Вспомнить, нельзя забыть
вернуться

Колосова Марианна
Шрифт:

СЛЕЗНЫЕ ЦВЕТЫ

на могилу погибшего за Россию

Есть такие люди, у которых В жизни цель намечена. И вот В роковые темные просторы Каждый победителем идет. Все равно, получит или нет он, — То, за что боролся на пути; В вечности несказанным расцветом Суждено упорству расцвести! Жемчуга разбрасывая горстью, (Нежные сокровища души) Ты про это грозное упорство Оды золотые напиши. В этом звонко падающем слове, В этой вот продуманной строке — Промелькнут нахмуренные брови И граната в стиснутой руке. За день притомились наши кони. Краток был победный бодрый миг. В час, когда не ждали мы погони, Враг нас неожиданно настиг. Нет для беспощадного границы… Завтра будет то же, что вчера… Правда, побледнели наши лица, Громкое заслышавши «ура»! Мало и винтовок и патронов, Нам стрелять расчетливо пришлось; Но зато мы падали без стонов И немало крови пролилось. А когда упал вожак — начальник И не встал… тогда решили мы С горстью безоружных и печальных Уходить от плена и тюрьмы. Над его безвестною могилой Расцветали слезные цветы И шептали: Господи помилуй Рыцаря немеркнущей мечты! …………………………………………………………………………… Отслужил святую литургию, Душу у престола положил… Умер за великую Россию, — Для которой жил. 11 июля 1930 г.

ПО ПАТРОНЧИКУ ЗА КРОВИНОЧКУ

Складка горечи возле сжатых губ… Неужели цель не намечена? Заострите глаз, отточите зуб! И сказать мне вам больше нечего… Если сын сидит где-то в Вологде, Если брат убит в Петропавловске — Надо чаще думать о вороге — Не по кроткому, по ангельски, Надо думать думу заветную, А по мудрому, по змеиному, Свою месть обдумать ответную. И не ветра стон — это стон души… Затерялось солнце за тучами… В яме каменной на полет аршин Соловецкий великомученик. То не брат ли твой и не сын ли там? Не отец ли твой задыхается? Головою бьет по сырым камням, За клочки соломы цепляется… Над страдальцами Соловецкими, Над Нарымскими заточенными, Над слезами невинными детскими Издеваются «вохры» с «чонами». Море — волнами, небо — тучами… А восток — кровавыми зорями… Чью-то мать во Пскове замучали… А сестру в чека… опозорили! Губы сжатые. Сердце молотом. Слово черное, да зловещее… Если сердце твое расколото, Втисни ненависть эту в трещину. Не по ельникам, по осинникам, Не в кубышечку, не в коробочку — Ветерок сберет по полтиннику На патрончики, на винтовочку! За ложбинками, за пригорками Проползет лихой потихонечку… По патрончику! (очи зоркие!) — За старушку-мать, за сестреночку! По патрончику — за слезиночку! И за каждого из замученных. По патрончику — за кровиночку! Из винтовочек — пули тучами! Так чего еще спрашивать? Неужели цель не намечена? Или с этими… Или с нашими! И сказать мне вам больше нечего. 1928 г.

НЕУЖЕЛИ?

Неба край закат чуть-чуть озолотил… Неужели нет на Родину пути? Я на рельсы прямо грудью упаду, И шепну им: «хоть по шпалам, но уйду!» Телеграфные столбы о чем поют? Только слово уловила я: «убью у-т!» Ветер волосы развеял, распушил. Никого… ах, неужели ни души? Неужели даже некому сказать? Только ненависть прищурила глаза… Я о главном умолчу, ведь не поймут Надо к берегу… но берег этот крут! Надо к берегу, но как к нему подплыть? Уцепиться бы за соломинку, за нить! Все соломинки теченьем унесло, Все ниточки оборваны веслом… Чья-то огненная лодка проплыла, Мы остались здесь у Белого Стола. На столе на том покойники лежат. Кто от пули, кто и просто от ножа… Капли крови, как гвоздики на полу… Низко кланяюсь я Белому Столу. Но живые долго плакать не должны, Им живые и дороги суждены! Неужели, неужели не найти, Нам, изгнанникам, на Родину пути? …………………………………………………………………………….. Есть такое слово крепкое «хочу!» Оно родственно и пуле и мечу. Есть такое слово грозное «Борьба!» В этом слове эмигрантская судьба. 1929 г.

ВЗМАХ КЛИНКА!

Я утром выйду на крыльцо И встречу новый день без страха. Увижу смуглое лицо Под партизанскою папахой. В моих мечтах те дни горят! Пусть будет сердце беспечальным… Уйдет в тайгу лихой отряд, А впереди его… Начальник! Твоя дорога нелегка. Ты будешь огражден судьбою. Благословляю взмах клинка, В твоей руке, зовущей к бою! Быть может, в боевом пылу Под резкий стрекот пулемета, Ты вспомнишь, что в глухом тылу — Твоей души есть близкий кто-то… О подвигах поют века… В борьбе за Русь, Господь с тобою! Благословляю взмах клинка, В твоей руке, зовущей к бою!

НЕЛЕГАЛЬНЫЙ

Перешел через границу… Он среди врагов, Смотрит им спокойно в лица, Ко всему готов. Впереди конец фатальный, Отступленья нет. Свято должен нелегальный Выполнить обет! Брови сдвинуты угрюмо, Бледный лоб упрям. И ведут ночные думы Счет опасным дням. Он погибнет? Ну и что же? Цепи не порвать… Много их! Помилуй, Боже! Рыцарскую рать!

ДИНАМИТНАЯ ЛИРИКА

Нынче не взошли мои посевы, Завтра буду проще и сильней. Только многим чужды перепевы Динамитной лирики моей… Злая гарь порохового дыма Мне милее аромата роз! Вот поэтому проходят мимо, Мимо мною вспаханных полос. Ждут освобожденья миллионы Русских угнетаемых людей! Вот о чем стальные перезвоны Динамитной лирики моей… Там родного мучают в Нарыме, Близкого пытают в Соловках… Днем и ночью мыслями я с ними, Разделяю их тоску и страх. Кольцами серебряной кольчуги Спаяны стремленья наших дней. Я не изменю моей подруге — Динамитной лирике моей! 1929 г.

ВСЕ О ТОМ ЖЕ

Сижу, облокотясь на шаткий стол, И слушаю рассказ неторопливый: Про Петропавловск, про Тобол… И чудятся разметанные гривы Во тьме несущихся коней. Я вижу берег синей Ангары, Где рыцарскою кровью Адмирала На склоне каменной горы — Россия отреченье начертала От прошлых незабвенных дней. Потом глухие улицы Читы… И в мареве кровавого тумана Сверкают золотом погоны и кресты У офицеров ставки Атамана. И смерть с серебряной косой… На волнах дней кипели гребни пены! А вот они, Даурские Казармы, Где за намек малейший на измену — Расстреливали по приказу Командарма! Чужим оказывался свой… Владивосток… Но ослабели крылья, И рушилась, пошатываясь, крепость… У моря грань надрыва и бессилья… И стала исторической нелепость! И был убийственный откат. И дальше слезные и бледные страницы: Гензан… Гирин… Сумбурность Харбина. Молчащие измученные лица. Спокойствия! Забвения! Вина! Возврата больше нет назад… И проблесками в мрачной эпопее — Упорство, жертвенность и героизм. О них я рассказать здесь не успею. Тебе, водитель сильных, Фанатизм, Нужны нечеловеческие песни! Прошли года И чувствуем мы снова: Близка эпоха крови и борьбы. Из труб герольдов огненное слово! Приказ Ее Величества Судьбы — И Родина великая воскреснет! 1928 г.

НЕ В ЭТОМ ЛИ ГОДУ?

В Иркутске, в сквере, около вокзала, Я на скамье садовой ночевала, Да не одну, а двадцать пять ночей… Бежала я от предстоящей муки, Фальшивый паспорт обжигал мне руки, Глаза слепил блеск вражеских мечей. А в Ангаре, в ее зеленых водах, Сверкали слезы моего народа, И берег окровавленный вздыхал… И, взглядом утонув в зеленой мути, Мечтала я о трепетной минуте, Когда вскипит, грозя, девятый вал! Но шли в остроконечных шлемах люди… И я терялась… может быть, не будет? Победа, как и солнце, далека… И мне хотелось вместо дум о мести, С моим народом гибнуть, гибнуть вместе — За кровь, за вздох, за душу Колчака. Я отыскала ту святую гору, Где смерти в очи он взглянул спокойным взором, Где муку принял он за свой народ… В то час я верила: Россия будет снова, Пусть только Унгерн скажет властно и сурово Своим полкам призывное «Вперед!» Об Унгерне ползли глухие слухи; Но красный командарм, товарищ Блюхер, Грозил в Чите железным кулаком! Кругом в остроконечных шлемах люди. И я средь них, с моей мечтой о чуде, А рядом — синеглазый военком… Слова Любви? Не слушаю, не надо! Ведь между нами жуткая преграда — За гибель Родины в душе пылает месть… Но вот взмахнули крылья злого рока! Рассеяны защитники Владивостока… Последняя ошеломляющая весть… Потом… все было тускло и бесцветно… Все эти годы с верой беззаветной Я чуда, только чуда — жду! Не я одна, а все мы много весен Зовем и молим, требуем и просим: Когда? Не в этом ли году? Я чувствую, что многие устали… И будто бы кинжал дамасской стали Пронзила душу мне тоска… Ах, лучше бы нам всем на поле чести Погибнуть бы тогда, с другими вместе — За кровь, за вздох, за душу Колчака! 1929 г.