— Фауст? — спросила она тоже почему-то шепотом.

— Да, любимая! Я пришел за тобой!

Из тени выступила массивная фигура с растрепанной гривой седых волос. Откуда он здесь взялся?! Где Сторицкий? Где помреж? Звукооператор, осветители, гримеры? Где все?! Я что, проспала начало съемок?

— Я убежал от них, — прошептал Савва, прижимая лицо к решетке. — Сбежал из проклятого ящика, от иголок и таблеток, что делали меня глупцом. Сбежал от негодяя, который заставлял меня не видеть камеры, софиты, людей вокруг. Он заколдовал меня. Отвел мне глаза. Это все было враньем! Наша с тобой любовь, милая Гретхен — всего лишь представление для забавы плебса!

Катя потрясенно молчала.

— Я больше им не позволю над собой издеваться, — продолжал Глинин. — Я, доктор философии Иоганн Фауст — не паяц! Я заберу тебя. И мы уедем. Навсегда. Будем только ты и я, моя Гретхен!

В руках у Саввы появился ключ, клацнул замок. Ржаво заскрипела дверь.

— Я обманул самого Мефистофеля! Они никогда не найдут нас!

Глинин… нет, Фауст вошел в камеру, обнял Катю и сжал ладонями ее лицо.

— Моя Гретхен, — прошептал он. — Моя Лаура. Моя Жозефина. Моя Клеопатра… Я отдам душу дьяволу, чтобы быть с тобой!

Он окончательно сошел с ума, поняла Катя. Сейчас он меня убьет.

— Да, — сказала Катя. — Да, любимый. Мы всегда будем вместе.

Фауст шарахнулся назад, торжествующе вскинул руки:

— Остановись, мгновение, ты прекрасно!

Он произнес эту реплику из сценария, и в ответ раздался голос свыше:

— Стоп, снято! — рявкнул Сторицкий в мегафон.

Взгляд Фауста на секунду стал испуганным, а потом помутнел, глаза его закатились — и Савва Глинин упал навзничь.

Подбежал Агнер, пощупал пульс, приподнял веко, пожал плечами.

— Кататонический ступор, — сообщил он. — Как я и предсказывал. Неизбежно при таких дозах.

— Главное, что успели снять, — довольно прогудел Сторицкий. — Надеюсь, света хватило. Ты уж извини, Катенька, что пришлось тебя так напугать. Другого выхода не было.

Из тени выходили члены съемочной группы — одетые во все черное, с ручными камерами и пушистыми микрофонами на длинных стержнях. Кто-то притащил носилки. Санитары унесли Глинина. Кате подали стакан воды. Зубы девушки выбили дробь об стекло, но после пары глотков ей полегчало.

— И что теперь будет? — чуть заикаясь, спросила она.

— Все. Теперь у тебя будет все, — хищно ухмыльнулся Сторицкий. — Ты стала последней партнершей великого Глинина. Слава и деньги, моя дорогая. Слава и деньги!

Режиссер снял берет с петушиным пером, обнял Катю за плечи и проревел басом:

— Съемки окончены! Всем спасибо, все свободны!

Рецензии были разгромными. Критики разнесли «Фауста» Сторицкого в пух и прах. Скомканная кульминация. Оборванное повествование. Невнятная мораль. Сумбурная игра Мышкиной. Плохая операторская работа…

Но все это не имело ни малейшего значения. Все эти придирки перечеркивал один простой и понятный даже самому тупому зрителю факт: «Фауст» — это последняя роль Саввы Глинина.

Того самого.

Великого Саввы.

История о том, что актера увезли прямо со съемочной площадки в больницу — «гений так вжился в образ, что не смог из него выйти!» — облетела всю желтую прессу еще до премьеры.

Сборы получились колоссальные. Каждый олигофрен считал своим долгом увидеть на большом экране, как взаправду погибает Савва. Сторицкий купил дом в Ницце. Катю завалили сценариями и предложениями сниматься, и ей пришлось нанять Агнера для защиты ее интересов.

На Московский кинофестиваль они приехали втроем: Сторицкий, Мышкина и Агнер. Приехали, как и мечтала когда-то Катя в обшарпанной общаге, на длинном белом лимузине, с непременной бутылкой шампанского в ведерке со льдом. Платье у Кати было от Диора, белое, до пят, со смелым разрезом и декольте.

Втроем вышли на красную ковровую дорожку, Сторицкий чуть в стороне, Агнер вел Катю под руку. Агнер оказался хорошим агентом, зубастым и пронырливым. В постели он тоже проявил себя неплохо, вот только пил с каждым днем все больше и больше…

Но это неважно. Мало ли будет агентов у восходящей звезды экрана?

Они шли под возгласы ликующей толпы, махали руками, раздавали автографы, улыбались камерам, говорили какую-то банальную чушь в микрофоны, и Катя была по-настоящему счастлива.

Момент ее триумфа не смогла испортить даже Сафьянова, с которой Катя столкнулась в уборной. Марго, чей сериал «Девчонки Космо» закрыли после первого сезона, выглядела потасканной и помятой. Бархатное платье от Шанель — из коллекции прошлого сезона, не иначе как на распродаже купила, язвительно подметила Катя, тонна косметики не в силах скрыть мешки под глазами, и газовый шарф, тщательно обмотанный вокруг шеи.