— Это его дом. Я обещала уехать.

— Верно ли я вас понял, Катя? Ваш муж по фамилии Иванов сдал мне жилище вместе с бывшей женой, которая должна была, но не уехала?

— Ну да. Почти так. Он сам арендует дом, но хочет выкупить. Скоро выкупит.

— А почему не уехали? Самолет вас не дождался? Эти летчики ужасно нетерпеливы. Подлецы, я считаю…

— Неа…

Она пожала плечами. Точней, одним плечом, лишь чуть приподняла. Как-то очень мило, прям поцеловал бы. Некоторые маленькие жесты помнишь потом всю жизнь.

— Влюбилась.

Она снова переменилась. Только что выглядела сколопендрой, теперь шевельнула плечом и превратилась в тихого ангела. И так чисто прозвучало это «влюбилась», как ни один плохой человек не скажет.

— Знаете, Катя, у нас вагон времени. Следователь придет утром, и до одиннадцати нас ничто не разлучит, кажется. Расскажите. Я книжки пишу, мне интересно. Завтра мы расстанемся, послезавтра вы меня забудете. К тому же обещаю считать, что вы мне все тут врете. Клянусь не верить ни единому слову.

Она посмотрела, улыбнулась. Я бы служил у нее дворецким и еще приплачивал за одну улыбку в день. Вот за такую. Катя снова вздохнула и все-все рассказала.

Когда-то они были вместе. Иванов человек хороший. Но страдает необычным расстройством психики. Ему кажется, всякая женщина в двадцать пять лет становится старой калошей. Все, что старше, его бесит. Зато первокурсницы и старшеклассницы действуют как желуди на свинку. Себя забывает. Страдает, винится и не может справиться. Катя первая, кстати, из жен продержалась до двадцати семи. Есть теперь чем гордиться.

Иванов очень богат. Квартиры, дома там-сям. После развода ей не хватало воздуха в Москве, она приехала сюда. В Прибалтике осень, атмосферная вода перемешана с земной, серо все и сыро. Слезы тянутся к дождям, в таком антураже легко плачется. Катя гуляла по Юрмале, истоптала Ригу и однажды, непонятно как, пришла на Каменный мост. Погода была обычной дрянью, пешеходы прятались в кафешках. В центре моста стоял юноша. Богемно тощий, весь какой-то ломкий. Он смотрел вниз, где вместо воды лишь коричневая тьма. На Катю не взглянул. Она тоже была погружена в себя, но обратила внимание, как этот мужчина совсем уж не обернулся ей вслед. Прошла и поняла — это прыгун! Обернулась вовремя. Незнакомец уже закинул ногу на перила. Точно не гимнаст. Так неловко путаться в перилах могут только интеллигентные неврастеники, любимый Катин тип. Она подлетела, схватила человека за куртку, втащила назад, в жизнь. Было видно, он сердит, но не знает, как это выразить. Ему бы хватило сил вырваться, но было очень неловко. Пафос перфоманса был разрушен, а без него никак. Одно дело, попрощаться с миром, закрыть глаза, закинуть голову и разжать холодные ладони. Совсем другое, бухнуть комом после нелепой борьбы с чужой истеричкой. Такое событие раз в жизни случается. Никому не хочется уходить с суетой и визгом.

— Да отстаньте вы наконец! — сказал он, сбросив ее руки. Помолчал. Катя не уходила. Оба они не знали, что положено делать дальше. После того как один дурак спас другого. Он заговорил с обворожительной мрачной иронией.

— Меня зовут Генрих, и я вас ненавижу. Но, по социальному протоколу, должен предложить кофе. Идемте.

И взял Катю за руку, и повел на берег. Денег у него не было, Катя купила кофе и ватрушки.

— Я нисколько вам не благодарен, но готов объясниться, — сказал Генрих.

Оказалось, он пропащий, больной человек. Физически здоров, но в голове ужас. Зашел как-то раз в казино и не вышел. Душа и разум его теперь прикованы к зеленому столу. Бездушное, слепое тело выбирается иногда, чтобы раздобыть денег. И сразу назад. Раньше он был фотографом. Снимал для журналов. Сам Пако Рабан хвалил некоторые его портфолио. В смысле, которые он снимал. Но теперь все. Этот идиотизм надо прекратить. И способ выбран. Приятно было познакомиться.

Генрих допил кофе, легко поклонился и пошел к выходу. Катя упрямо пошла следом. У него были длинные пальцы и вьющиеся волосы, но дело не в них. И не в том, что женщины любят нервных мерзавцев. Просто добрые дела надо доводить до конца. «Раз уж начала спасать, нельзя сдаваться», — подумала она.

Догнала его, спросила, куда он идет. Генрих ответил, что домой, спать.

— Обещаю, завтра устроюсь на работу, преображусь внутренне, а внешне — заведу собаку. Прощайте, милая Катя.

Он свернул за угол, Катя шла следом. Она уже бывала замужем и не доверяла мужским вракам. И точно, Генрих возвращался к реке. Она боялась не успеть, почти догнала его. Он спросил, стоит ли ему бежать или она сама отстанет. Она сказала, ну хорошо. Прыгайте. Кому вы нужны, бегать тут за вами. Но если он смог бы отложить суицид на завтра, она была бы признательна. Если нет, то дело хозяйское. Она обещает не мешать. Просто постоит, посмотрит в сторонке. Зрелище-то редкое. Тут свободная страна, Катя вольна гулять где хочет. А он может прыгать, если уж так распланировал этот день. Но лучше бы, конечно, завтра.

— А сегодня что?

— А сегодня я бы с вами прошлась. Одной скучно. И вы бы меня обманули. Вам же не сложно притвориться, будто все хорошо. Только так, чтобы я поверила.

Он хмыкнул и взял ее под руку. Они ходили, потом приехали в дом со странным адресом «КВ-7-Н», из которого я так отважно выбросил одежду. Разожгли огонь, болтали о пустяках. Перед рассветом она повернулась. Случайно… Глаза их оказались близко. Утром проснулись переплетенные, завернутые в один плед и совершенно довольные жизнью. К полудню туман безмятежности развеялся, в его зрачках снова чернел мост.