Шрифт:
Он, например, уже обо всем позаботился, приготовил для себя обитый серебряной парчой гроб, свечи, саван. Запасены были и все продукты для поминального обеда: рис, масло, вино. Если что из продуктов шло в расход, то запас тут же пополнялся. Для домашних это стало таким привычным, что никто не удивлялся, когда, угощая случайного гостя, Ерванд Якулыч кричал жене:
— Марта, подай-ка бутылки две из того вина, что для поминок… потом пополним…
«Жаль, что не сегодня поминки», — доставая бутылки, бурчала жена.
Толстеньким, коротеньким, как пенек, человечком был Ерванд Якулыч. Его неприятное лицо делали особенно отталкивающим кустики черных волос, в изобилии росших у него в ушах и носу. Глядя на мужа, Марта с огорчением думала, что смерти не так-то легко будет свалить этот кряжистый пень. А сама ома день ото дня таяла. Да и легка ли жизнь за таким мужем! А тут еще сын бросил ученье и подружился с улицей.
Единственной отрадой матери была Лена.
— Одна-она меня и утешает, — частенько повторяла Марта.
Отец тоже любил дочь. Он восхищался ее «ангельским личиком», стройной фигуркой, горделивой повадкой. Красота дочери освобождала Ерванда Якулыча от неприятной необходимости давать за ней большое приданое: ведь сама она слиток чистого золота! Не было нужды и самим искать ей богатого мужа: любая состоятельная семья не откажется от такой обворожительной невестки.
Ни дочь, ни сын не были похожи на отца. Сандик был тоже очень хорош собой, так хорош, что было время, когда Ерванда Якулыча даже снедало сомнение: а не было ли тут…
Однако, когда родился второй сын — черный, морщинистый, как новорожденный щенок, уродец, Ерванд уверовал в непогрешимость жены и успокоился. Прожил этот ребенок недолго — всего три месяца, но своим кратковременным существованием он помог старшим детям, заставив отца полюбить их.
В последнее время отец махнул рукой на Сандика и похоронил все связанные с ним надежды. Казалось, хорошего от сына уже ждать было нечего, а плохим он не может больше удивить!
Но вот в один прекрасный день Сандик преподнес отцу такой сюрприз, что старик чуть не спятил с ума от неожиданности.
4
Незадолго до установления в Грузии советской власти Сандик попал в тюрьму. Точно причины ареста никто не знал, а слухи ходили разные. Кто связывал это с будто бы совершенной им кражей, кто с «политикой».
Ну, а пока выяснялось, что да как, в Тбилиси вступили части Красной Армии, и меньшевистское правительство в панике покинуло город. Началось бегство насмерть перепуганной буржуазии. Ерванд Якулыч тоже решил бросить все и, прихватив с собой только ценности, срочно улепетывать за границу.
Но как бежать, когда единственный сын, Сандик, в тюрьме? Не бросать же его на произвол судьбы. Да и что люди скажут!
К тому же запротестовала Марта.
— Я из города шагу не сделаю. Хочешь — уезжай сам, счастливого пути!..
И Ерванд Якулыч, затая страх, скрепя сердце смирился. В эту ночь он пережил тысячу смертей. Заснуть он не мог, его бил озноб, в голову лезли всякие кошмарные мысли. Одно утешение, что готов уже обитый серебряной парчой гроб и на чердаке сложены продукты для поминок.
Утром, когда Ерванд Якулыч боязливо приоткрыл окно и посмотрел со второго этажа вниз, он не увидел. никого, кроме дворника Кудрата, усердно подметавшего улицу.
Сначала ему захотелось плюнуть, обругать дворника, излить на него накипевшую досаду. Но благоразумие заставило его сдержаться — времена нынче смутные, лучше не рисковать. Бог знает, что еще принесет с собой наступающий день? Светопреставление, да и только. Еще неизвестно, кого вынесет на поверхность, а кто пойдет на дно.
— Добрый день, Кудрат, — обратился он к дворнику, — поздравляю, твои пришли…
Откуда было знать в эту минуту Ерванду Якулычу, что ему-то как раз и принесут эти пришельцы счастье. Думал ли он, что революция вернет ему, казалось, безвозвратно потерянного сына, теперь уже в виде «пострадавшего за народ, честного революционера»?..
В делах охранки отыскался документ, свидетельствующий о том, что Сантур Варназов был задержан меньшевистской охранкой за антиправительственные выпады. То, что он освобожден из тюрьмы революционной властью, стало мигом известно всему городу.