Избранные произведения в двух томах.Том 2.Стихотворения (1942–1969)
вернуться

Друнина Юлия Владимировна
Шрифт:

1944

«В глазах — углы твоих упрямых скул…»

В глазах — углы твоих упрямых скул. Наш батальон стоит под Терийоки. Где ты воюешь, на каком снегу? Дробит виски артиллерийский гул, Балтийский ветер обжигает щеки. Где ты воюешь, на каком снегу? Перед собой отчитываюсь строже: Тот, кто узнал окопную тоску, Суровым сердцем изменить не может. Тот, кто узнал окопную тоску…

1944

«Приходит мокрая заря…»

Приходит мокрая заря В клубящемся дыму. Крадется медленный снаряд К окопу моему. Смотрю в усталое лицо. Опять — железный вой. Ты заслонил мои глаза Обветренной рукой. И даже в криках и в дыму, Под ливнем и огнем В окопе тесно одному, Но хорошо вдвоем.

1944

ЗИНКА

Памяти однополчанки — Героя Советского Союза Зины Самсоновой

I
Мы легли у разбитой ели, Ждем, когда же начнет светлеть. Под шинелью вдвоем теплее На продрогшей, гнилой земле. — Знаешь, Юлька, я — против грусти, Но сегодня она — не в счет. Дома, в яблочном захолустье, Мама, мамка моя живет. У тебя есть друзья, любимый, У меня — лишь она одна. Пахнет в хате квашней и дымом, За порогом бурлит весна. Старой кажется: каждый кустик Беспокойную дочку ждет… Знаешь, Юлька, я — против грусти, Но сегодня она — не в счет. Отогрелись мы еле-еле. Вдруг — нежданный приказ: «Вперед!» Снова рядом в сырой шинели Светлокосый солдат идет.
II
С каждым днем становилось горше. Шли без митингов и знамен. В окруженье попал под Оршей Наш потрепанный батальон. Зинка нас повела в атаку, Мы пробились по черной ржи, По воронкам и буеракам, Через смертные рубежи. Мы не ждали посмертной славы, Мы хотели со славой жить. …Почему же в бинтах кровавых Светлокосый солдат лежит? Ее тело своей шинелью Укрывала я, зубы сжав. Белорусские ветры пели О рязанских глухих садах.
III
…Знаешь, Зинка, я — против грусти, Но сегодня она — не в счет. Где-то в яблочном захолустье Мама, мамка твоя живет. У меня есть друзья, любимый. У нее ты была одна. Пахнет в хате квашней и дымом, За порогом стоит весна. И старушка в цветастом платье У иконы свечу зажгла. …Я не знаю, как написать ей, Чтоб тебя она не ждала.

1944

ШТРАФНОЙ БАТАЛЬОН

Дышит в лицо молдаванский вечер Хмелем осенних трав. Дробно, как будто цыганские плечи, Гибкий дрожит состав. Мечется степь — узорный, Желто-зеленый плат. Пляшут, поют платформы, Пляшет, поет штрафбат. Бледный майор расправляет плечи: — Хлопцы, пропьем Свой последний вечер! — Вечер. Дорожный щемящий вечер. Глух паровозный крик. Красное небо летит навстречу — Поезд идет в тупик…

1944

«Я смотрю глазами озорными…»

Я смотрю глазами озорными, Хоть вокруг огонь и бездорожье. В жаркий ветер брошенное имя Долго спутник позабыть не сможет. А потом, с послушными другими, Будет он насмешливым и строгим, Потому что слишком звонко имя Девушки с дымящейся дороги.

1944

ПОСЛЕ ГОСПИТАЛЯ

От простора хмелея снова, Мну в руках вещевой мешок И пишу на клочках листовок Где-то найденным карандашом. Обжигает веселой плетью Острый ветер степных дорог. Я хочу, чтобы этот ветер Мой любимый услышать мог. Чтоб он понял, за что люблю я Свою молодость фронтовую.