Память с фотографическое точностью хранила все эти места.

В Домодедовском районе Московской области, где проводился один из следственных экспериментов, Чикатило шел к месту совершения преступления, не сбиваясь, не останавливаясь, хотя был там несколько лет назад. Изредка он замедлял шаг и, указывая по какое-то повое строениение, говорил: «Тогда здесь этого не было».

И детали из жизни тех, кого он вел убивать, тоже запомнились,

– Ту девушку, кажется, звали, – он на секунду задумывался и произносил: – у нее было такое романтическое имя. Лаура. По выражению лица я понял, что она умственно отсталая. С такими было еще проще.

С такими было проще. Он легко заманивал их, даже не обещая денег. Лаура доверчиво рассказывала ему о родителях, которые жили к селе, недалеко от Ростова, о младшем брате. А он уже представлял, как будет глумиться над ней…

– А я от родителей убегаю. Живу в Ростове, на вокзале, – она говорила с заметным акцентом, и Чикатило спросил:

– Ты не русская?

– Армянка.

Она все время улыбалась и спокойно шла по безлюдной дороге. К смерти.

А вскоре с Шахтинского вокзала Чикатило увел еще одну дебильную женщину. Женщина показалась ему утомительно болтливой. По дороге он узнал, что оно приехала из Волгограда. Возила на экскурсию своих малолетних детей и бросила их там, на Мамаевом Кургане… Позже мать убитой женщины подтвердит эти факты:

– Людмила и двое ее внебрачных малолетние детей жили со мной в Волгоградской области. В детстве дочь получила черепно-мозговую травму и с тех пор стояла на учете в психоневрологическом диспансере Однажды Люда взяла своих детей и поехала в Волгоград, откуда не вернулась, бросив детей на Мамаевом кургане.

– Я много натворил на этой земле. И мне пора уходить, – словно неожиданно прозрев, заявил на суде Чикатило. – Я даже хотел повеситься.

– И чего ж ты, гад, не повесился? – закричал кто-то из зала.

Но фраза эта, однажды оброненная Чикатило, похоже, была рассчитана на публику. Ему нравилось внимание журналистов, и он охотно позировал перед кино- и фотокамерами. И вешаться он вряд ли собирался.

Чикатило хотел жить.

Во время следственного эксперимента, когда группа проходили через железнодорожный туннель, он то и дело испуганно оглядывался и торопил:

– Идемте быстрее, а то поезд задавит.

В другой раз после долгой и утомительной работы члены следственной группы решили немного размяться.

– Пробежим немного, – предложили они Чикатило. Но он наотрез отказался:

– Я побегу, а вы меня застрелите.

И в следственном изоляторе он ежедневно требовал врача, придумывая то одно, то другое заболевание. Он слишком хотел жить…

Глава 6

В зале судебного заседания постепенно пустели ряды. Публика, утомленная зрелищем, отправилась добывать хлеб. Остались несколько журналистов и потерпевшие, да еще бывший ударник комтруда по имени Анатолий, изредка посылавший проклятья в адрес подсудимого.

А подсудимый, видимо, почувствовав реальное приближение финала, отказался давать показания. Поведение его резко изменилось. Теперь он больше походил не на зловещего убийцу, а на придурка, желавшего потешите измученных зрителей. Каждое утро он начинал с жалоб на головную боль. И каждое утро председательствующий на процессе Леонид Борисович Акубджанов оглашал очередную справку, выданную врачами следственного изолятора о том, что состояние здоровья подсудимого удовлетворительное, и он может принимать участие в судебном заседании.

– Что это за врачи? – возмутился Чикатило. – Таблетку анальгина дадут – и все. А меня лечить надо. И вообще говорить ничего не буду, у меня наливаются груди. Мне пора рожать.

Не реагируя на замечания, он произносил бессвязные монологи о мафии, требовал какого-то адвоката из РУХа и провозглашал здравицы в честь Рязанской Украины до тех пор, пока его не удаляли из зала. Но на следующий день все повторялось снова.

Чикатило продолжал свои длинные тирады на нижегородском, смешанном с украинским, требовал переводчика. Он, окончивший факультет русской филологии и всю жизнь проживший В России, отказывался говорить по-русски. Он настаивал на том, чтобы сменили секретаря судебного заседания.

– Когда я смотрю на ее декольте, у меня начинается сексуальное возбуждение, – заявил Чикатило и сбросив брюки, остался перед залом, в чем мать родила.

Секретаря не сменили, но на очередное заседание она явилась в кофточке, застегнутой под горло, хотя стояла сорокаградусная жара.

Потом он еще не раз устраивал сеансы стриптиза, хотя постоянно был в наручниках.

Но Чикатило продолжал бушевать. Может, хотел отодвинуть наступление часа X, продлить жизнь? А, может, действительно сошел с ума? Впрочем, на неожиданно поставленные вопросы он отвечал логично и четко. А в характеристике из следственного изолятора сообщалось, что Чикатило охотно вступает в контакт. Читает газеты, интересуется политикой. Сон и аппетит не нарушены.