Шрифт:
Я едва не спросил у Хедвики, откуда она знает моё имя, но вовремя прикусил язык.
Она улыбнулась мне так же тепло, как тогда утром.
— Спасибо.
— За что? Я же ничего не сделал.
— Вот за это и спасибо. Многие на твоём месте начинают впадать в истерику, кричать, угрожать сжечь нас вместе с гостиницей. Один даже чуть не задушил эту дуру. А ты какой-то странный. Слишком спокойный.
— Наверное, это потому, что после вчерашней ночи меня трудно чем-нибудь напугать.
— Не обижайся, но я терпеть не могу таких храбрецов. Их непросто заставить молчать о случившемся.
Вот так всегда. Только почувствуешь себя смелым, а приходится возвращаться в привычное состояние, чтобы избежать новых неприятностей.
— Обещаю, я никому ничего не скажу.
— Даже Франсуа и вашему спутнику.
— Даже им, — подтвердил я, чувствуя, что это будет мне стоить огромных усилий. У меня и так накопилось чересчур много секретов, и каждый новый ложился на душу тяжким грузом.
Хедвика долго не отвечала. Она скрестила руки на груди, и от неё вновь повеяло холодом. Мне не нравилось находиться в плену её глаз, я чувствовал себя почти так же, как и прошлой ночью на кладбище. Таким же бестолковым и беспомощным.
Подул лёгкий, но противный ветер. Я хотел было предложить Хедвике свою куртку, чтобы хоть как-то нарушить молчание, однако она вдруг заговорила первой.
— Я тебя совсем не знаю, — её голос прозвучал настороженно, — поэтому я не могу поверить тебе на слово. Мне нужно что-нибудь взамен на мою тайну. Например, твоя.
— У меня нет тайн.
— А ты рассказал Франсуа, где был той ночью и кто тебя ранил? Он меня уверял, что даже представить себе не может, как такое вообще могло случиться.
Я еле сдержался, чтобы не чертыхнуться. И что мне делать? Соврать, что я ничего не скрываю от Франсуа?
— И что это были за буквы? — Хедвика снова нанесла мне болезненный удар.
— Я не хочу об этом говорить. Ни с кем, — отчеканил я.
— Учти, я колдую лучше сестры.
— Так преврати меня в козла, и будем квиты!
Разумеется, такой исход дела был мне не по душе, но я был не обязан откровенничать с первой попавшейся колдуньей. Я уже и так «мило» пообщался с вампиром, и ничего хорошего из этого не вышло. Пусть это не было моей виной, только я всё равно не мог простить себе, что поддался чарам и выболтал Филдвику почти всё что мог.
Хедвика многозначительно ухмыльнулась.
— Неужели тебе настолько дорога твоя тайна?
— Да.
Я не стал ей ничего объяснять. Не хотел.
Хедвика не успела мне ничего ответить. Она вдруг ахнула и кинулась к Франсуа. Я тут же повернулся к нему. К счастью, мои худшие ожидания не сбылись: к моему другу, слава Богу, вернулся прежний вид. У меня просто на сердце полегчало, когда я увидел, как он сидит на земле и, тихо постанывая, прячет лицо в ладонях.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила у него Хедвика на французском.
Франсуа потёр глаза.
— Я чувствую себя болваном. Не надо было пить этот абсент. На вкус дрянь, так ещё и в голову нехило ударил. А где это мы?
Я взял его под руку, чтобы помочь встать. Какой же он тяжёлый!
— На заднем дворе. Ивана тебе записку передала…
— Какую ещё записку?! — Франсуа так громко проорал это, что я захотел закрыть ему рот ладонью. — Эта нахалка ещё и писать умеет?.. А, да… Было что-то такое… Или нет?
Хедвика понизила голос до шёпота:
— Эй, потише. Люди спят, а ты шумишь. Хорошо, что моя комната на первом этаже, я прямо через окно к вам вышла.
— Роберт, я тебе не говорил, что она прелесть?
— Говорил, — вздохнул я. — Пойдём, хватит с нас полуночных прогулок.
— И мы не проводим даму до окна?!
Я не до конца понимал, что с ним творилось. То ли этот абсент и впрямь волшебный напиток, то ли это последствия колдовства. В любом случае ни одна из версий этой истории не должна дойти до Элен.
Раньше все разговоры о графе де Сент-Клоде меня немало напрягали. Мне было очень неловко от того, что Франсуа хочет познакомить меня с ним и его семьёй. Я же не аристократ и даже не выдающаяся личность. Одним словом, я не тот человек, которого многие сочтут за честь пригласить в гости. Теперь меня это не волновало. Наоборот, я уже сам хотел наконец-то провести время в компании приличных людей. Чтобы они не были преступниками, чудовищами или колдунами. Чтобы не проявляли ко мне излишнего внимания. Чтобы не лезли в мои дела.