— Избавьтесь от него! – бросила она через плечо.

— Я вас… правильно понял, донна Армилла? – вкрадчиво спросили за спиной Леонарда. Он узнал голос плешивого.

Черноволосая, остановившись в дверном проеме, повернула голову, демонстрируя своеобразный профиль с острым, заметно выступающим подбородком.

— С каких это пор мне что-то нужно тебе пояснять, Паоло? Пусть исчезнет. Навсегда.

Леонарда будто обдало обжигающе холодным ветром. Страх придал сил, и юноша выгнулся в руках держащих его громил, отстраняясь от клинка. Выкрикнул прежде, чем ему успели заткнуть рот:

— Змейка! Двуглавая зм…

Боль от удара по затылку сначала прошила все тело до самого нутра, но быстро стихла, уступая место мягкой пелене забытья. Он будто упал с большой высоты в омут – ощутимый толчок, и сразу же – тягучая, обволакивающая невесомость и шум воды в ушах. Глаза его были распахнуты, но перед ними клубилась лишь тьма, разрезаемая мутными красными сполохами.

Он чувствовал, как его поволокли куда-то, придерживая под руки. Впрочем, быстро остановились и начали теребить за подбородок. Голова дергалась от ударов по щекам. Откуда-то издалека, будто воздушные пузыри, всплывающие на поверхность трясины, долетали обрывки фраз:

– …перестарался!

– …но вы же сами сказали, донна…

– …кретин! Зачем же сразу проламывать ему…

— Дайте воды!

На него обрушилось, кажется, целое ведро холодной воды. Юркие щекочущие змейки устремились за шиворот, скользнули по груди, завязая в набрякшей от влаги рубахе. Перед глазами немного прояснилось, и из круговерти расплывчатых пятен вдруг вырисовалось пугающе четкое лицо хозяйки борделя. Черноволосая ведьма, прищурившись, вглядывалась в лицо Леонарда. Поняв, что он пришел в себя, громко спросила:

— Что ты сказал про змею?

Леонард, с трудом ворочая языком, проговорил:

— У моей мамы… был кулон. Змейка с двумя… головами. Зеленые глазки и красные… Она сказала, что… вы обязательно узнаете… этот кулон…

Женщина недоверчиво скривилась, отстраняясь от Леонарда.

— Мою мать звали… Риана, – выдохнул тот, чувствуя, как пол снова уходит из-под ног.

Голова кружилась так, что, если бы его не держали под руки, он давно бы свалился. Он хотел было добавить, что его мама исчезла несколько лет назад, но ему помешала волна неудержимой тошноты.

Спазм скрутил его внутренности в тугой комок и, последнее, что он успел прежде, чем снова потерять сознание, – это хорошенько испачкать расшитый золотыми нитями ковер.

В дверь робко постучали, и Леонард прервал свой рассказ. Вошла служанка в белоснежном кружевном переднике и выставила с подноса на столик рядом с ним графин с водой, бокал, тарелки с сыром, тонко нарезанной ветчиной и гроздьями сочного полупрозрачного винограда.

От вида еды его замутило. Сморщившись, он отвернулся, рука сама собой потянулась к затылку. Он осторожно ощупал кончиками пальцев свежую повязку на голове. В месте удара дубинкой бинты набухли от просачивающейся сквозь ткань крови.

— Ешь, ешь, – рассеянно усмехнулась Арайя. – Тебе надо подкрепиться, уж поверь мне.

Она откинулась на спинку кресла и сделала глубокую затяжку кальяном. Ее тонкие, унизанные перстнями пальцы лениво скользили по шее, по сползающей в декольте нитке бус из крупных отполированных камешков «кошачьего глаза». Рассказанное Леонардом, судя по всему, повергло хозяйку борделя в смятение.

Кабинет освещался по старинке – свечами, установленными в витиеватые бронзовые канделябры рожков по двадцать, не меньше. В мягком розовом свете черты лица колдуньи немного сгладились, но выражение осталось прежним – жестким, слегка надменным. А в т ом, что эта женщина со странными глазами – колдунья, Леонард ни капли не сомневался.

— Итак, что же было дальше? – спросила Арайя, дождавшись, пока юноша с видом великомученика прожует крохотный кусок ветчины.

— Тот туннель оказался жутко длинным и жутко грязным, – переведя дух, продолжил Леонард. – Кое–где пришлось пробираться по колено в тине. Но он, в конце концов, вывел меня далеко за пределы замка, в долину. Я два дня плутал без еды, пока не набрел на жилье. В замок возвращаться не стал…

Он замолчал и отправил в рот несколько виноградин. Спелые прохладные шарики сами собой расплывались во рту сладкой тягучей влагой, оставляя на языке лишь пару хрупких зернышек. Изумительно. Особенно если вспомнить, что для винограда сейчас совсем не сезон.

— Я отправился в Дрезенборг. К тому времени слухи докатились и туда… Отца признали причастным к заговору против императора. Меня тоже, да еще и обвинили в убийстве Бенедикта. Кастл–Кроу остался без хозяев, и его быстро прибрали к рукам имперцы.

— Да, история была громкая…

— К счастью, Карл и старый Доминик умудрились вывезти из замка кое–какие отцовские сбережения – около ста тысяч золотом. Они передали их мне, когда отыскали в Дрезенборге. Только благодаря им я еще не превратился в нищего бродягу.