Назаркин мрачно уставился на пустую рюмку. Встреча с подругой Аиды выбила его из колеи.

Вершинина спустилась по лестнице и опять оказалась в просторном фойе.

— Тамара! — услышала она знакомый голос и обернулась.

Перед ней стоял Юра, журналист периодического издания, в котором раньше работал Сергей Соколов. Они были приятелями. С Юрой Тамара тоже познакомилась в клубе.

— Какими судьбами? — Он был рад встрече.

— Заехала пообедать.

— Красиво жить не запретишь. А я по делам. Как у нас говорят: встречался с источником. — Он заметил недоумевающий взгляд Вершининой и захохотал. — Да нет, не с этим. — Он характерно щелкнул себя по горлу. — Ни капли алкоголя. С источником информации.

Он, не стесняясь, окинул Тамару оценивающим взглядом и одобрительно покивал головой:

— Выглядишь отлично. Такая роскошная женщина! Серега сказал, что замуж вышла.

— Да, дочке уже годик.

— Рад, что у тебя все хорошо.

— А у тебя?

— И у меня не плохо. Верчусь. — Он помедлил. — Про Соколова ничего не слышала?

— Нет, — нейтральным голосом сказала Тамара. — Мы… давно не виделись. Как он? — Последние слова она произнесла с усилием.

— Хреново. Журнал, куда ушел, закрыли. К тому все и шло. За последние полгода они один номер выпустили. Я ему сразу сказал: возвращайся к нам, пока место есть. Так он разве послушает? Чего ждет, не знаю. Видел его на прошлой неделе, злой как черт и пьет. — Юра замолчал и добавил: — Пьет без границ. Я, как ты помнишь, сам не ангел, но меру знаю, а тут… — Он огорченно махнул рукой. — Из дома не выходит, сидит как сыч, говорит, книгу писать собираюсь. Какая книга, е-мое! Вот возьмет наш главный редактор другого сотрудника, и все. Действительно будет торчать дома, работать над собой. Кретин упрямый. — Всегда улыбающийся Юра сейчас был необычайно серьезен. — Тамара, я конечно, понимаю, что это не мое дело, но, может, вы на него повлияете, а? Жалко мужика, пропадает. Скоро тридцать один год стукнет, а ума — как у пацана.

— Юра, вы поймите меня правильно. Наверное… — запнулась Тамара, — там есть кому о нем позаботиться.

— Да нет у него никого! Всех разогнал.

Сидя в машине, Тамара уже не смотрела в окно. В голове стучала одна мысль: Сергею плохо. Она до крови искусала губы. Заныло сердце. Прошло больше двух лет, как они окончательно расстались. У нее — своя жизнь, у него — своя. «Ты могла бы сдохнуть сто раз, а ему не было до тебя никакого дела». Все так. Но сейчас у нее — благополучная жизнь, а он… Неужели она не может просто встретиться с ним и поговорить или позвонить по телефону? Это ничего не изменит в их отношениях.

Мелодия мобильника заставила ее очнуться. Звонила Ася.

— Что-то случилось с Симой?

— Ничего не случилось. Чуть что, так сразу — Сима. Ребенок под присмотром. Ты лучше вот что скажи: когда собираешься ехать на Клязьму?

— Завтра с утра, как договорились.

— Сегодня приезжай, сейчас.

— Хорошо, — удивилась Тома. — Но все-таки в чем дело?

— Это касается завещания Серафимы Дмитриевны.

Тамара умолкла, не решаясь задавать других вопросов. Значит, она правильно поняла в свое время, что ее ожидает серьезная новость.

В завещании был один пункт, объяснения которому не находилось. Бабка запретила продавать картины в течение двух лет. Тома и не собиралась ничего продавать. Она пыталась узнать что-то у Аси, но это было бесполезно.

— Всему свое время, — говорила она.

Пожилая женщина, проживя всю жизнь с Серафимой Дмитриевной, приобрела такой же несгибаемый характер.

Взять хотя бы воспитание маленькой Симы.

— Не балуй девку, — говорила Ася. — Время нынешнее, может статься, похуже нашего будет. Надо, чтобы из нее человек вырос, а не размазня избалованная. Вы детей не воспитываете, вы им прислуживаете.

Тамара возмущалась и пыталась бастовать, но не нашла понимания даже у мужа. К удивлению, Ярослав Асю Ивановну поддержал. Они вообще прекрасно понимали друг друга.

Два года, указанные в завещании, еще не прошли. Тогда о чем собирается говорить с ней Ася?..

В Москву Шнейдер прилетел утром и сразу же договорился о встрече с Лидманом.

Дмитрий Евгеньевич Лидман был известной фигурой в среде собирателей. Его интересовало все: картины, фарфор, древние монеты, предметы прикладного искусства. Но особый интерес для Лидмана представляло коллекционирование орденов, медалей и старинных знаков отличия. Это было его основной «специализацией». Он был автором нескольких научных работ в области фалеристики, которые стали классикой.

Дмитрий Евгеньевич часто посещал клуб фалеристов, выступал на конференциях, составлял каталоги, словом, вращался в кругу людей, связанных с антиквариатом, а потому был в курсе всех событий. У него имелось собрание орденов и медалей, но оно, к сожалению, не шло ни в какое сравнение с коллекцией Ольшанского.

Часто Лидман выступал посредником при продаже. Гюнтеру Шнейдеру с его помощью удалось совершить весьма выгодные сделки. На вывоз некоторых предметов старины требовалось особое разрешение. Лидмана это не смущало. Пусть у немца голова болит, а его дело маленькое. Сейчас государство хватилось и стало более тщательно контролировать вывоз, а что творилось в 90-е годы! Придумать, как обойти закон, — не проблема. Главное — не попадаться.