– Миша, - позвал я Карбышева, когда Фризель раскланялся, и убыл организовывать торжественную встречу Его Императорского Высочества, Великого князя, государя цесаревича, Николая Александровича.
– Прочти статью снова...

Передовица в "Русском Инвалиде" сообщала своим читателям об отправлении кортежа нового, высокородного наместника Западной Сибири, из Нижнего Новгорода в сторону Перми. С перечислением свиты, офицеров конвоя и командиров, отправляющихся с царевичем за Урал, подразделений. И вот в какой-то момент, когда Миша читал этот сухой, перенасыщенный титулами, чинами и должностями, список фамилий, что-то такое, похожее на хитрый хвост ускользнувшей мысли и появилось.

Карбышев послушно взялся сызнова продираться через титулования многочисленной свиты царевича, а я вдруг стал считать штаб-офицеров. Сначала - просто, потом, попросив секретаря читать только тех, кто занимает реальные командные должности, начальников военных частей и подразделений. Вот тут парню пришлось напрячь зрение. По неряшливости ли, или повинуясь какой-то извращенной логике, нужные мне господа оказались разбросанными по всей статье.

В итоге, у меня вышло, что вместе с новым наместником, в качестве войск, призванных обеспечить безопасность царевича, на восток двинулось полных четыре полка пехоты, полк кавалерии и, что совсем уж странно - четыре батареи пушек. И это не считая казаков собственно конвоя, отряда конных жандармов и оркестра. О прочих, причисленных к свите, офицерах я уж и не говорю.

Пусть, размышлял я, в каждом полку по пять батальонов. В каждом из которых - по пять рот. Даже если по скромному, в каждой роте по сто человек... Реально может оказаться, что и по двести, но пусть - по сто. Так считать проще. Итого - в регион едет более десяти тысяч солдат. Плюс штабы. Мама дорогая!

Первой мыслью была - где же их всех планируют разместить?! Омская крепость больше трех тысяч не вместит. Даже при условии, если всех узников гауптвахты выгонят на улицу. В Томске казармы губернского батальона в таком плачевном состоянии, что этим блестящим генералам и показывать стыдно, не то чтоб еще и предлагать разместить там солдат. Чаусский острог - по сути, просто пересыльная тюрьма. Бийская и Кузнецкая крепости практически в развалинах...

Да и зачем столько? Ну ладно, можно допустить, что тот, кому следует, все-таки поверил в готовящееся в наших краях восстание ссыльных поляков. Так местных казаков с городскими пехотными батальонами хватит, чтоб пол Китая завоевать, не то чтоб каких-то там бунтовщиков успокоить...

– Манифест, Миша, - дергая бровь, и пытаясь унять сорвавшееся в крещендо сердце, выкрикнул я.
– Какие губернии входят?

Секретарь с полминуты рылся в пачке газетных листов, прежде чем выудить нужную и зачитать:

– Омский округ, Тобольская и Томская губернии, включая район Алтайского Горного округа, Акмолинская, Семипалатинская, Семиреченская и Сырьдарьинская области...

И тогда я засмеялся. Потому что разом все понял. Вычислил и догадался. И увидел мое место во всем этом муравейнике. Чуть ли не наяву увидел, с каким именно предложением придет ко мне кто-то из свитских Великого князя. Мог с высокой точностью предсказать, как именно будут дальше развиваться события в наших краях, и какие выгоды для моих сибиряков можно с этого получить.

– Мне нужны все, - заявил я.
– Варешка в первую очередь. Но и всех остальных - тоже собери... И вызнай, наконец - что именно со мной. Что за ранение, и сколь долго я еще вынужден буду здесь валяться. Дел много... Некогда болеть...

Поболеть в свое удовольствие мне и не дали. С будущего же утра посетители - один за другим. Апанас поначалу еще пытался важных господ как-то образумить, усовестевить. Смешно было слушать, как под дверьми моей спальни простой, малограмотный белорус всерьез спорит с купцами и чиновниками, прямо-таки грудью защищая мой покой. Я наверное даже смеялся бы, если бы это не было так больно. Тем не менее, гостям я был даже рад. Поверьте, скучать в одиночестве, погрузившись в океан неприятных ощущений, гораздо хуже чем, даже отрывистыми фразами, но общаться с различными, весь день не иссякающими, ходоками.

В конце концов, Апанс пошел на хитрость: подговорил Карбышева, и прямо у лестницы наверх появился стол, за который на пост заступил мой секретарь. Теперь прорваться ко мне стало не в пример сложнее. Праздно шатающихся, явившихся с единственной целью - засвидетельствовать ко мне свое почтение, а за одно взглянуть на "бессмертного" Лерхе, чтоб потом хвалиться этим в каком-нибудь салоне - Миша сразу разворачивал коронной фразой:

– Его превосходительство весьма болен. Передайте свои пожелания на бумаге. С разрешения лечащего врача, я ему их прочту.

А если господин оказывался непонятливым, и продолжал наставать, Миша, одним только взглядом поднимал со стульев пару дюжих казаков вновь появившегося у меня в усадьбе конвоя, вооруженных здоровенными Кольтами, и резко менял тембр голоса.

– Их высокоблагородие, доктор Маткевич, наказал уволить Его превосходительство от чрезмерных нагрузок, - практически начинал рычать секретарь.
– Вы явились намеренно причинить вред господину Лерхе?

К слову сказать, Безсонов прибежал одним из первых. На пару со Стоцким. Степаныч выглядел смущенным донельзя, а мой полицмейстер - весьма и весьма озабоченным. Первый чувствовал за собой вину, что его казаки - Суходольский все так же пребывал в Омске, и командир первой сотни полка все еще Викентия Станиславовича замещал - не сумели уберечь меня от бандитской пули. А второй не знал что делать. Власти в городе практически не осталось. Какая-то текущая работа в присутствии продолжалась. Исправно работали комиссии и отделы, а Гинтар не забывал ежемесячно стимулировать их старания. В городе продолжали случаться какие-то не слишком, впрочем, значимые события, но начальнику полиции никто никаких распоряжений уже два месяца не давал. Словно бы губерния затаилась в ожидании явления "новой метлы".