Дверь открылась, и два паши заключили друг друга на пороге в объятия. Выражение лица у Сейфи-паши было гордое, надменное. «А я кто? Простой торговец, и все тут!» — подумал Джевдет-бей.

— Знаком ли ты с моим будущим зятем? — спросил Шюкрю-паша и представил гостей друг другу.

Сели. Слуга принес кофе. Сейфи-паша искоса поглядывал на Джевдет-бея, тот ежился под этим взглядом и ерзал в кресле, а Шюкрю-паша о чем-то говорил.

— Вы, молодой человек, чем занимаетесь? — ни с того ни с сего вдруг спросил Сейфи-паша.

— Торговлей, господин паша!

— Торговлей. Вот оно как… Торговлей, — протянул Сейфи-паша и снова повернулся к хозяину дома, всем своим видом показывая, что внимательно слушает.

Шюкрю-паша между тем всячески расхваливал своего гостя и говорил о том, что истинных друзей становится все меньше и поговорить по душам уже почитай что и не с кем. Закончил он свою речь словами о том, что к будущему зятю теперь тоже испытывает самые дружеские чувства, но голос его звучал неискренне, а на лице было какое-то извиняющееся выражение.

Тут Сейфи-паша вдруг снова взглянул на Джевдет-бея и спросил по-французски:

— Quels livres lisez-vous, mon enfant? [25]

Сначала Джевдет-бея охватила паника, но он тут же собрался с духом и заговорил, запинаясь:

— Monsieur, je lis Balsac, Musset, Paul Bourget et… [26]

Сейфи-паша прервал его на полуслове:

— Это, сынок, хорошо, что ты хотя бы так знаешь французский. Главное — говорить, и дело пойдет на лад, — и, опять повернувшись к хозяину дома, завел разговор о последних политических слухах.

Джевдет-бей смотрел на сгорбившегося Сейфи-пашу, на то, как движется в такт речи его борода, на Шюкрю-пашу, с наслаждением слушающего гостя, и думал о том, что Ниган — дочь одного из них, а другому только что целовала руку. От этих мыслей ему было не по себе. «Не так все должно было случиться. В этом есть что-то гнусное. Я не такой, я лучше!» — сказал он себе. Потом вспомнил, как Ниган садилась в карету, и вдруг с каким-то радостным, победным чувством понял, что она — ему под стать, а не им. «Да, я лучше, чем они. Лучше и чище!» И сразу все в этой заставленной вещами, пугающе-непонятной и непостижимой комнате показалось ему смешным и прогнившим. И так стало ему весело и хорошо, что он испугался, как бы не загрязнить, не испортить это чувство. «Вот прямо сейчас встану и уйду, немедленно!» — пробормотал он, но тут слуга принес чай.

— Что ж ты лепешек не принес? — спросил Шюкрю-паша слугу и, похлопав гостя по колену, сказал: — Как ты интересно рассказываешь!

Сейфи-паша нахмурился. Потом, обернувшись к Джевдет-бею, спросил:

— Где живете, молодой человек?

— Будем жить в Нишанташи.

— Нет, сейчас-то где живете? — ворчливо переспросил паша.

— В Вефа, — сказал Джевдет-бей и обрадовался, что его не захлестнуло раздражение, как он боялся. «Мы с Ниган будем жить в Нишанташи в том доме!» — подумал он. Ему хотелось как можно быстрее покончить с чаем и уйти из этого особняка.

За чаем Сейфи-паша завел разговор о слухах вокруг покушения на султана. Его величество изволил сделать выговор министру полиции за то, что агенты сработали недостаточно внимательно. Садразам Ферит-паша сказал сегодня одному знакомому Сейфи-паши, что в деле найдена зацепка: удалось обнаружить регистрационный номер кареты, в которую была положена бомба. Затем паша стал рассказывать, кто во время покушения проявил храбрость, а кто перепугался. Разговор об этих последних особенно развеселил обоих пашей. Затем речь зашла о попавшем в трудное положение Фехим-паше и его любовнице Маргарет. Тут Шюкрю-паше показалось, что такую приятную беседу неплохо было бы увенчать рюмочкой коньяку. Слуга принес бутылку и пузатые коньячные рюмки. Паши завели разговор о том, какую смелость проявил султан, о том, как повезло шейх-уль-исламу Джемалеттину-эфенди и как, наоборот, не повезло двадцати шести погибшим. Кто и как именно испугался во время взрыва — эта тема доставляла пашам особенное удовольствие. Потом Сейфи-паша стал рассказывать об одном случае, имевшем место в бытность его послом в Англии.

— Однажды приходит в посольство шифровка за подписью начальника канцелярии Тахсина: требуется, мол, немедленно приобрести и прислать говорящего попугая, причем и голова, и все перья у него должны быть непременно белыми. Ну, шифровка все-таки, не пустяки. Я тут же позвонил директору Лондонского зоопарка, и выяснилось, что эта птица называется по-другому. Я диктую секретарю ответ: так, мол, и так, говорящего белого попугая нет в наличии. Птица, подходящая под данное описание, называется не попугай, а какаду. Секретарь говорит: «Должно быть, они разницы между этими птицами не знают, давайте отправим им какаду!» Тут я разозлился: «Коли не знают, — говорю, — так пусть узнают! Шифруй мою телеграмму!»

— Я ухожу, господин паша, — вдруг сказал Джевдет-бей, вставая с места.

— Подожди, дослушай рассказ! — начал уговаривать Шюкрю-паша, но, увидев угрюмое выражение на лице Джевдет-бея, осекся. Тоже поднялся на ноги и сказал: — Приходи еще, обязательно приходи. До свадьбы хочу еще раз непременно с тобой повидаться.

«Ниган!» — звенело в голове у Джевдет-бея. Торопливо пожав руку Сейфи-паше, он вышел из комнаты. Подумал, что нужно бы поцеловать руку Шюкрю-паше, который вышел вслед за ним. На лестнице тикали часы. Джевдет-бей замялся, руку паше так и не поцеловал, только улыбнулся. Спустился по лестнице. Швейцар открыл дверь. Выйдя на улицу, Джевдет-бей увидел широкое безоблачное небо и яркое солнце, и на душе у него сразу стало легче. Дул освежающий ветерок.