Профессор Сяоцзюнь Ма, эксперт по национальной безопасности, как и все китайское руководство, принимает участие в этом неотвязном кошмаре: его страна потребляет 7 миллионов баррелей нефти в день, в десять раз больше, чем десять лет назад, и ввозит 60 % необходимого горючего. Танкеры, перевозящие нефть, совершают плавание вокруг материка из пролива Ормуз до Шанхая, а этот путь составляет 12 000 километров. Линии нефтеснабжения сильно растянуты, и американский вездесущий морской флот может в любой момент их перекрыть — например, если произойдет кризис на Тайване. И тогда весь этот карточный домик, который называется «увеличением роста», обрушится.

Китай старается найти точки опоры — ведет переговоры с Пакистаном относительно оборудования порта в глубоких водах, с Бирмой — об установке нефтепроводов и предоставлении морских услуг.

Знаком напряженности, существующей между Китаем и США, могут служить знаменательные слова одного китайского генерала, произнесенные им незадолго до моего приезда. Он утверждал, что, если США пошлют ядерные ракеты на Китай в случае столкновения с Тайванем, Пекин немедленно ответит атомным ударом по западному побережью США. Я спрашиваю у своих собеседников, кто этот генерал. Они обмениваются недоуменными взглядами. Никто не знает его имени.

— В любом случае, — говорит Ма, — это какой-то сумасшедший, у которого нет никакого права вмешиваться в эти дела. Профессор, как и я, прочитал статью, опубликованную 27 июля в «Вашингтон пост». Статья написана Эми Майерс Джефф, которая пишет: «В 1930-х годах взаимное напряжение отношений между США и Японией, возникшее на почве нефтеснабжения, стало причиной приступа паранойи, сыгравшей свою роль в развязывании Второй мировой войны».

Ма проводит неожиданную параллель:

— Япония была настроена воинственно и экспансионистски. Мы стали первой ее жертвой, когда она вторглась в Маньчжурию. А Китай всего лишь хочет иметь возможность развиваться и иметь необходимое количество энергии.

Понимая, что вопрос об энергии является мучительной навязчивой идеей, я спрашиваю его, давно ли китайские руководители сделали энергетику своим приоритетом. Он дает немедленный и чрезвычайно точный ответ:

— Вероятно, они даже не предвидели подобной проблемы, так как большинство из них по своему образованию инженеры.

Уже давно стемнело. Через окно видны очертания Летнего дворца, стоящего на берегу озера. В стране, где место является символом, Мао стал императором: любитель истории, он захотел проиллюстрировать постоянство власти и ее непрерывность, устроив Центральную партийную школу в том же месте, где жили и правили его предшественники, воплощавшие в себе феодальный режим.

Вечер подходит к концу, мы выходим из зала, и Ма провожает меня к выходу. Прямо перед нами находится лужайка, мраморная глыба освещена лучами прожекторов, на ней — цитаты Мао. Я говорю профессору о своем беспокойстве и о своих сомнениях относительно нефтяных возможностей стран Персидского залива, и в первую очередь Саудовской Аравии, соответствовать мировым потребностям. Он смущенно улыбается и говорит:

— Какое счастье, что вы не затронули эту тему за обедом: обстановка, уже достаточно серьезная, стала бы еще мрачнее.

В современном баре современного квартала Ванфуцзюй, на широкой пешеходной улице, вдоль которой расположены магазины, один китайский журналист описывает мне свои все возрастающие проблемы, но настаивает на том, чтобы я не называл его имени. «Власть, — говорит он, — усиливает свой контроль над информацией, и на всех тех, кто осмеливался критиковать, надели намордники. Ху Цзиньтао и его команда проводят в жизнь идею «диктатуры технократии над пролетариатом». Из провинций поступают плохие новости. Недовольство растет. Экономический подъем и удовлетворение потребностей слишком различны в приморских провинциях и в остальных частях страны. Видите ли, — подчеркивает он, — китайское общество — одно из самых неравных в мире. 5 % богачей обладают более чем половиной богатств страны. И, кроме того, существует проблема энергетики, перебои с электроснабжением в городах, в деревне».

Со своим ветхим оборудованием Китай расходует энергии в четыре раза больше, чем Европа.

Китай присутствует везде, где идет сражение за энергию: он ведет переговоры с Венесуэлой о покупке 300 000 баррелей в день, налаживает контакты с Анголой и Суданом.

Накануне 2004 года его действия приобретают новый размах. Фу Чэнь чуй, П-ГД «Китайской национальной офшорной нефтяной корпорации», третьей по величине китайской компании, которую контролирует государство, отправляется в Лос-Анджелес, чтобы заявить генеральному директору равнозначного акционерного общества «Юнокал» о своем желании купить его компанию. За 13 миллиардов долларов Китай хочет получить контроль над девятым по величине американским нефтяным объединением, которое в конце 1990-х годов вело переговоры с талибами по поводу строительства и проведения нефтепровода по афганской территории. Конгресс возмущен и обеспокоен претензией на предприятие, считающееся «стратегическим», со стороны потенциально враждебного государства. Администрация Буша и Конгресс вообще критически относятся к китайской «нефте-дипломатии», при которой нефтяные покупки оплачиваются продажей оружия.

«Шеврон», второе по величине американское нефтяное объединение, идет в наступление. «Китайская национальная корпорация» повышает цену до 18,5 миллиарда долларов, которые собирается заплатить наличными, что в истории ОРА является беспрецедентным случаем. Тщетно. Хотя «Юнокал» обеспечивает лишь 1 % американского потребления нефти, политики пользуются случаем, чтобы расценить подобные торги как «угрожающие безопасности США».

За обедом профессор Ма сказал: «Настоящая проблема для нас состоит не в высоких ценах на нефть, а в постоянстве нефтеснабжения». Как и для Соединенных Штатов, мог бы я ответить ему.