— Ничего себе!

— Вот поэтому эти подлецы без аванса не берутся за работу. Украсть свежее тело — задача не из лёгких. У моих знакомых несколько раз срывались сделки только из-за того, что могилы по ночам стерегли родственники покойников.

— Даже так! И как только терпения у людей хватает…

— Так ведь и не нужно вечно бдеть у надгробия. Только до тех пор, пока труп не станет непригодным. Только не нужно думать, что, кроме медиков, никто не тревожит мёртвых. Есть много фетишистов, желающих добыть голову врага или сердце любимого человека…

Тут Хедвика вновь потребовала, чтобы мы не отвлекались, и прозрачно намекнула на то, что мой рассказ незакончен. Спорить с ней никто не стал.

Андрей открыл дневник и с лёгким шорохом полистал его.

— Я не знаю латынь, — сказал я. — А моего отца очень напугали эти записи, поэтому дневник не даёт мне покоя.

— Вы не знаете латынь? — Андрей посмотрел на меня, как на пещерного человека.

— В детстве мама заставила несколько молитв выучить, но я их уже не помню…

— Где вы учились?

— Нигде. В смысле, дома. У родителей не было возможности дать мне нормальное образование.

— Вот как. А по жизни вы чем занимаетесь, кроме поиска сомнительных приключений?

— Я учитель в деревенской школе. Ещё служу секретарём у одного человека.

Мне не хотелось вдаваться в подробности. Нечего посторонним знать про Элен и наши с ней родственные отношения.

— Ты же сможешь сделать для него перевод? — нетерпеливо спросила Хедвика.

— Конечно, — Андрей отложил дневник в сторону и взял самую мерзкую часть моего наследства. — А это что?..

Я с трудом поборол соблазн отвернуться или хотя бы закрыть глаза.

— Похоже на руку славы, но только похоже, — усмехнулся Андрей, разглядывая обрубок. — Теперь ясно, почему так называется гадюшник, в который вы сунулись.

Вспомнились слова Филдвика. Он говорил, что ему перешло не только членство клуба, но и рука. Неужели у всех этих негодяев есть такой сувенир?

— Скверная вещь, — нахмурилась Хедвика.

Андрей стоял на своём.

— Не похожа на настоящую.

— Мне виднее.

— Может, объясните, какой толк от… этого? — вмешался я.

— Рука славы — это атрибут чёрной магии. В наше время редкий, — Андрей как ни в чём не бывало вертел «атрибут чёрной магии». — Я, наверное, вам уже надоел своими рассказами о трупах, но мне впервые стало известно об этом явлении именно во время учёбы. Нам давали работать с телами казнённых преступников, и у некоторых были посмертно отрезаны руки. Тогда я и узнал, что висельник — лакомый кусочек не только для ворон. Представляете, до сих пор есть ненормальные, которые верят в то, что из человеческих волос, кожи, ногтей и прочих частей тела можно делать лекарства.

— Какое-то средневековое мракобесие, — поёжился я.

— Верно. Только чёрную магию никто не отменял. Если правильно соблюдать все необходимые ритуалы, то из правой руки висельника получится рука славы. Весьма сильный магический атрибут, которым может пользоваться не только человек со сверхъестественными способностями.

Наконец я понял, что заставило Андрея усомниться в подлинности.

— Она ведь левая!.. А разве так не было бы логичней?

— Вас в детстве пугали сказками про дьявола-левшу, чтобы вы больше пользовались правой рукой? Вот это — истинное мракобесие. Запомните, почти все преступники правши.

Я воспринял его слова, как комплимент собственной леворукости.

— Настоящая рука славы способна на многое, — с вдохновением продолжал он. — Она открывает любые замки, наводит на людей сонные чары. А если в неё вложить свечу из человеческого жира, её можно использовать как смертельное оружие.

— Может, её следует уничтожить? — с надеждой предложил я. У меня не было желания владеть чьей-то отрезанной частью тела, и я бы не огорчился, если бы она, например, сгорела.

Но Андрей не согласился.

— Давайте для начала проведём эксперимент.

Он присел на корточки перед камином и осторожно поднёс уродливую чёрную руку к огню. Её очертания вдруг стали меняться. Корявые пальцы распрямлялись на глазах!

— Ага! — Андрей резко подскочил. — Вы только посмотрите! Какая красота! Чудесно! Впервые сталкиваюсь с подобным!

Мои представления о красоте оказались противоположными. Ну что может быть привлекательного в бесхозной руке, у которой на жёлтых кончиках ногтей качаются огоньки? Безобразие, конечно, притягивает, но зачем подменять понятия?