Алёша смотрел на природу и говорил, что она красивая. А я смотрел под ноги и старался наклонить голову так, чтобы видеть, как дорога уходит назад. Даже на поезде и автомобиле, когда смотришь назад, а не вперёд, кажется, что едешь быстрее.

Наконец за поворотом показались заводские трубы, а потом и станционные здания. Станция называлась Перегудово. Алёша направился к почте, а я сказал, что подожду его на скамеечке в тени. Как только дверь за Алёшей закрылась, я вскочил и бросился за угол вокзала: когда мы проходили мимо, я заметил там маленький пристанционный базар. Поезд ещё не подошёл, и у прилавка я оказался один. У меня даже слюнки потекли от вида всего этого изобилия. Тут были и яйца, и варёные куры, молоко, простокваша, овощи и фрукты. Если бы у меня хватило денег, я купил бы и проглотил, не переводя дыхания, всё, что уместилось на этом столе. Но в кармане у меня было только шестьдесят копеек. Делиться с Петуховым было бы просто глупо. Если каждый из нас съест на тридцать копеек, мы оба будем голодны, а так хоть один из нас будет сыт.

Я выбрал себе большую жареную рыбу за пятьдесят копеек и кучку рыжих огурцов за десять копеек. Рыба была зажарена в сухарях. К скамейке я нёс её двумя руками, не в силах оторвать от неё глаз. Но не успел я поднести её ко рту, как меня по спине стукнул Алёша.

— Видал! Людоед проклятый! Я его по всей площади ищу, а он на базар убежал! Чего это у тебя? Ух ты! Рыба! Жареная! Тёплая ещё небось. Ты погоди, сначала дело сделаем, а тогда и поедим. Слушай, Толя, деньги у тебя есть?

— Нет.

— Как же нет, если ты вон какую рыбину купил! Давай мне пятьдесят копеек.

— Говорят тебе, ни копейки не осталось.

Я опять поднёс рыбу ко рту, но Алёша вырвал её у меня из рук.

— Стой! Не надкусывай!

— Не бойся, не отравлюсь.

— Травись на здоровье, только чем-нибудь другим. Стой! Огурец тоже кусать не смей. Иди продукты отдай, пятьдесят копеек обратно заберём. Нам как раз пятьдесят копеек нужны. Понимаешь, чтобы десять рублей телеграфом перевести, надо ещё пятьдесят копеек заплатить.

Я уже давно понял, что Петухова не переспоришь. Если ему какая-нибудь мысль в голову взбредёт, всё равно выйдет, как скажет он.

Я пошёл обратно на базар и, стараясь не глядеть на рыбину, положил её на прилавок перед бабкой.

— Вот, — сказал я, — я эту рыбу даже и не надкусил. Вы её, пожалуйста, обратно заберите и отдайте мне пятьдесят копеек.

— Али не по вкусу пришлась? — нахмурившись, спросила бабка.

— Говорю, не попробовал. А только рыбина мне ваша не нужна. Мне сейчас деньги нужны.

— Глядите-ка, люди добрые, — разводя руками, зашумела бабка, обращаясь к соседям по прилавку, — купил у меня рыбу, унёс, а теперь обратно товар у него принимай! А где это сказано, чтобы товар обратно принимать? А может, он жулик, и это уже не рыба, а обыкновенная палка, обвалянная в сухарях?

— Да что вы, бабушка, — смущаясь от такого неожиданного наскока, сказал я, — разломайте её пополам, поглядите. Что я, рехнулся, что ли, чтобы палки обжаривать в сухарях?

— Ишь ты! Рыбу ему пополам ломай! А кто её, люди добрые, купит тогда у меня? Вот если у тебя претензия есть, тогда оборот дела выйдет другой. Вот ты попробуй её и, ежели она, скажем, горчит, по полному своему праву деньги обратно стребуй с меня… Только надкусанную рыбу я обратно тоже не обязанная принимать.

Я уже хотел было эту рыбу забрать, но тут как раз подошёл поезд и нас обступили пассажиры. Они были в пижамах, халатах и тапочках на босу ногу. Они бегали вдоль прилавка, заглядывали через плечи протиснувшихся вперёд, наспех щупали яблоки и нюхали малосольные огурцы.

Бабка сразу отодвинула от себя мою рыбину и стала кричать надтреснутым голосом:

— А вот рыба! А вот свежая рыба! С утра из речки, в обед из печки!

Женщина с очень толстыми накрашенными губами протиснула руку к рыбине, лежащей на прилавке. Пальцем, на котором было надето огромное кольцо, она дотронулась до хвоста и спросила:

— Сколько?

Я не успел ей ответить. Пока я сообразил, что она собирается купить уже купленную мной рыбину, её оттёрли от прилавка, и она побежала приценяться к живым курам. Передо мною оказался мужчина в соломенной шляпе, с толстым лоснящимся лицом. Он посмотрел сперва на бабкины рыбины, потом на мою. Моя была лучше, я выбрал у бабки самую красивую и большую. Мужчина быстро завернул мою рыбину в газету и достал деньги.

— Сколько тебе за этого пескаря в сухарях? — спросил он, протягивая мне рублёвую бумажку.

— Шестьдесят копеек, — быстро ответил я, — только, дяденька, у меня сдачи нет.

— Можно и без сдачи, — согласился мужчина и, протянув мне три монетки, исчез.

Увидев, как ловко я продал рыбину, бабка вдруг стала совсем не своя. Она выскочила из-за прилавка, растолкала вокруг меня народ и, когда я оказался в пустом пространстве, встала напротив меня и закричала, тыча мне в грудь пальцем: