Чингис-хан вскочил в седло. Оглянулся, поймал взгляд старшего сына, подмигнул ему.

Субетай бросился к отцу.

— Не уезжай, — Он вцепился в стремя его коня.

— Что?

— Останься. Не уезжай. — Субетай смотрел отцу в глаза.

— Почему?

Субетай молчал.

— Ты… что-то видишь?

— Я тебя почти не вижу, — с трудом выговорил Субетай.

Чингис-хан смотрел на сына, нахмурившись.

— Останься. — Субетай слышал свой голос как будто со стороны.

Чингис-хан заметил, что у Субетая побелели губы. Помедлив, он все же спешился.

— Конечно, сынок, конечно, — Чингис-хан взял Субетая за плечо, всмотрелся в его лицо. — Да тебя лихорадит…

Он ввел Субетая в юрту, велел Хоахчин напоить его горячим.

— Я не еду на охоту. Не волнуйся.

Субетай кивнул, не отрывая глаз от его лица. Он лежал под несколькими одеялами и никак не мог согреться.

— Я займусь другими делами. Хорошо?

Субетай кивнул.

— Ты меня видишь? — обеспокоенно спросил Чингис-хан.

— Теперь да, — Субетай попытался улыбнуться.

— Что-нибудь болит?

— Нет.

— Выпей еще чаю, — предложила Хоахчин.

Субетай помотал головой и сразу уснул.

Это был глубокий, долгий, темный сон. Субетай смотрел себе под ноги, идя по гальке. Слышал звук своих шагов. Свет был сумрачный. С галечной отмели он видел людей, загоняющих зверя. Было необходимо рассмотреть их поближе. Субетай вглядывался, забыв, кого он ищет. Потом вспомнил, что это уже не надо, и засмеялся во сне. Фигурки охотников становились темнее, пока не почернели и не рассыпались, разбрасывая тлеющие угли…

Утром приехал шаман. Он прислушался к дыханию мальчика, кивнул своим мыслям, и успокоил Борте. Субетай спал сутки.

Когда Субетай открыл глаза, он увидел шамана. Мальчик смотрел на него, не узнавая.

— Что видел? Где был? — кивнул шаман.

— Где-то… не помню.

— Ну, нет, так нет.

Позже, когда Субетай вышел из юрты, шаман похвалил его. Они пошли в сторону речки, по склону небольшого увала.

— Ты верно поступил. Молодец.

— Я ничего не сделал. У меня… — Субетай запнулся — жутко было до сих пор. — В глазах у меня потемнело, и все.

— Не все. Ты не побоялся предупредить.

— Как я мог не сказать… Я… должен был.

— Поэтому и хвалю. Не побоялся того, чего не знаешь. Не побоялся себе поверить.

— Попробовал бы я не сказать. Я бы умер.

— А если бы отец тебе не поверил?

Субетай резко остановился.

— Нет, нет, он поверил бы, он…

— Тише, тише, уже все. — Шаман взял его за руку. — Он жив, успокойся.

Субетай опять почувствовал комок в горле.

— А на охоте… все живы?

— Все.

Он выдохнул.

— Значит, я ошибся? Но я… мне так было страшно…

Шаман пожал плечами.

— Все живы, потому что твой отец остался дома. — Он нагнулся за каким-то стебельком, сорвал его и протянул Субетаю. — Если бы Хоахчин дала тебе вчера отвар этой травы, ты бы лучше спал. Держи.

— Хорошо бы ты вчера был здесь.

— Незачем.

— Ты бы помог мне объяснить отцу. А то он меня, как маленького, велел напоить горячим и уложить. Что-то спросил у меня, я даже сказать ничего не мог.

— Я бы сделал то же самое. Ты свое исполнил и лишился сил. Тебе надо было только спать.

Субетай вспомнил: горячая голова, тяжелая и пустая одновременно, и сон.

— …Во всяком случае, ты охраняешь свою семью. — Шаман как будто размышлял вслух.

Чингис-хан поговорил с шаманом, прежде чем тот уехал.

— Что это значит, он прорицатель?

— Ты сам знаешь. Ты послушался его и не жалеешь.

— Да. Но он всегда будет предсказывать то, что мне нужно?

— Этого я не могу сказать. Он еще мал. Рановато начинать обучение.

— Ты хочешь сделать из него шамана?

— Это тебе решать, хан, не мне. Но если бы это зависело от меня, я бы не торопился. Может быть, он принесет больше пользы у тебя на службе.

Чингис-хан думал об этом. Если будет на то воля Неба, когда-нибудь Субетай станет его доверенным лицом. Советником или послом. Воинов у монголов много — каждый мужчина. А тех, кто видит будущее? Когда Субетай подрастет, надо будет отправить его вместе с посольством. Для проверки. Чтобы привыкал.