На то, чтобы пересечь поле, у нас ушло едва ли больше десяти минут. Могли бы в принципе и быстрее, но здесь дорога, несмотря на недавний дождь, была такой пыльной, что Люк сбросил скорость, опасаясь влететь в какую-нибудь глубокую рытвину.

Наконец, рыкнув мотором, «БМВ» взобрался по накатанному подъему на железнодорожную насыпь, и впереди я разглядел строения, даже на первый взгляд отличающиеся от деревенских хат. Похоже, мы таки добрались до полигона.

Кремль, Смоленск, РСФСР. 24 августа

1941 года. 11:20.

— Вортлоф! Вортлоф! Почему ящики еще не погрузили?! — Любой, хоть сколько-нибудь послуживший в германской армии, мог сразу сказать, что так, с такими характерными интонациями, может кричать лишь представитель славной когорты фельдфебелей — этого костяка любой нормальной армии. Было в этом голосе и недовольство задержкой с выполнением приказа, и обещание немедленной расправы нерадивому подчиненному, и многое-многое, что мало-мальски опытный солдат, в отличие от какого-нибудь шпака, улавливал сразу.

«Интересно, а у русских есть фельдфебели? — подумал унтер-офицер Добиц. — Не по званию, а именно такие, как старина Андреас, — громогласные и надежные?»

Сам он грозного начальника не боялся, поскольку командовал дежурным расчетом, и внезапная суматоха, начавшаяся с полчаса назад, его никак не касалась. Если сейчас прилетят русские самолеты, то именно ему, унтер-офицеру Курту Добицу, предстоит первым их встретить.

«Прилетайте, есть чем вас угостить!» — Курт ласково погладил ствол своего «флака», украшенный тремя белыми кольцами — отметками об одержанных победах. Первое он самолично нарисовал еще весной, когда они сражались в Греции, а два других добавились уже здесь, в России. И это при том, что их батарею перевели сюда всего две недели назад!

Несмотря на то что город, как знал Добиц, захвачен германскими войсками еще в июле, красные не оставляли попыток отбить его. Впрочем, все их попытки разбивались о надежную оборону еще на дальних подступах.

— Курт! Иди сюда!

«Ну вот, помяни черта…» — подумал унтер-офицер и, кивнув наводчику, мол, остаешься за старшего, отправился на зов начальства.

Голос фельдфебеля доносился из-за крепостной стены, и Добиц, обогнув штабель ящиков с 3,7-сантиметровыми снарядами для его зенитки, зашагал по пологому спуску, мощенному крупным булыжником. Фельдфебель обнаружился неподалеку от подбитого русского «Виккерса», на который практичные солдаты Вермахта уже понавешали табличек-указателей. «Дулаг 240», «ОТ техвзвод», «полевая комендатура» — гласили наиболее крупные из них. Табличку их батареи, насколько Курт знал, фельдфебель уже приготовил, но руки пока не доходили повесить. Круче всех выпендрились парни из транспортного батальона NSKK, разворотив мостовую и вкопав трехметровый обломок телеграфного столба, на самой верхушке которого и был прибит стилизованный под стрелу указатель.

Вообще, русские оставили в городе довольно много своих танков. Понятно, что, когда отступаешь в спешке, вытаскивать поврежденную технику особо некогда. Впрочем, у германской армии до них руки тоже пока не дошли. Ремонтные подразделения с трудом справлялись с восстановлением собственных танков, где уж с чужими возиться… Опять же, сам Курт слышал от знакомых ребят из Панцерваффе, что на русских машинах они согласятся воевать только под страхом расстрела… Вот и стояли разнообразнейшие боевые машины противника на площадях, перекрестках и даже во дворах. Двухбашенные и однобашенные, тяжелые, средние и легкие. Всякие… Унтер-офицер видел даже несколько бронированных ромбовидных чудовищ времен Великой войны, вроде тех, что англичане применили на Сомме. Сейчас их стащили к большому собору неподалеку, и фотографирование на их фоне входило в «обязательную программу» для всех вновь прибывших.

— Курт! — фельдфебель призывно помахал рукой.

— Слушаю вас! — Несмотря на всю суровость, у «старины Андреаса» были любимчики, и Добиц входил в их число, так что уставные требования в данном случае можно было и не соблюдать.

— Значит, так — поступил приказ часть орудий перебросить на южную окраину. Командование опасается прорыва русских танков, и наши «тридцать шестые» могут быть там полезны. По секрету скажу, что даже новейшие тяжелые танки русских, о которых ты наверняка уже слышал всякие страшилки, можно остановить. Есть информация: у них слабые гусеницы.

«Ага, слабые, — мысленно согласился Добиц. — А вот все остальное не то что наша зенитка, но и пятисантиметровая противотанковая не пробьет. То есть мы им гусеницы будем портить, а они нас на небеса отправлять».

— Ваш взвод я оставляю здесь — надо и за небом следить, сам понимаешь, — продолжал объяснять фельдфебель. — Но на твоем месте я бы передвинул одно из орудий так, чтобы держать под присмотром и эту площадь. Понял меня?

— Так точно, господин фельдфебель! — Несмотря на форму, это был прямой приказ, и тут уж следовало соответствовать Уставу. — Разрешите спросить?!

— Давай.

— Откуда здесь взяться русским танкам, господин фельдфебель? До фронта ведь полсотни километров. Да и оборона у нас…

— Честно? Не знаю, унтер-офицер! Но поступила информация, что отдельные группы русских вчера прорвались к Кардымово, а это, Курт, уже двадцать километров от нас. За сколько танки проедут это расстояние? Мне кажется — часа за два, и то если на каждом перекрестке будут останавливаться, чтобы отлить. И учти — командованию виднее! Но все! Выполнять!