И что делать, если это русские? Петь им песни Высоцкого и нести околесицу по поводу промежуточного патрона и командирской башенки на «Т-34»?

Он не хочет к русским, вдруг осознал Торопов. Что ему там делать? Ходить на партийные собрания? Он помнит, как проходили комсомольские в его молодости, какую смертную тоску навевали все эти доклады… Хотя сам он регулярно выступал. Ведь выступал, другого способа пробиться наверх он не видел. Или вкалывать, или приспособиться. Вкалывать не хотелось.

За окном начало смеркаться, когда Нойманн решил, что пора выдвигаться.

– На машине? – спросил Торопов.

– Зачем? Пешком. Тут через лесок всего километров пять. Прогуляемся, не привлекая внимания.

– Здесь есть щетка? – Торопов встал с дивана и подошел к зеркалу, висевшему на стене. Щелчком сбил пылинку с белоснежного кителя, попытался ладонью разгладить морщинку на рукаве.

– Какую щетку?

– Одежную. И хорошо бы бархотку для обуви. Форма и так уже примялась, а если пойдем через лес… – Торопов покачал головой. – Не хочется предстать перед… начальством в затрапезном виде.

– Не волнуйтесь, Торопов, тряпку для ботинок мы вам дадим, а чуть примятый мундир, честное слово, вам не помешает. – Нойманн тоже заглянул в зеркало, бесцеремонно отодвинув Торопова в сторону, поправил узел галстука и удовлетворенно кивнул. – Вполне достойный вид, не нужно нервничать.

В комнату вошел Пауль, дежуривший все это время снаружи.

– Что? – тихо спросил Нойманн.

– Лучше бы нам идти, – сказал Пауль.

– Чужие?

– Кто-то спугнул птиц, – сказал Пауль. – Может, олень, а может…

– Пойдем. – Нойманн достал из кармана пистолет, щелкнул затвором. – Через час встреча.

Они вышли.

Дневная жара уже спала, тянуло даже легкой прохладцей, будто неподалеку было озеро или болото. Скорее, озеро, было просто свежо, без намека на гниль.

– Вот туда, – указал Нойманн. – Пауль вперед, Краузе прикрывает.

– Хотя бы уже поскорее сдать этого красавца, – пробормотал Пауль, проходя мимо Торопова.

– Сам жду с нетерпением, – не удержался Торопов. – Прямо во сне вижу.

– О! – восхитился Пауль. – Самолюбие прорезалось…

– А давайте просто пойдем, – сказал Краузе, разглядывая деревья со стороны дороги. – Мне как-то неуютно…

– Вперед, – скомандовал Нойманн.

Лес был чистый, ухоженный, без подлеска, без кустарника и сухих веток.

Вот такой должен быть порядок во всем, подумал Торопов. И будет.

Они прошли уже километра два, когда их нагнал Краузе.

– Сзади. Трое.

– Только трое? – быстро спросил Нойманн.

– Я увидел троих. Метрах в ста.

Нойманн оглянулся.

– Пробежимся? – предложил Краузе. – Хотя…

– Что – хотя?

– А если они нас гонят в засаду?

– Резонно, – кивнул штурмбаннфюрер. – Значит, движемся без суеты, но быстро. Пауль, ты слышал?

– Слышал, – ответил Пауль, который стоял метрах в десяти впереди. – Я немного пройду вперед…

Я не хочу, подумал Торопов. Я не хочу… Чего именно он не хотел? Не хотел, чтобы за ними гнались? Не хотел, чтобы его травили, как зверя. Выгоняли на номера…

С утра все было так хорошо. Форма, документы… Черт, документы… Они ведь делали ему документы, отдавали фотографию в канцелярию, и там кто-то… На русских работал? Или на кого-то из местного руководства? В любом случае – они получили фотку Торопова, получили возможность опознавать его…

– Никому нельзя верить, – пробормотал Торопов.

– Вы что-то сказали? – спросил Нойманн, нагоняя его.

– Ничего.

– Это правильно. Не сбивайте дыхание. А то ведь придется бежать, а вы запыхаетесь… Вы же не спортсмен? Так, интеллигентская особь дегенеративного типа…

– Я добегу, если будет нужно… – пообещал Торопов. – Это ведь недалеко?

– Просто рядом. – Нойманн указал рукой вперед, в сумерки, которые уже начали заливать лес. – С километр, не больше…

Сзади гулко ударил выстрел. Еще один.

Торопов оглянулся на ходу, споткнулся и чуть не упал, его вовремя поддержал Нойманн.

– Что это? – спросил Торопов.

– Это пистолет-пулемет, два одиночных выстрела, – сказал Нойманн. – Краузе решил, что наши преследователи слишком приблизились… Если перейдет на автоматическую стрельбу…