– Клянусь Аллахом, ты хорошо сказал. Но если дело только в этом, то зачем война? Немало наших посланников, одетых в рубища из верблюжьей шерсти, ушло за рубежи султаната, неся туда не меч, а Коран, не войну, а свет и спасение для заблудших. Отчего б и тебе не пойти этим путем?

– Того, кто приходит в рваном рубище, редко слушают!

– Но того, кто приходит с мечом, слушают еще реже! А тех, кто приходит со словом мудрости, мало слушают, но далеко слышат: они говорят с миром устами всех, кто хоть раз слышал их. Суфии словом Аллаха умеют увлекать и вести за собой людей; более того: некоторые суфии и их шейхи – авангард нашего войска в странах дар аль-харб... Они оттуда призывают нас, когда все готово для прихода войска...

– Часто сильные мира сего, убоявшись их слов, устраивают на них охоту, готовят им топор и петлю...

– Ты боишься топора?

Это было похоже на игру в конное поло, в которой, кстати, мало кто мог сравниться с Абдаллахом: мяч все время в воздухе, только успевай отмахивать его човганом .

– Я не боюсь топора, но зачем напрасные жертвы? А вторгшись всей армией в чужую страну, мы дадим возможность мудрецам говорить открыто!

– Напрасные жертвы? – иронически усмехнулся Хайдар-баба. – А может быть, мученическая жертва под топором во имя ислама обратит больше людей, чем целый завоевательный поход! Разве не так же случилось и с Исой?

Абдаллах набрал в рот воздуха для ответа, да так и остался с открытым ртом... Он упустил мяч!

Хайдар-баба тут же закрепил успех:

– Ислам – истина, так?

Абдаллах только головой кивнул.

– Так почему же, услыхав слово истины, люди не слишком-то часто становятся на ее сторону, предпочитая остаться в плену джахилийи или своих христианских заблуждений?

Абдаллах растерянно глядел на учителя.

– А я скажу больше, – добивал Абдаллаха тот. – Дервиши, ушедшие за рубеж со словом истины, часто утрачивают там его и остаются мусульманами лишь по названию! Живя многие годы плечом к плечу с неверными, они часто вынуждены снисходительно относиться к местным, например, христианским, культам, вплоть до того, что начинают молиться их «святым», прославившимся своими «чудесами». Святой, из гроба которого забил исцеляющий источник, чудотворные мощи, – все это понятнее простолюдину, готовому поверить в любые чудеса, чем недостижимый и далекий для них Аллах. И шейхи тамошних орденов, в стремлении привлечь к себе больше сердец, начинают утверждать, что культ святых придает исламу новый блеск!

– Как?.. – растерялся Абдаллах. – Ведь это – ширк, грех многобожия...

Хайдар-баба с интересом посмотрел на него, и Абдаллах стал развивать мысль:

– Поистине, признание за пророками, святыми, предсказателями, астрологами «сокровенного знания» – это ширк ал-илм; поклонение чему бы то ни было помимо Аллаха – могилам, камням, мазарам, иконам – это ширк ал-ибада; вера в приметы и предзнаменования, ношение без нужды амулетов – это ширк ал-ада...

– А знаешь ли ты, что даже произнесение клятв именем Мухаммеда или Али, не говоря уж о ком-либо еще – Исе, например – это тоже ширк, ширк фи-л-адаб?

Абдаллах не знал этого.

– А они там и клянутся, и амулеты носят, и перед иконами молятся! – продолжал Хайдар-баба. – Я очень боюсь той каши, которая заварилась во многих головах на Балканах. Тамошние шейхи внушают местным жителям, что их верования и ислам не слишком-то различаются, чтобы привлечь людей в свои текке. А там живут богомилы и павликиане, сугубые еретики и для нас, и для христиан. Безбожники, неоплатоники, пантеисты, они верят в какое-то «начало, которое породило все», а главное – что все люди равны, что все они братья, и что, поэтому, платить налоги и возвращать долги никто не обязан. Они в любую минуту готовы возмутиться против любой власти. Тамошние суфийские ордена не только проповедуют аскетизм, воздержание, презрение к материальным благам, но требуют того же и от сильных мира сего. Они пустили в оборот глупое греческое слово «демократия», которое буквально означает «власть простаков». Вот уж, подлинно, поразительная духовная простота! И религиозное невежество! Но они утверждают (я цитирую), что «ислам берет начало от свободных людей, которые хотели создать свободное государство». Они приводят в доказательство этого утверждения Коран: «И вот, сказал Господь твой ангелам: «Я установлю на земле наместника» [халифа]. Они сказали: «Разве Ты установишь на ней того, кто будет там производить нечестие и проливать кровь, а мы возносим хвалу Тебе и святим Тебя?»

Хайдар-баба помолчал, давая сказанному улечься в голове у Абдаллаха. Тот подавленно молчал, его мысли разбежались, и в голове оставалась лишь сосущая томительная пустота.

– Как ответил Аллах своим малаика (ангелам)?

Абдаллах молчал.

– Ну, ну, ибн-Инджиль, – заметил Хайдар-баба. – Это – буквально следующая строка Корана: «Он сказал: «Поистине, Я знаю то, чего вы не знаете!»« Что Он знал и чего они не знали?

Он снова замолк и потянулся к дыне. Абдаллах лихорадочно искал нужного слова, чтобы поддержать зашедшую в тупик беседу, но не мог найти его, и чувствовал, как с каждой секундой падает в глазах учителя. Он боялся, что тот сейчас даст понять, что беседа окончена и пойдет отыскивать себе на этот день другую «жертву».

Выдержав паузу, пока Абдаллаха не бросило в пот, Хайдар-баба равнодушно заметил:

– Мудрейший ат-Танухи в «Китаб ан-нишвар» более трех веков назад говорил об испорченности того века, уступающего в мудрости веку минувшему: «Нравы ныне ухудшились, а былые представления стерлись и изменились. Недостает жажды знаний, не хватает благородных устремлений. Простых людей от подобных вещей отвлекает забота о хлебе насущном, а сильные мира сего довольствуются лишь удовлетворением своих животных страстей. Мы достигли того состояния, о котором в преданиях говорится, что времена будут становиться все хуже и хуже, жизнь человеческая все горше и горше и день Страшного суда грянет над самыми наихудшими из тварей» .

Абдаллах потупил голову.

– Я вовсе не о тебе, и я не хотел тебя обидеть, – заметил Хайдар-баба. – Я дал тебе подсказку!

Абдаллах ясно видел, чем этот новый этап обучения отличается от всего предшествующего. Тогда в таких затруднительных ситуациях достаточно было сказать: «Учитель! Я не понимаю! Объясните!» – и ему сразу давали нужное объяснение. Теперь уровень общения был иной: тех, кто слишком часто рассчитывал на такие подсказки, в конце концов отчисляли из медресе, направляя их офицерами в захолустные части. Здесь готовили людей, умеющих мыслить самостоятельно. Он должен был выпутаться сам. И он попробовал выпутаться. Он уже собрался с мыслями. Пусть его мучитель почувствует, что имеет дело с достойным противником. Он даже позволил себе вольность – взял кусочек дыни и съел его, и лишь затем начал говорить: