– Разумеется. Зови своих, проходите в столовую, я сейчас распоряжусь.

– Кстати, говорят, вы тут диверсанта поймали? Врут, нет?

– Вот блин… – Комендант досадливо крякнул. – Кто говорит-то?! Это информация ДСП!

– Хм… Ну, как видишь, уже не ДСП. Так поймали, нет?

– Поймали, но не мы, – признался комендант.

– А-а-а… – Представитель сразу сбавил тон и негромко уточнил: – Кураторы?

– Ну а кто ещё? Кстати, хорошо, напомнил: у нас тут один ваш штырь сидит, глянь, знаешь его, нет… Эй, художник-сказочник! А ты чего это мордочку спрятал? Что-то ты как нашкодивший кошак притих… А ну встал, повернулся!

Встал. Повернулся.

Ба! Да это же Никита! То-то я думаю, что голос знакомый…

– Ха… художник! – удивился Никита. – А ты какого болта тут торчишь?

– Так ты его знаешь? – уточнил комендант.

– Ну конечно, знаю.

– Он художник?

– Художник, художник. А чего он у вас прохлаждается?

– Да взяли с оружием, недалеко от заправки. Думали, диверсант.

– Да какой, на фиг, диверсант! – Никита хмыкнул. – Я этого диверсанта на пинках по всему двору ДК гонял как раз накануне События.

Ага, вот так они называют ЭТО. Все прочие, кто не входит в число сильных и сплочённых, говорят «Хаос», «Бардак» и даже «П…ц» (или «Всеобщий П…ц»). Формулировка разнится в зависимости от степени испорченности и воспитания, но суть одна и та же. И эта суть, как видите, несколько отличается от понятия «Событие».

– Значит, художник… И как рисует? Мы-то уже не увидим, раз так вышло.

– Хорошо рисует, талант у парня, – неожиданно похвалил меня Никита.

– Ну, слава Богу! – Комендант с облегчением вздохнул. – А то уж думал, вот беда-то, нормальный вроде парень, а придётся его…

Тут комендант многозначительно ткнул пальцем в пол. Вот и понимай как хочешь, то ли в подвал, то ли вообще в землю.

– Ну тогда забирай его, пусть с вами домой едет. А пока подождите, чайку попейте.

– Хорошо, – кивнул Никита. – Пошли, художник, в другом месте рисовать будешь.

– А оружие? – мгновенно обнаглел я. – Виталий Палыч, раз уж всё выяснилось, может…

– Нет, оружие не отдадим! – сурово отрезал комендант. – Не положено тебе оружие.

Я искательно посмотрел на Никиту. Он развёл руками: в самом деле не положено, даже и не проси.

– Ну хотя бы штык отдайте, – не унимался я. – Я его в том же «армянском доме» с «курка» снял.

– Ты шутишь, что ли? – возмутился комендант. – Да этим штыком можно человека насквозь проткнуть. Это даже хуже огнестрела. Нет, забудь об этом.

– Ну и как мне теперь с голыми руками? Что я буду делать, если опять «курки» прицепятся?

– Быстро бегай, не шатайся где попало, сиди дома, – посоветовал комендант. – Не положено оружие гражданским, что непонятно? Мы вас охраняем, не нужно вам оружие. Всё, на этом закончим, идите чаи гонять.

Пили чай в столовой, оборудованной то ли в конференц-зале, то ли в комнате для совещаний, не знаю, как раньше называлось это помещение, по размерам раза в три превосходящее кабинет коменданта.

Здесь было несколько столов, лавки, стеллажи с бачками и армейскими котелками, а также полевая кухня, наполовину выгруженная во двор через расширенный дверной проём.

Пахло соляркой и наваристым мясным бульоном, двое чистили в «сороковку» картошку, один орудовал у печки, видимо, готовил обед для всей толпы охотников за беспилотником.

Прямо как в армии. Получается, что у них тут даже не столовая, а целый пищеблок в одном помещении.

С Никитой были ещё двое: молодой боец примерно моего возраста и дядька постарше, в танковом шлемофоне, очевидно, тракторист.

Задушевной беседы за чаепитием не получилось. Мы с Никитой не родственники, не друзья, познакомились накануне Хаоса и сразу подрались из-за девчонки. Так что мы скорее враги, по статусу мирного времени.

Никита, однако, поступил, как и подобает «правильному пацану»: не стал открещиваться от меня, хотя мог бы сказать, что видел меня всего один раз и понятия не имеет, кто я такой. К тому же он с ходу поручился за меня (поступок импульсивный и необдуманный, как и большинство движений в жизни Никиты, – но благородный), так что я теперь вроде как ему обязан.

Выпили по стакану крепкого чаю с сахаром, погрызли ржаные сухари, тракторист с бойцом налили ещё по стакану, а Никита толкнул меня в бок:

– Пошли покурим.

Я хотел было возразить, что не курю, но понял, что Никита хочет обсудить со мной нечто, не касающееся чужих ушей. И даже догадался, о чём будет разговор, поскольку иных общих тем у нас с ним нет.

Когда шли по коридору, навстречу нам проскакали трое пацанов лет девяти – двенадцати. От них разило свежим дерьмом, но при этом они были предельно радостные и одухотворённые, как будто провернули какую-то успешную операцию и теперь спешили доложить о результатах, в надежде получить ценную награду.