Печальные одежды были у нас в употреблении с незапамятных времен и назывались черным, смирным и печаль ным [63] . Боярин Петр, отправленный послом от в. к. Изъяслава (в 1153 г.) к галицкому князю Владимирку, был встречен перед дворцом сановниками и слугами в черных одеждах. Посол вошел в сени: там юный князь Ярослав сидел в черной одежде и клобуке среди вельмож и бояр, одетых в печальные платья. Ему подали стул. Ярослав заливался слезами. Изумленный боярин хотел знать причину общей горести и сведал, что Владимирке, отслушав вечерню в церкви, упал и, принесенный во дворец, скончался. После смерти Марии, супруги Иоанна IV (сконч. в 1569 г. сент. 1), царь, бояре, дворяне и все приказные были в смирных или смиренных платьях; шубы на них были бархатные камчатные, без золота, потому что государь был в кручине; дела остановились; по городам служили панихиды и давали милостыню нищим [64] .

Вот обряд погребения царя Феодора Алексеевича. В 1682 г. апр. 28, в пятом часу дня, вошел патриарх Иоаким со всем духовенством, хоругвями и крестами в траурную комнату, в которой лежало тело государя под золотым балдахином, и отпевал. Потом спальники несли тело под тем же балдахином, а за ним другие спальники надгробную доску, покрытую серебряной объярью. По принесении усопшего на красное крыльцо, его положили на приготовленные сани [65] , обитые золотым атласом, и понесли красным крыльцом — среднею лестницею — до Михайловского собора. Перед телом шли со святыми иконами и крестами священники и дияконы; за ними государевы и патриаршие певчие, которые пели надгробное пение; потом игумены, архимандриты, епи скопы, архиепископы, митрополиты и патриарх. За телом шел государь Петр в смирном платье, его мать царица Наталия Кириловна; за ними окольничие, думные, дворяне и ближние люди; после царевичи и бояре: все в черной одежде. За ними дворяне несли царицу Марфу Матвеевну на санях, обитых черным сукном. За царицею шли боярыни, кравчий, казначей, верховые боярыни (статс-дамы) и другие придворные дамы в смиренном платьи. Государь Петр по прибытии в собор простился с усопшим своим братом и возвратился во дворец со своею державной матерью.

По отправлении патриархом обедни и надгробного пения со всем духовенством, присутствовавшие подходили целовать руку умершего царя с неутешными слезами и воплем и, наконец, опустили гроб в могилу [66] .

Великих князей и их семейственный род предавали земле без пышности; но народ всегда сетовал и лил по ним слезы непритворно. Он плакал сердечно; а его слезы — лучший памятник для царей. Все сословия провожали любимого монарха до самой могилы. Сказания о них, к услаждению памяти потомства, сохранились в наших летописях. Когда в. к. Владимир I скончался в Берестове (1015 г.), в загородном своем дворце, не избрав по себе наследника, тогда приближенные его выломали ночью пол в сенях, завернули тело в ковер, спустили вниз по веревкам и отвезли в храм Богоматери, скрывая смерть от усыновленного Святополка, дабы дать время любимому его сыну Борису, возвратиться в Киев и занять престол. Но печальная весть скоро разнеслась по городу: вельможи, народ и воины бросились в церковь — и своим стенанием изъявили отчаянную горесть. Все оплакивали его и провожали до могилы. То же нелицемерное чувство печали было изъявлено в. к. Ярославу, которого тело несли из Вышегорода, и все рыдало по нем. В. к. Изъяслав, убитый в сражении (1078 г.) близ Чернигова, был предметом всеобщей печали. Когда тело его привезли в Киев на лодке, тогда на берегу реки встретили его киевские жители со слезами: знатные и бедные, светские и духовные. Вопль народный, как говорит летописец, заглушал священное пение [67] . Александр Невский, истощенный в силах душевных и телесных в ревностном служении отечеству, гаснул, видимо. Окружающие это видели и плакали; они все были готовы лечь с ним во гроб, любив его гораздо более, нежели отца родного. Митроп. Кирилл, узнав о его кончине (1263 г.), воскликнул в собрании духовенства: «Закатилось солнце отечества!» Никто не понимал его слов; он долго безмолвствовал, залился слезами и сказал: «Не стало Александра!» Все задрожали. Гробовая весть быстро разнеслась по столице, и все повторяли с отчаянием: «Погибаем!» Духовенство и жители Владимира, несмотря на жестокий зимний холод, пошли навстречу гробу до Бого любова: не было человека, который бы не плакал и не рыдал; всякому хотелось облобызать мертвого и сказать ему, чего Россия в нем лишилась. Дмитрий Донской был равномерно оплакиваем; его похоронили в церкви Архангела Михаила (1389 г. мая 19). Когда в. к. Василий Иванович находился на смертном одре, тогда никто не спал в Москве. С ужасом ждали вести; народ толпился на улицах; плач и вой раздавался от Кремлевского дворца до Красной площади. Бояре, заливаясь слезами, уже не удерживали окружающих от громкого плача и стенания. Когда государь скончался (1533 г.), тогда все зарыдали. Митрополит омыл тело, вытер хлопчатой бумагою и облек в полное монашеское одеяние. Между тем ударили в большой колокол; тело положили на одр, принесенный из Чудова монастыря, и растворили двери. Народ устремился с воплем и целовал оледеневшие руки. Любимые певчие царя пели хором «Святый Боже». От рыданий и стонов никто их не слыхал. Иноки Иосифова и Троицкого монастыря несли тело в церковь св. Михаила. Скорбь в народе была неописуемая, потому что дети хоронили своею отца, по выражению современников. Сын его Иоанн IV, наводивший ужас при жизни, был страшен и мертвым; царедворцы долго не верили глазам своим, что он умер, и не объявляли о его смерти. На третий день совершилось погребение во храме св. Архангела Михаила, но слезы народные не текли по усопшему. Глас народа — глас Божий; суд тогда же совершился: и в потомстве осталась о нем память Грозного. Напротив, кончина сына его Феодора (1597 г.), которого народ любил, приписывая действию его ревностных молитв благосостояние отечества, рыдал по нему. Когда на рассвете ударили в большой колокол Успенский, тогда раздался в Москве вопль от палат до хижин. Каждый дом, по словам современников, был домом плача. Дворец не мог вместить людей, стремившихся облобызать усопшего. Царица Ирина ужасала всех своими стонами и воплями: она терзалась и никого не слушала. Из уст ее, обагренных кровью, вырывались слова: «Я, вдовица бесчадная, мною гибнет корень царский!» Погре бение совершилось в церкви Михаила Архангела. От слез и рыданий прерывалось священнодействие, и за воплем народным никто не мог слышать пения. По совершении печального обряда раздали богатую казну бедным, церквам и монастырям; отворили темницы, освободили всех узников, чтобы действием милосердия увенчать земную славу Феодоровых добродетелей. Не менее умилительное и трогательное воспоминание — о смерти Петра В. Народ, назвавший его отцом отечества, любил его, как дети своего отца. Когда пронеслась весть по Петербургу о безнадежности его вы здоровления, тогда весь народ обратился во храм и молил Бога со слезами о продолжении дней его, поныне драго ценных для всей России. Но судьбам Всевышнего угодно было воззвать его в обитель вечности, а жители долго не знали, что Петра уже не стало. От них скрывали — единственно из горести. Едва пролетела молва о кончине незабвенного монарха, вдруг нахлынули толпами ко дворцу его, находящемуся на Петербургской стороне, окружили с плачем и воплем, и думали, что отчаянным своим рыданием поднимут его из гроба. Кн. Меншиков явился к народу: он плакал неутешно и от слез своих не мог вымолвить ни слова. Его чувства разделяли, и все плакали с ним. Вопль раздавался повсюду, и вся столица обливалась слезами. Государыня Екатерина была в неописанном отчаянии: она не отходила от гроба, целовала усопшего, орошала его слезами, обнимала, становилась перед ним на колени и умоляла встать; потом с ужасом кричала: «Он умер! Он не встанет более!» От сильных потрясений души падала в обморок, делалась бесчувственною, почти мертвою. Ее при водили в чувства, и она опять устремлялась к умершему и призывала его к жизни. Окружавшие усопшего внутри и вне дворца повторяли безутешное воззвание. Только слышались стоны и болезненные слова: «Нет уже нашего защитника! Нет нашего правдивого царя! Нет нашего отца!» Не было человека, который не спешил бы проститься со своим отцом: целовали правосудную его руку, платье, ноги и сам гроб его. Но и тут кричали: «Закатилось наше солнце, надёжа — Государь! Горе, горе нам, оставленным тобою!» Народ утешали, что Бог за добродетельные подвиги монарха наградил его царствием небесным; что Творец милосердный успокоил его от тяжких трудов, советовали не плакать — и сами плакали. При выносе тела и во время погребального шествия заглушалось пение стонами и воплями. И когда красноречивый голос вытии, Фефана Проковича, прогремел в соборе Петропавловском: «Что видим.? Что делаем.? — Петра Великого погребаем.», — тогда он сам горько залился слезами и не мог говорить более, не могли и присутствовавшие слушать более — не хотели и слышать, что действительно погребают Петра. Весь храм потрясся от новых рыданий. По совершении печального обряда над умершим, опустили его в могилу и задвинули доской. Изумленный народ стоял в церкви, не выходил и все рыдал: он еще думал видеть его в живых, среди себя, и от чрезмерной скорби забыл, что и царь его тот же смертный!

Екатерина Великая, прозванная народом матушкою, была им оплакиваема нелицемерно. Смерть ее до того растрогала сердца русские, что когда узнали о ее кончине, тогда все храмы мгновенно наполнились молившимися и рыдавшими непритворно. По улицам ходили с поникшими головами и бледными лицами. Знакомые, встречаясь с знакомыми, не приветствовали друг друга, а говорили: «Померла наша матушка, не нажить нам такой царицы!» Зимний Дворец был наполнен людьми всех сословий, притекавшими еще раз взглянуть на свою истинную матушку. Вся Россия облеклась в печаль, ибо она знала, чего лишилась в ней. Доныне Александр благословен в устах народа, ему любезного и за гробом ему верного. Память по нему, хотя еще свежа; однако благодатная. Суд потомства настал и достойно назвал его Александр Благословенный. Постигшая его смерть в таком возрасте, когда лета и здоровье радовали отечество, поразила всех неожиданно. Первая весть, что Благословенного уже нет на земле, пролетела с молниеносной быстротой по всем концам России. Но она долго не верила, она и не могла верить, потому что она им жила и им дышала; но когда скорбная весть подтвердилась — все содрогнулись. Искренние слезы, сетование, мертвое безмолвие и невыразимая скорбь отразились на всех лицах. Вместо утешения повторялось отрадное повсюду: «Наш ангел на небесах!» Эти отрадные слова, произнесенные из глубины сердца императрицы Елизаветы, так были свойственны Благословенному, что благодарная Россия увековечила дела его воздвигнутым памятником, на верху коего парящий ангел указывает на небо: «Наш ангел на небесах!»

Набожность наших предков была обыкновенною добродетелью, потому перед кончиною своею они принимали схиму и умирали в иноческом звании. Такое обыкновение было и между великими князьями; оно начинается не прежде XIII в. и продолжалось до начала XVII. Едва ли Александр Невский не первый принял схиму, ибо до него нам ничего не известно о других. В монашестве дали ему имя Алексия. Великие княгини часто после смерти супругов сами постригались. Дочери великих князей тоже принимали перед своею кончиною монашеский чин; принявших схиму хоронили по обряду иноческому.

Местами погребения особ великокняжеского дома были в Киеве соборы св. Богородицы и св. Софии. По перенесении столицы в полов. XIII ст. из Киева во Владимир-на-Клязьму, потом в Москву в XIV в. также соборные церкви служили почетным погребением: в первом был монастырь Рождества Богородицы, называвшийся Великою архимандритиею, а во втором церковь св. Архангела Михаила, в простонародии Архангельский собор. В последнем почиют тела великих князей, царей и царевичей до Петра В., который первый похоронен в соборе Петропавловской крепости, построенной им в новой его столице. С тех пор этот собор сделался местом погребения особ царственного дома для обоих полов и не носивших короны. До этого же времени великие княгини, княжны, царицы и царевны погребались в Москве, в Вознесенском девичьем монастыре.

В Малороссии немедленно дают знать священнику об умершем и просят, чтобы тотчас звонили в большой колокол. Если бы на то время не случилось дома кого-либо из церковных причетников, то позволяется и светскому человеку прозвонить за упокой души. Всякий, услышавший такой звон, который отличается от обыкновенного медленностью ударов и заунывностью, должен креститься и читать отходную молитву или пожелать царствия небесного.

У католиков ежедневно в двенадцать часов пополудни бьют в колокол, при коем все должны читать Ave Maria (Богородица, Дева, радуйся). Это для того, чтобы все молились и в полдень; не забывали бы Бога и не садились обедать, не помолившись.

Совершение поминовений по усопшим известно было на востоке с незапамятных времен. Там, по сожжении тела покойника, родные и друзья заключали печальный обряд веселым угощением. Такое обыкновение господствовало долгое время между греками и римлянами, можно сказать, и до введения христианской веры. Некоторые из наших писателей несправедливо замечают, что поминовение по усопшим перешло к нам от греков. Напротив, это было общее между германскими племенами, и нет сомнения, что наши предки, находясь с ними в сношениях, приняли некоторые семейные их обычаи и потом приноровили их к своей потребности.