Он добавил тихо:

— Если им удастся отбить Тихвин и воспрепятствовать немцам и финнам соединиться по ту сторону Ладожского озера — Ленинград спасён. Не удастся — положение… весьма… затруднится.

И тотчас, встряхнувшись, спросил:

— Ну, а вы что теперь, Леонид Иванович? Куда вас приткнули?

Каменский коротко доложил свои дела и попросил помочь ему попасть на фронт.

— Знаете, друг мой, — сказал Калганов. — Когда я вас там увидел спящим, я поглядел, поглядел и решил: не иначе, как сбежал до сроку из госпиталя и пришёл проситься на фронт. Хорош психолог, а?

— Я вполне здоров и окончательно поправлюсь, когда. .

— Леонид Иванович, не ври, милый, ты ещё нездоров и не притворяйся. Я уже учёный. А потом, ты думаешь, на фронте сейчас очень интересно? Сейчас у нас задачи очень простые: наладить снабжение по Ладоге и обеспечить эту коммуникацию — раз. Воспитывать войска к предстоящим боям — два. Придёт время для настоящего дела — пойдёшь командовать. Обещаю. А перезимуй здесь. Хочешь со мною работать? Мне как раз офицер нужен. Дам возможность и на фронте побывать — да ещё не на одном участке, а везде.

Каменский встал.

— Спасибо, товарищ генерал-майор.

— Товарищ генерал-майор будет завтра, когда вы явитесь на работу. Ну, Леонид Иванович, рад, что вы целы. Ох, и напугали вы меня тогда!. Валится под стол, я на выручку, а он как заорёт! В машину — силком… Упорный вы человек…

Жужжа ручным фонариком, Мироша кое-как сползла по тёмной обледенелой лестнице. Бог знает что делалось на лестнице. Все носят воду — и носят с трудом, через силу, от этого вода расплескивается и замерзает, образуя ледяные наросты на ступенях.

Дверь на парадном с трудом открывалась из-за тех же проклятых ледяных наростов. Хоть бы на ровном месте у людей хватило ума не расплескивать воду! Скоро нельзя будет ни войти, ни выйти..

Выбравшись на улицу. Мироша сунула фонарик в карман и поплелась к булочной. Было темно, хотя шёл шестой час и город уже — медленно, неохотно — просыпался от тяжёлого голодного сна. То тут, то там мелькали неясные человеческие тени, и все направлялись в ту же сторону. Мироша заторопилась.

Она поднялась до света, чтобы занять очередь одною из первых, но у булочной уже стоял длинный хвост. Люди подходили, молча занимали место, потуже закутывали шеи платками и шарфами, тщательно засовывали руки в рукава. И молчали. До открытия булочной оставалось полтора часа. Постепенно светало, и видно было, как клубится над очередью пар от дыхания.

Холод и тоска томили Мирошу. Было нестерпимо стоять на одном месте и молчать.

— Не знаете, гражданочка, хлеб привезли? — спросила она у стоявшей впереди женщины.

Женщина, не желая открывать закутанного полумаской лица, утомлённо пожала плечами и не ответила.

Сзади кто-то напирал на Мирошу, стараясь придвинуться к желанному входу в булочную. Хотя Мироше было теплее от вплотную придвинувшегося к ней человека, она всё-таки огрызнулась, чтобы нарушить молчание, чтобы поругаться, что ли, — стоят, как изваяния, а ведь люди, люди! — разве можно молчать столько времени!

— Извините, — прошелестел за её спиной старческий вежливый голос. — Холодно, знаете… Сил нет стоять…

— Ну, и придвигайтесь поближе, — разрешила Мироша, сразу забыв желание поругаться. — Теперь уж недолго ждать.

— Сегодня двадцать восемь градусов мороза, — сообщил вежливый старичок. — По Реомюру. Давно не было такой суровой зимы. И хоть бы дров… или хлеба… чего-нибудь одного вволю…

— Что поделаешь! — сказала Мироша, вздыхая. — Потерпеть надо. По Ладоге хлеб везут. У меня племянница..

Почти счастливая оттого, что удалось разговориться, Мироша стала рассказывать и то, что знала от Сони, и то, что придумывала тут же сама.

— Продержаться надо, — говорила она, повышая голос, чтобы слышало побольше народу, — на том берегу Ладоги продовольствия горы лежат. Один очень большой военный говорил, что ждать недолго. Обратите внимание, теперь к открытию булочной хлеб всегда есть, значит, муку подвозят без перебоев. Моя племянница по два раза в сутки оборачивается туда и назад, а ведь она девушка..

— Да тише вы! — вдруг прикрикнули на Мирошу. — Разболтались!..

Готовая к схватке, Мироша обернулась на голос, но все смотрели не на неё, а куда-то на угол, где хрипло звучало радио.

— Важное сообщение, — проговорил кто-то.

— Так о Ростове объявляли, — напомнил другой.

И вдруг вся очередь, не сбиваясь, стала тихо перемещаться поближе к углу дома, где чернел репродуктор. Переместилась и замерла.

— …наши войска… заняли город Тихвин…