— Привычка.

«Хороша привычка», — подумал я, а вслух сказал:

— Идём в дом.

В полумраке кухни новоиспечённый родственник мне ещё больше не понравился. Без света вообще всё кажется менее дружелюбным, а свалившийся с неба двойник и тёзка в одном флаконе представлял собой поистине зловещее существо. Держался он уверенно, так, словно встреча произошла самым благоприятным образом. Закинув ногу на ногу, Роберт сидел на столе и рассматривал меня с нахальной улыбкой.

— Кто ты такой? — я скрестил руки на груди, стараясь не выдать волнения. — Почему у нас с тобой одно имя?

Роберт провёл рукой по столешнице и медленно растёр пальцами налипшую грязь.

— Будут ещё вопросы или это всё?

— Посмотрим.

Он протяжно хмыкнул, бегло взглянул на потолок, после чего устремил взор не на меня, а в сторону сложенной кухонной утвари. Очень похоже себя ведёт Жак Пулен, прежде чем сочинить оправдание очередной своей проделке.

— Наши отцы были единокровными братьями, так что, можно сказать, мы кузены. А почему имя одно на двоих… Слушай, а тебе не всё равно, почему? Совпало так. Судьба.

Какое изящное объяснение — судьба, надо взять на заметку. А рассказ всё равно подозрительный. Я-то рассчитывал услышать нечто менее замысловатое, например, историю про пропавшего в детстве близнеца.

— Допустим, мы с тобой кузены, — недоверчиво начал я, — тогда почему мы встретились именно здесь и сейчас? Тоже дело рук судьбы?

— Что ты привязался, я тебе не гадалка! Я знаю не больше тебя.

— Да неужели? Ты знал о моём существовании, а я о твоём — нет. И ты нашёл меня в чужой стране, в доме, где я ещё и дня не прожил.

— Можно подумать, это было легко. Даже твоё имя мне до сегодняшнего дня было неизвестно…

— Что бы ты ни говорил, я тебе не верю. Слишком много нестыковок.

— По-твоему, я лжец?

— Не знаю.

Между нами повисло напряжение, как перед дикими животными, готовыми вцепиться друг другу в глотку. Я почти не сомневался, что этот Роберт и впрямь может накинуться на меня. От страха снова перехватило дыхание. Кто он? Ещё один потомок моего злосчастного деда или самозванец? Честное слово, я бы не удивился, если бы он вдруг превратился в Филдвика.

— Теперь моя очередь задавать вопросы, братец, — вкрадчиво заговорил он, и при этом в его голосе почти ничего не осталось от моего тембра. — Для начала, как ты смотришь на то, чтобы поделиться наследством?

Вещи Родерика предстали перед глазами. Все до единой.

— У меня ничего нет, — горло словно сжимало тисками, — родители ничего мне не оставили, и даже если бы что-то было…

— Не прикидывайся, ты всё понимаешь. Твой отец хранил магические артефакты Родерика Сандерса, и сейчас они у тебя.

— Нет.

— Брешешь.

В этот момент дверь распахнулась нараспашку, и внутрь зашёл Жак.

— Вот ты где! — он швырнул в Роберта два свёртка. Один был благополучно пойман налету, второй с треском ударился о край стола и упал на пол. — Учти, это было в последний раз! Больше я никуда один не пойду. Пока лавки нужные искал, чуть не поседел, а как возвращался, так ещё сильней заплутал. Про лавку-то хоть у людей спросить можно, помогут, а тут как? Дом же у нас тайный…

Я так редко видел друга рассерженным, что не сразу осознал произошедшее.

— Жак, я здесь. У очага.

Наконец встретившись с ним глазами, я помахал в ироническом приветствии. Жак громко ахнул и вновь уставился на Роберта. Тот отсалютовал надкушенной булкой.

— Ты тоже его видишь?

— Конечно. Он же человек. Хотелось бы верить…

— Эй, тут не все такие учёные, можно говорить по-английски? — встрял Роберт, активно уминая сдобу. Половину слов я разобрал чисто интуитивно.

— Он не человек, а призрачный двойник! Он предвещает смерть, — на полном серьёзе сообщил Жак.

— Брат, что он там кудахчет?

— Его надо прогнать молитвой!

— Все французы такие истерики?

— Отче наш… Роберт, не стой столбом, за мной повторяй!

— Фу, у вас на пороге мышь дохлая валяется.

— Да что ты молчишь?!

— Скажи ему, чтоб заткнулся.

— Сгинь, ты его не получишь!..

От двойного напора аж голова шла кругом. Едва я открывал рот, чтобы успокоить одного, меня сбивал другой. Даже педагогический опыт не пришёл на помощь. В принципе, он никогда меня особо не выручал.