Шрифт:
— Доброе утро, молодой человек.
Я обернулся на голос и увидел пожилого человека, вертящего в пухлых пальцах пенсне. Он смотрел на меня подозрительно ласково, почти с отеческой улыбкой, и словно ждал ответа.
— Что это за место? — я удивился тому, что снова могу себя контролировать. — Что вообще происходит?
Я неосторожно опустил взгляд и обомлел. Моё тело было прозрачным! Потеряв дар речи, я поднял перед собой серые ладони, сквозь которые просвечивался земляной пол. Нет, не может быть…
— Все поначалу пугаются, — заметил старик.
— Я… умер?
— Не знаю. Да и вам не всё равно?
— Что со мной произошло?
— Не знаю, — так же беспечно отмахнулся он. — Вас это не должно волновать. С этого дня для вас начинается совершенно новая жизнь. Прошлое теперь не имеет значения.
Я встал, чтобы подойти ближе к нему и наткнулся на невидимое препятствие, почти такое, какое использовала Ивана, когда я был вампиром. Под ногами ничего похожего на зёрна не оказалось. Я находился в круге с начерчённой по центру пятиконечной звездой.
— Выпустите меня.
— Даже не мечтайте, я за вас деньги заплатил, причём немалые.
— Кому? — от шока я не мог угнаться ни за одной мыслью.
Старик надел пенсне и стал медленно прохаживаться вокруг меня.
— Мда-а-а… Внешний вид неидеальный, но могло быть и хуже. Расслабьтесь. И не хмурьтесь, я хочу получше рассмотреть ваше лицо.
Да он сумасшедший!
— Я не товар!
— Дерзить не надо, я этого не люблю. Вы даже не представляете, какой вы счастливый, другим на вашем месте редко так везёт. Вы должны быть благодарны мне за то, что я выкупил вашу душу у демона.
— У какого ещё демона? — прошептал я, с ужасом вникая в каждое его слово.
— Эх, молодость. Душа бунтарская, а память короткая, — гадко хохотнул старик. — У того, кому вы её продали.
— Не было такого!
Он ухмыльнулся, покачал головой и взял с ближайшей полки синий гранёный флакон, безыдейно закупоренный пробкой.
— К чему эта бравада? Вы сейчас никто и ничто, всего лишь бесплотный дух. Если не хотите неприятностей, слушайте меня и перебивайте. Времени мало, а нас ждёт клиент. Всё, что от вас требуется — беспрекословное послушание. Повторяю — беспрекословное. Никаких споров и уж тем более вопросов не по делу. Вести вы себя должны гораздо прилежней, чем сейчас.
— Не то что?
Не запугает. Ситуация сложилась настолько плачевная, что усугубить её уже ничто не сможет.
— Думаете, что вам нечего терять? Напрасно, — этот тип показал рукой на полки, заставленные разноцветными флаконами. — Среди них есть и те, кто тоже решил показать характер. Вместо того чтобы оставаться среди людей, они бесконечно созерцают свою жизнь. Я человек милосердный и даю им второй шанс, однако его надо заслужить. Хотите ещё годик-другой провести в стекле?
Я невольно вздрогнул, представив, что недавно сам был помещён в столь крошечный сосуд.
— Хотите? — напирал старик.
— Нет.
— Вот и славненько. К сожалению, вам придётся ненадолго в него вернуться. До скорой встречи.
Не успел я и глазом моргнуть, как весь подвал сузился до одного синего флакона.
Как надоело быть беспомощным. Сколько можно позволять совершенно посторонним личностям глумиться над собой? За что мне всё это? Риторических вопросов у меня накопилось немало, и их было трудно отделить от более практичных мыслей. А они, как назло, не отличались оптимизмом. Господи, я же не мог умереть, я бы обязательно это заметил… Бред, какой бред. Даже думать об этом не хочу!
А думать мне некогда. Память любезно подкинула эпизод, в котором я без особой надежды на спасение бежал через еврейское кладбище в Праге. Даже зная, что в этой битве Филдвик потерпит поражение, было нелегче. Темно, везде надгробия, и чертовски болит изрезанная рука. Короче говоря, это не то, о чём приятно вспоминать и рассказывать друзьям.
С кладбища я переместился прямиком в поместье де Ришандруа. Здесь вроде всё тихо-спокойно. Никто не действует мне на нервы, как обычно. Только коридор слишком широкий, и картины отчего-то высоко висят… Обычное дело для памяти — вернуться в детство, когда мир кажется таким большим. Наверное, в тот день мужа Элен не было дома, иначе я не могу объяснить, почему осмелился устроить променад. Я бродил по коридору, как по картинной галерее, разглядывая, обрамлённые позолотой, полотна. Мне нравились те, что изображали животных, например, лошадей и собак на охоте, а портреты предков графа вызывали стойкую неприязнь. Не потому, что они состояли с ним в родстве, просто лица у них были слишком суровые и неприветливые. Злые, одним словом.
— Что… Что ты здесь делаешь?
Папа! Я кинулся на голос. Завернул за угол и встал у приоткрытой двери в кабинет. Да, у меня не получится с ним поговорить, но так хочется его увидеть.
— В чём дело, сын? Ты не рад меня видеть?
— Как ты проник сюда?
— Окно было открыто.
— Не паясничай, это второй этаж.
Заинтригованный, я затаил дыхание и припал к стене. Слава Богу, маленький Роберт тогда не прошёл мимо. Если меня не вынесет в другое воспоминание, я увижу главного виновника своих злоключений.