. А я тут вожусь с вами, как с детьми малыми, – беззлобно пробасил Володя, плотный рыжий мужик лет сорока. – Что там такое стряслось? На двенадцатом километре?

– В Ставке пока не знают ответа на этот вопрос. Поэтому решено было послать в тыл врага лучших из лучших. Трех богатырей верхом на верной газонокосилке.

В Москве спасатели ездят на «лендроверах», а в провинции – на микроавтобусах Ульяновского завода. Пусть эта машина не такая комфортабельная и не такая надежная, зато проста и неприхотлива. Кроме того, у нее есть одна замечательная особенность: в ней никогда не бывает холодно. Даже в лютые морозы температура не опускается ниже двадцати градусов, ведь двигатель, считай, расположен в салоне. Но до зимы еще надо дожить. На дворе – июль. Шестнадцатое число.

– Давай, Володя! Разводи пары. Как думаешь, твой самовар не успеет закипеть до двенадцатого километра?

– Исключено. Нам любой подвиг по плечу. Бурцев на мгновение зажмурился, изображая слезы умиления.

– Боже мой! Как это трогательно! Нет, похоже, одним орденом Шойгу не отделается. Тут тремя пахнет. Три ордена и полная канистра настоящего, самого лучшего дегтя – для нашей боевой картофелечистки.

Уазик обиженно накренился в повороте. Они миновали Калиновы Выселки и перед танком, установленным на постаменте, ушли налево, в сторону Дракино.

Пятью минутами раньше здесь промчался Джордж.

Десять часов пятьдесят две минуты. Аэродром «Дракино».

Мезенцев шел по полю и совершенно не чувствовал тяжести ранца, висевшего за его спиной. Да и стропы, намотанные на руки, совсем не ощущались. Ему казалось, что стоит подуть небольшому ветерку, и он опять поднимется в небо, молодой и легкий.

Инструктор немного перестраховался: попросил пилота зависнуть над самой западной оконечностью поля. Нет, он, конечно, поступил правильно, ему виднее, он же профессионал. Но...

Девяносто – это, как ни крути, девяносто. Мезенцев ухнул вниз камнем. Никакой ветер не смог снести его ни на сантиметр. Он так и ушел на землю – как топор под воду. И приземлился на самом краю летного поля. Теперь ему почти километр тащиться до аэроклуба.

Хотя... Чего он жалуется? Подумаешь, придется немного пройтись. Да если потребуется, он и в Протвино пешком пойдет. А то и до самой Москвы дошагает и не почувствует усталости.

Все-таки упругий адреналиновый душ – великое дело. Время от времени надо давать себе встряску. Надо поддерживать в себе сознание того, что ты – мужчина. Тот факт, что у тебя между ног кое-что висит, ко многому обязывает. Не для того же висит, чтобы просто звенеть? Совсем не для того!

Он рассмеялся. «А ведь последние годы я только и слышал, что этот нежный мелодичный звон. Отовсюду. Включаешь телевизор – сидит диктор с серьезным и печальным лицом. Сидит и звенит. Идет концерт – двухметровый детина с химией на голове что-то противно орет козлиным голосом. Орет и звенит. Какой-нибудь модный выскочка дает интервью – закатывает глаза и надувает щеки. Говорит и звенит. Да и сам я тоже – частенько ПОЗВАНИВАЛ. Да что там „частенько“? Звенел постоянно, как пожарная сигнализация. Нет! Хватит! Теперь все будет по-другому! И чего я злюсь на Наталью? Ведь женщины тоже это слышат. Кругом одни мудозвоны! Попробуй-ка" найди нормального мужика!»

Эта мысль показалась ему настолько забавной и одновременно правильной, что он тут же решил вставить ее в новый роман. Рукопись, прерванная на двухсотой странице, лежала дома, на столе рядом с машинкой. И теперь ему не терпелось к ней вернуться. Но сначала...

Сначала надо выпить шампанского. Не столько выпить, сколько облиться им – с головы до ног, а потом уже допить остатки прямо из горлышка. Как пилоты «Формулы-1». Только у них победы, конечно, повесомее...

«Зато я ни с кем не соревновался. Я победил себя – а это куда важнее».

Он поймал себя на мысли, что ему бы хотелось... Ему бы ОЧЕНЬ хотелось, чтобы Наталья была где-то рядом. Где-нибудь поблизости. Чтобы она просто молча наблюдала за происходящим со стороны. Наблюдала и... гордилась им. Оценивала бы его по-другому: заново и более высоко.

Да он и сам чувствовал, что стал немного другим. Немного лучше, чем был. И пусть у него ничего сейчас не было, а денег – только убавилось, это ерунда. Это не так важно. Деньги появятся. Теперь он в это верил. Они все равно будут. Деньги – как тень. Не надо за ней бегать – не догонишь. Надо идти в обратную сторону – к солнцу, тогда они сами побегут за тобой.