Дальнейшее и пересказывать, благородные доны, не очень-то приятно, а уж наблюдать — тем паче. Я знал всех, кто принадлежал к партии наместника. Знал также и того, кого прочили на место убитого после расправы над королем-самозванцем. Однако то, что наш король — да, теперь он «наш», это ясно — не просто великолепно, а так изумительно фехтует, я и предположить не мог. Нет, он явно не шпион. Мне приходилось устранять и авиньских шпионов, и адрианопольских, отправили мы в лучший мир даже соглядатая великого конунга данов, коий не столько за нами шпионил, сколько вынюхивал про наши сношения с ярлом [10] скэлдингов.

Но, благородные доны, ни один из этих великолепнейших врагов так не фехтует. Может быть, где-то за морем, как говорят, есть великое государство, коие и послало нам такого вот воина. Хотя в байки про пресвитера Иоанна я не верю. Как-то один хитроумный йехуди прикинулся послом этого самого пресвитера, но я его быстро раскусил, пока наместник уши развешивал — слушал байки про дешевые самоцветы да черное и красное дерево и дивную керамику.

Нет, если и есть такая страна, то очень, очень она далеко. Но обычно такие люди, как наш король, приходят из небытия, того самого предвечного небытия, откуда Великий Каменщик смотрит за миром.

Сражался наш король не только виртуозно, но и хладнокровно. Вырезали всех, как обычно бывает в подобных случаях, под чистую, под корень: жен, матерей, детей, кормилиц, младенцев, всю домашнюю челядь, что была в доме. Король старался сам убивать женщин и детей. Не подумайте, что он чудовище какое-то. Бросил он так, между делом, дону Ригу, что кровь женщин и детей на себя должен взять, нечего гвардейцам руки марать. Дон Риго смотрел на него с благоговением, еще мгновение — и на колени бы упал. Про рану свою пустяковую он и забыл уже.

С песьим обожанием вел он своих гвардейцев. Да и мои люди смотрели на короля если не с благоговением, то с восхищением, это уж точно. Умеет он вызвать сильную приязнь у людей, умеет, нечего сказать. Тут во все поверишь — и в видение Крипты, и в разломанное яйцо.

Но до крипты надо было еще дожить. Потому что впереди у нас был штурм самого серьезного дома, почти что замка. После него пятерых моих людей не досчитались и восьмерых гвардейцев дона Риго. Король же в простой гвардейской кольчуге, с шлемом-ведром выглядел просто бесподобно. Щит у него, как и у прочих гвардейцев, был геральдический: красное и черное. Цвета Сарана. Верю, что теперь цвета не княжества, но королевства.

В крипту мы вошли, когда небо уже начало светлеть. Ждали нас долго, очень долго. Уставшие от духоты люди, чадящие факелы. И появился он, с выщербленным щитом и в помятом шлеме. Все смотрели на него как на пришельца с того света.

Он снял шлем. Остриженные под горшок волосы взмокли под подшлемником, коий он тут же сорвал с головы и начал им лицо вытирать. Все ждали, все молчали. Я стоял за спиной новоявленного государя.

Он смотрел на алтарь, где стояли три фигуры: Великий Каменщик, творец мира, Его вечный противник Темный — мститель и воин мести, — а между ними стояла статуя женщины. Широкие бедра, большая грудь, живот, отягощенный плодом. В одной руке серп, в другой прялка. Мать-земля, мудрая и извечная, душа нашего мира.

Тени плясали на стенах древней пещеры, в коей по легенде жили первые люди, что пришли с севера, когда их прогнал оттуда холод. Их рисунки нам дороже икон. Ведь от них нам перешло знание многого, что хочет у нас отнять авиньский престол. Но ничего не забыто из того, что упорно, веками вытравлялось Вселенской Церковью. Ничего. И вера наша арианская есть вера чистая, потому что ничего она старого не забыла, но в себя впитала. Как мать-земля впитывает наш прах, чтобы родить новых детей.

— Где знак? — спросил я у Верховного. Он, как и положено, был в черно-белом плаще, маска закрывала лицо.

Он кивнул на одну из стен. Я посмотрел и не поверил своим глазам. Один из почерневших древних рисунков стал виден необыкновенно четко, будто подновил кто его. А на нем птица из огненного яйца вылупляется и крылья расправляет. Феникс. Птица, что от смерти своей родится, самой смерти не зная. Яйцо огненное суть мир наш, в огне войны и ненависти погрязший. Вот и приходит Темный и выжигает эту ненависть, а святые авиньские отцы говорят, мол, зло он несет. Но несет ли зло зубодер, когда больной зуб вырывает?

Король подошел к алтарю. Посмотрел внимательно. Затем всех нас оглядел. Приблизился к статуе Великого Каменщика, потом — к Мстителю-Темному, но не кланялся, просто смотрел. Внимательно так. Затем к нам повернулся:

— Мы сейчас под старым дворцом?

— Да, — ответил я. — Дворец был разрушен сотрясением земли. Но крипта уцелела.

— Признаете ли вы, стоя под этими древними сводами, мою власть?

— Признаем, — разнеслись голоса.

— Признаете ли вы мою доблесть?