Шрифт:
– Я полагаю… – взволнованно сказал ученый, – все ясно без лишних слов…
Гномы промолчали, хотя, если говорить начистоту, подарок Мудрика каждый понял по-своему. Может быть, бумажный голубь должен был напомнить Живильку о его проделках? Или он, как письмо, выражал последнюю надежду его друзей? Голубь, больше похожий на чайку, опустился на воду и поплыл на поиски того, кому был предназначен.
Гномы огляделись – Расяле все еще не было.
– А я брошу заячью горошину, – заявил Мураш. – Живилёк спрашивал: «Хочешь орех? Вот…» – и совал заячью горошину. А сам так смеялся, что нельзя было на него сердиться. Пусть она напомнит ему…
Кое-кому из гномов такой несерьезный подарок не понравился, но все знали, что в этом случае советы давать нельзя. Кто что придумал – хорошо ли, плохо ли, – уже не изменишь.
А Расяле нет как нет…
Оюшка в сильном волнении снова открыл свою берестяную коробочку, вынул носовой платок Живилька, завязал на нем узелок, чтобы тот не забыл к ним вернуться, и бросил в речку. Хотел что-то сказать, но от волнения не смог слова вымолвить, только откашлялся и отошел в сторону.
Бульбук, не говоря ни слова, скинул курточку, снял башмаки, принялся стягивать рубашку… Все подумали, что он, сняв верхнюю одежду, налегке побежит искать Расяле. Но силач решил подарить Живильку «себя»! Так надо было понимать его странный поступок.
– Через час вернусь! – сказал он друзьям и плюхнулся с мостков в речку.
– Живилёк, Живилёк!.. – кричал Бульбук. Он плыл то брассом, то кролем, то на боку, то на спине, намереваясь доплыть до самого озера.
Остался Дайнис, последний из гномов, а Расяле все не было…
Поэт, художник и композитор развернул небольшой пергаментный свиток с нотами и запел:
Мы – гномы, гномы, гномы.Дружим уже давно мы.Пусть льется наша песенкаи улетает вдаль.Там наш дружок летает.Его нам не хватает!От этого, наверное,и в песенке печаль…Он уже хотел было бросить свиток в воду, но Дилидон попросил:
– Не бросай. Давай все вместе споем…
И тут – как часто бывает в книгах, а еще чаще в жизни – в последнюю минуту, ковыляя, словно Хромуша, появилась запыхавшаяся Расяле.
– Не могла… – сквозь слезы объяснила она. – Сказала, иду ноги мыть, но все из-за этого гипса… Поймали, подарок мой отобрали. Говорят: «Нальем в таз – дома помоешь…»
– А что ты несла? Почему отобрали? Кто отобрал? – стали спрашивать гномы.
– Я контраба-ас… хотела… Вынесла, спрятала в огороде. А тетя Алдуте приехала и говорит: Криступас будет играть… В город увезут… А я так хотела Живильку…
Теперь бедняжка расплакалась, слезы, словно неспелые ягодки клюквы, катились по желтым и лиловым полосам ее платьица. Было даже слышно, как они звонко шлепаются в речку.
Гномы стали успокаивать ее. Один сказал, чтоб Расяле бросила в воду все равно что, например, ленту… Но другой тут же напомнил, что советы давать нельзя, и Расяле заплакала еще горше.
Кто знает, может, эти «неспелые ягодки клюквы» и были самым искренним, самым драгоценным подарком? Внезапно все почувствовали, или им только показалось: что-то случилось. Что-то стало не так… Горестно застонало дерево, державшее на сучьях своего поваленного бурей соседа… Из объятий туч наконец вырвался розовый месяц. Елка, словно слезу, обронила в воду шишку.
Но Живилька все не было. И никто не знал, КАКИМ ОБРАЗОМ он должен появиться и вернуться к ним. Гномы стояли и ждали.
– Ты иди, – сказал Дилидон Расяле.
– Пойду, – кивнула Расяле и снова принялась рассказывать, что приехала тетя Алдуте на «Волге», что Криступас будет учиться музыке, и потому тетя увезет дедушкин контрабас…
Правда, рассказала она и кое-что новое:
– Тетя хочет, чтобы я тоже поехала в город. Гедрюс пойдет в школу, а мне скучно будет одной дома сидеть, чтоб я лучше поехала… Если б еще Живилёк нашелся… А то я на самом деле… Мне уже пора, я прямо не знаю…
– Чего ты не знаешь? – спросили гномы.
– Может, нам попрощаться? Вдруг Живилёк захочет попеть до утра соловьем… Я лучше его дома подожду… А послезавтра, наверное, уеду.
– Хорошо, – ответил Дилидон. – Мы все к тебе придем, если Живилёк найдется. Спокойной ночи. Спасибо, что пришла.
– Спокойной ночи, – ответила Расяле и, всхлипывая, заковыляла домой.
Гномы еще долго стояли и ждали какого-нибудь знака, по которому можно было бы судить, возвращается ли Живилёк. Но лес молчал, луна снова погрузилась в облака, и гномы озябли от ожидания и тревоги.
– Слишком мы верили в удачу, – вздохнул Мураш. – Всегда так бывает…
– Тс-с! – сказал Дилидон. – Птичка прилетела! Соловей! Живилёк!