Второй выстрел с того же «Гефеста» был менее удачен: он предназначался на нашу долю, но в тот момент, когда пушкарь приложил фитиль к затравке своего орудия, волна сильно тряхнула корпус судна, и ядро пронеслось высоко над нами, не причинив нам ни малейшего вреда.

В одной из первых глав своих записок я, кажется, уже сказал, что на борту нашего люгера имелись собственные пушки. Их было не много, все они были малокалиберными и слабосильными, но при случае и люгер умел показать зубы…

Едва обнаружились намерения «Гефеста» потопить нас, как в нас заговорил инстинкт самосохранения и инстинкт злобы.

— К орудиям! — скомандовал Костер.

Клипер тоже не был совершенно беззащитным: на его борту имелась одна дальнобойная пушка и штук пять более мелких орудий. Оправившись от первого замешательства, команда «Франклина» в свою очередь схватилась за оружие.

В общем, силы противников были почти равны друг другу: против шестнадцати пушек «Гефеста» мы могли пустить в ход восемнадцать своих. Но на стороне «Гефеста» было значительное преимущество в количестве дальнобойных орудий и в наличии опытных артиллеристов. Кроме того, «Гефест», как специальное судно, был лучше приспособлен к боевым целям, и даже во время бури лучше исполнял нужные маневры.

Врезавшись между клипером и люгером, «Гефест» принялся громить «Франклина» с правого борта, а нас с левого.

Не зная, на борту какого именно судна находится император Наполеон, «Гефест» большую долю своего благосклонного внимания уделял именно «Франклину», чаще поворачиваясь к клиперу кормой, чтобы поражать его выстрелами из крупнокалиберных кормовых пушек.

Нечто фантастическое было в этой артиллерийской дуэли: в то время, как три корабля, окутавшись клубами порохового дыма, стремились уничтожить друг друга, — свирепствовавший ураган работал над своим собственным делом — стремился потопить всех трех противников. И по мере того, как разгорался бой между ними, усиливалась буря.

В без десяти минут пять люгер получил первую серьезную пробоину у ватерлинии, и у нас на борту раздался зловещий крик:

— Вода в трюме! К помпам!

Почти одновременно ядро с клипера срезало бизань-мачту «Гефеста», и мачта, падая, убила командовавшего им лейтенанта Карльтона. Команду судном принял казавшийся помешанным лорд Ворчестер. Но за разбитую бизань «Гефест» заплатил с лихвой, разбив руль клипера и влепив пару ядер в корму. По-видимому, при этом оказались подбитыми некоторые орудия «Франклина»: огонь его заметно ослаб.

После десятиминутного перерыва бой снова возобновился. Опять «Гефест» бил с правого борта по «Франклину», а с левого по люгеру.

Но теперь снаряды его почти не производили эффекта: буря достигла такого напряжения, что наши суда буквально швыряло, как щепки, прицеливание оказывалось по существу невозможным, трата пороху бесцельной. Мы были уже давно игрушкой волн и ветра, — теперь мы все оказывались во власти урагана, торопившегося довершить дело нашей гибели.

По небу мчались черные тучи, сделалось темно, как ночью, поминутно вспыхивала молния, озаряя зловещим фосфорическим светом кипящие волны и погибающие корабли.

Словно в ответ на грохот пушек раздались залпы небесной артиллерии, и, Боже, каким слабым и безобидным казался мне тогда голос наших орудий в сравнении с голосом грома?!

В один из тех моментов, когда все небо казалось охваченным огнем пожара, я разглядел поданный клипером сигнал, предназначавшийся нам:

— Не могу продолжать бой. Спасайтесь бегством!

Но легче было дать совет, чем последовать ему: наш трюм был полон воды. Треть наших людей или была смыта волнами или была перебита снарядами «Гефеста». Палуба была усеяна обломками разбитой мачты и обрывками снастей. Кажется, единственным человеком, сохранившим полное спокойствие, был он, император Наполеон.

Он по-прежнему стоял у грот-мачты, обняв ее левой рукой, а правую держал за пазухой, и упорно глядел в ту сторону, где, как призрак, метался погибающий клипер и где еще время от времени грохотали пушки полузатонувшего «Гефеста»…

Ровно в пять часов прогремел последний выстрел с него. На этот раз авизо послал нам бомбу. Она упала на нашу палубу возле рулевого колеса, подпрыгнула, лопнула с оглушительным треском. Осколки с визгом пронеслись над моей головой. Непреодолимая сила толкнула меня, и я покатился на мокрую палубу. Когда я поднялся, ни рулевого колеса, ни только что стоявших около него матросов уже не было. И с носа люгера раздался отчаянный крик:

— Тонем! Тонем!

Но мы еще не тонули. Люгер агонизировал, но его последний час еще не пробил.

Раньше, чем его корпус погрузился в воду, мы видели, как, гонимый бурей, мчался на морской простор лишенный возможности управляться «Франклин», и как на том месте, где нырял в волнах «Гефест», погубивший нас, поднялся огненный столб; потом до нас донесся грохот взрыва.

При неверном свете взрыва, потопившего английский авизо, я разглядел вдали лишенное уже всех своих трех мачт американское судно: это был злополучный клипер «Франклин».