Был еще один эпизод в кино. Фома коснулся ее руки, привлекая внимание к какой-то сцене, возможно случайно. Она вздрогнула, отодвинулась и уже сама, вся во власти боязливого любопытства, искала его руку. Она боялась его прикосновений и ждала их. Прикосновения были обещанием чего-то еще неизведанного, недозволенного.

Фома был во всем белом. Даже порыжевшая от времени рубашка сверкала ослепительной белизной и его лицо в ореоле бесчисленных завитков. Странная игра света и тени лишали его какого-то правдоподобия. Он был так похож на Старика, каким он запомнился ей в том сне-кошмаре. И улыбка, и то же непостижимое бесстрастие. Неожиданно для себя она заплакала.

Фома был удивлен и раздосадован. На них стали оглядываться.

На улице она порывисто прижалась к нему.

— Он преследует меня…

— Кто тебя преследует?..

— Этот Старик…

— Какой еще Старик?..

— Он висит в зале над пианино… иногда мне кажется, что он — это ты… — Девочка протянула руку к Фоме, проверить, дотронуться. Она вся дрожала.

— Боже мой, да что с тобой?..

— Не знаю, мне как-то не по себе… — Почти не осознавая, где находится, она опустила лицо в его ладони. Она была так несчастлива и так счастлива, ощущая ласкающее тепло его пальцев. Она вся трепетала. — Мне стыдно это говорить, но иногда он трогает меня…

— Ты с ума сошла… — проговорил Фома вдруг севшим голосом. — Полно, успокойся и не позволяй призракам трогать себя… — добавил он уже другим тоном. Ее непосредственность удивила и испугала его…

На несколько лет Фома исчез из жизни Лизы. Они встретились случайно на улице.

Был душный и дождливый августовский вечер. Уже час или два Лиза бродила вокруг дома Фомы, а Фома с волнением ждал ее. Вытянутое, вечно насупленное лицо его как-то необычно просветлело, когда он услышал шаги на лестнице. Он подбежал к двери. Шаги затихли. Послышался знакомый голос соседки, пианистки, звяканье ключей. Дверь она запирала на семь замков.

Фома вернулся в комнату…

В приглушенный уличный шум вмешивались крики чаек, плеск воды, шаги. Проскользнув в его сон, Лиза разделась и вошла в воду. На ней не было ничего, кроме лент, стягивающих волосы. Он закрыл глаза ладонью, думая, что спит, и после минутного колебания сквозь пальцы глянул в ее сторону. Лиза терпеливо дожидалась его пробуждения.

— Как ты вошла?..

— Ты забыл запереть дверь… тебе было хорошо там?..

— Где там?.. — переспросил он.

— Ты улыбался и с кем-то разговаривал… что тебе снилось?..

— Ничего мне не снилось… мне уже давно ничего не снится…

— Как я выгляжу?.. — Танцуя, она заглянула в зеркало.

— Как всегда, божественно… — прошептал он и обнял ее, удивляясь тому, что осмелился это сделать. С ним происходило что-то странное.

— Я к тебе на минутку, спешу на премьеру… я приду завтра… — пропела она. Щеки у нее горели.

Он промолчал. Он все еще жил ощущением ее упругого и податливого тела…

Весь следующий день шел дождь. Он начался еще с ночи. Фома лежал на кушетке, вздыхал, рисовал себе что-то лучшее. Ожидание томило его. Он вышел на улицу, шел, ощупывая взглядом мокрые, слепые стены, окна, мимолетное, кажущееся…

«Обман, обольщение, мираж… это не может долго продолжаться…» — бормотал он, поднимаясь по лестнице…

Лиза уже ждала его у двери. Слегка сгорбившись, медленно и осторожно она распахнула плащ. На ее груди посапывал рыжий щенок.

— Это мой маленький кошмарик… как он тебе?.. — Она подняла голову. Пухлые губы ее слегка дрогнули. — Он тебе не нравится?..

— Довольно забавный… — Фома открыл дверь, включил свет в прихожей. Ожили, протянулись, переплелись тени. Хлопнула дверь. Стало как-то ужасно тихо. Он обернулся. Лизы в прихожей не было…

Помедлив, Фома вышел на улицу и пошел по бульвару. Где-то далеко играл оркестр. В музыку вмешивались звоны трамваев, крики детей. Они копались в песке. Неподалеку морщился пруд с зеленоватой водой. Смахнув песок со скамейки, Фома сел, рассеяно глянул на копающихся в песке детей и вдруг с мучительной ясностью увидел перед собой милое и трогательное личико девочки, прильнувшей щекой к спинке скамейки. Ее поза не была лишена кокетства и какого-то странного, гипнотического очарования. Неловко, с показной озабоченностью и суетливостью девочка высыпала песок из сандалий, подтянула спустившийся гармошкой чулок и убежала.

«Похоже, что все кончилось, даже не успев начаться…» — Фома как-то нелепо всхлипнул и невольно застонал, так несносна была ему эта мысль. Мысленно он уже писал Лизе отчаянное письмо, когда на противоположный край скамейки тяжело опустился полковник. Ему явно хотелось поговорить с Фомой.

— Представляете, все только и говорят об Избавителе… в столь деликатных материях я мало что понимаю, но он меня разочаровывает… и вот что удивительно… вы не почувствовали некую странность во всем этом… нас как будто преднамеренно вводят в заблуждение… а?..