Швеция под ударом. Из истории современной скандинавской мифологии

Аннотация

В книге подробно описываются события, связанные с навигационной аварией советской подводной лодки С-363 в октябре 1981 г. в районе главной базы ВМС Швеции — Карлскруне. Эффект, произведенный этим событием, сопоставим разве что с приземлением в мае 1987 г. на Красной площади «Цессны-172», пилотируемой германским пилотом Матиасом Рустом. С тех пор на протяжении более 30 лет в Скандинавии не затихают дискуссии по поводу «постоянного вторжения» советских и российских подводных лодок в территориальные воды Швеции и Норвегии. На какой почве рождаются подобные мифы, можно понять, ознакомившись со свидетельствами непосредственного участника перипетий скандальной истории 1981 г. — ветерана Службы внешней разведки полковника Б.Н. Григорьева.

Предисловие. «Перископный синдром» — чисто скандинавский недуг 3 марта 2011 г. газета «Svenska Dagbladet» поведала читателям о находке шведских дайверов близ побережья Готланда двухлетней давности. Речь шла о советской подводной лодке 613 проекта (тип «Whiskey» по классификации НАТО), однако министерство обороны Швеции встретило это сообщение без всякого интереса, заявив, что это, скорее всего, одна из многочисленных советских лодок, проданных на слом, затонувшая в ходе буксировки. А подтверждение тому — полное отсутствие боевых повреждений корпуса. Зато бывший главком ВМС Бенгт Густавссон, протестуя, заявил, что находка способна опровергнуть тезис о бессмысленности тридцатилетней «охоты за призраками», которую вели его подчиненные, твердо убежденные, что ищут именно советские подлодки. Более того, Густавссон утверждает, что эта лодка — скорей всего, жертва глубинных бомб эсминца «Халланд»… В результате поднятой шумихи шведский парламент был вынужден констатировать, что десятилетия противостояния на Балтике не прошли даром. Вопросы безопасности остаются напрямую связанными с таинственными нарушениями территориальных вод неопознанными подводными объектами. И дабы окончательно прояснить их, необходимо дополнительное расследование, счет которым, похоже, давно потерян. Пик этой истории пришелся на 27 октября 1981 г., когда советская дизельная подводная лодка «С-363», находясь в надводном положении, села на мель у юго-восточного побережья Швеции, а точнее, в районе главной военно-морской базы Карлскруна. В результате заурядной навигационной аварии не только был нанесен удар по престижу славных советских подводников, но и имели место далеко идущие последствия. Инцидент с «С-363» надолго похоронил идею создания на Балтике зоны мира, а сама история, став излюбленным объектом спекуляций, на долгие годы отравила советско-шведские отношения, повлияв на политическую атмосферу всего региона. Уж двадцать лет минуло с официального окончания «холодной войны» и, казалось бы, шведов можно поздравить с избавлением от «подводного синдрома», преследовавшего их более четверти века. Однако тема загадочных подлодок продолжает будоражить нордический разум скандинавов, хотя единственным материальным подтверждением «злонамеренности русских» по-прежнему остается злополучная подлодка «С-363», прозванная на нашем флоте «Шведским комсомольцем» по аналогии с существовавшей тогда системой наименования боевых кораблей. В мае 2008 г. я имел честь передать адмиралу флота Владимиру Николаевичу Чернавину письмо от шведской независимой общественной группы, с которой бывший Главком ВМФ СССР работал в середине 1990-х. Инициаторы ее создания — промышленник и изобретатель Густав Вибум, а также коммодор Карл Андерссон (один из героев этой книги) — поздравили его с общей победой: Министерство обороны Швеции публично признало свои заблуждения по поводу злонамеренных нарушений советскими и русскими подлодками территориальных вод королевства. Казалось бы, проблема себя изжила. Расставлены последние точки, налаживаются отношения на Севере Европы в рамках межгосударственного и межрегионального сотрудничества. Но нет-нет, да и вновь мелькнет «сенсационная» публикация, прозвучат материалы «научной» конференции, свидетельствующие, что людей, культивирующих недоверие как основополагающий принцип взаимоотношений с Россией, не так уж мало. Причем не только в Скандинавии. Масса простых европейцев пребывает в плену представлений времен «холодной войны». Говорят, их слишком часто пугали «русским медведем», чтобы перестроиться в одночасье. К тому же общеизвестно, что Россия одержима имперским духом! Удивительно, но столь популярная в Скандинавии тема совершенно забыта отечественными СМИ. Тем ценнее предлагаемая вашему вниманию документальная повесть известного московского писателя и историка Бориса Григорьева. И здесь следует отметить следующее. Во-первых, автор — кадровый (и далеко не рядовой) офицер разведки, во-вторых, и самое главное — очевидец событий, а значит, носитель уникальной информации, позволяющей дополнить уже известные, если не сказать, избитые факты заурядного, на первый взгляд, навигационного происшествия, увы, имевшего далеко идущие последствия… В том, что репутация советских подводников оказалась изрядно подмочена, я убедился воочию, поскольку именно в это время командовал подводной лодкой Северного флота, временно приписанной к 14-й эскадре подводных лодок БФ, штаб которой находился в Лиепае. Мы провожали «С-363» на боевую службу, поскольку стояли у одного пирса, встречали ее из злополучной автономки, а также наблюдали всеобщую суету, сопровождавшую «разбор полетов» высокой московской комиссией во главе с первым заместителем Главкома — адмиралом флота H.H. Смирновым. Но политические последствия оказались гораздо серьезнее, поскольку затрагивали вопросы престижа не только моряков, но и престиж великой державы, имеющей в Балтийском регионе вполне определенные политические цели и интересы. И тот факт, что автор книги — не моряк, а профессиональный разведчик, писатель и историк, придает повествованию особую ценность, поскольку позволяет рассматривать события в новом ракурсе, со своими деталями и нюансами, способными дать исследователю вопроса то, чего нет в описаниях событий, данных моряками, политиками и «борцами за историческую правду» с обеих сторон. Не говоря уже об изысканиях третьей стороны, откровенно заинтересованной в том, чтобы отношения первых двух навсегда заморозились на уровне XVIII в. Впрочем, даже переварив то, что написали натовцы, нейтралы и отечественные историки «ельцинского разлива», имеет смысл откорректировать все прочитанное повествованием, предлагаемым вашему просвещенному вниманию. Истина — понятие абстрактное, но стремление к ней, как известно, — единственное занятие, достойное героев. Поэтому — в путь, уважаемый читатель! Сергей Апрелев капитан 1 ранга, командир подводных лодок «С-28» (СФ) и «С-349» (БФ) От автора …В моем гардеробе на полке лежит аккуратно сложенная белая тряпочка. Изредка она попадается на мои глаза, и тогда я беру ее, разворачиваю и щупаю, чтобы убедиться, не съела ли ее моль, не пожелтела ли она от времени — как-никак, она лежит уже 25 лет — с тех самых пор, когда мне прислали ее изрезидентуры заботливые коллеги. Это — своеобразная память о тех днях, которые я провел в Карлскруне, и рукотворный «памятник» туристическому предпринимательству отцов этого города: трикотажная майка-футболка с отпечатанной на груди картинкой. На картинке изображена подводная лодка № 137 (по советской классификации С-363) с развевающимся на корме советским флагом. На ограждении рубки, свесив ноги, с треухом на голове, сидит пьяный матрос и держит в руках бутылку «столичной», а на берегу сидят еще два матроса со стаканами и колбасой в руках. Сверху эту идиллическую сцену венчает надпись «Whiskey on the Rocks», a внизу — «Карлскруна, 1981 год». В Швеции есть что посмотреть, и мне есть что вспомнить о командировке длиной четыре с половиной года в эту страну; многое постепенно зарастает травой забвения, но те 10 дней запечатлелись в памяти такими яркими, как будто произошли вчера. Это объясняется не столько моей особой впечатлительностью, сколько тем, что память о минувших событиях постоянно будоражат вести, приходящие из Скандинавии. Шведы вопреки реальным фактам и здравому смыслу продолжают верить, что наша подводная лодка — «Шведский комсомолец» — зашла в акваторию порта Карлскруны не по своей воле, и что после этого наши подводники не раз навещали шхеры Стокгольма со шпионскими заданиями. В подобных настроениях, бытующих в Швеции, я убедился во время своего приезда в конце октября 2006 г. В истории много случаев, свидетельствующих о массовых психозах. Раньше они возникали из-за суеверия и недостатка информации. Современная цивилизация создала целую технологию производства массовых психозов, мягко назвав их мифами. С феноменами современной мифологии мы сталкиваемся каждый день. К таковым можно отнести устоявшиеся клише о западной и американской демократии и об отсутствии таковой в России; о необходимости борьбы с т. н. странами-изгоями; о русской мафии, ставящей под угрозу западные демократические ценности; об энергетическом оружии русских; об общеевропейских ценностях и европейском доме, в котором все россияне заживут счастливо и богато, и т. п. Миф о советских и русских подводных лодках в шведских водах — один из них. Он ничем не отличается от других современных сказочных образов. В его основе лежат злонамеренность и законопослушность: злонамеренность — установка его авторов, а законопослушность — удел рядового обывателя, привыкшего на слово верить своему правительству и своей газете. Демократия и свобода мнений, как показывает практика, возникновению мифов не препятствуют: они существуют сами по себе, а миф — сам по себе. Во всяком случае, хваленая шведская демократия неуберегла шведов от массового психоза, не сработала. Питательной средой для современной мифологии служат сопутствующие благоприятные условия: предубеждения, нетерпимость, пренебрежение или, чаще всего, страх. Если такая питательная среда не сложилась исторически, то ее специально готовят, и тогда злые семена пиаровских технологий ложатся в благодатную почву. Предлагаемые вниманию читателей события могли произойти только в атмосфере холодной войны, чему — в довершение всего — способствовали культивирующиеся в Швеции на протяжении нескольких веков предвзятость и недоверие к России. Ветеран Службы внешней разведки полковник в отставке Б.Н. Григорьев Часть первая. «Whiskey on the Rocks», или 10 дней, которые потрясли Швецию прелюдия, вторник 27 октября 1981 года (Шведская реконструкция) Вечер. В шхерах вокруг провинции Блекинге, что на юге Швеции, господствует тишина. Слабый южный ветер гонит мелкую рябь по свинцовой поверхности моря. Несмотря на поздний октябрь день выдался необычайно теплый. Плотный туман к полудню рассеялся, но влажная дымка, словно молочная дисперсия в воздухе, стерла границу между морем и небом, создавая впечатление полного вакуума. Установившуюся тишину нарушает мерный шум мощных моторов. Подводная лодка водоизмещением около 1000 т медленно раздвигает перед собой водную толщу, следуя курсом на северо-запад в направлении шведской морской границы. 76-метровый сигарообразный корпус напоминает невиданного морского зверя, выплывшего на поверхность погреться и подышать свежим воздухом. На подходе к невидимой линии, за которой начинается суверенная территория страны, лодка ныряет в глубину и некоторое время продолжает путь в подводном положении, контролируя обстановку через поднятый перископ. Лодка пересекает границу и входит в военный запретный район, находящийся в ведении южного военного округа Швеции и военно-морской базы в Карлскруне. Она продувает балластные баки с водой и снова поднимается на поверхность. На берегах окрестных островов и шхер установлены щиты, на которых на шведском, немецком, английском и русском языках написано «Запретная зона», но экипажу лодки эти надписи в темноте не видны. Скорость движения лодки падает. С осадкой более 4,5 м нужно соблюдать осторожность, потому что глубина моря здесь колеблется в пределах 10–12 м. Нос ее медленно поворачивается в сторону Гусиного пролива, по обеим сторонам которого находятся острова Малькварн и Хэстхольмен. Она выходит на одну линию с островком Торумшер, и тут ее корпус сотрясает резкий толчок. Лодка села на мель. Не отмеченная на карте подводная скала прервала ее рейд. С этого момента для экипажа начинается отсчёт самых драматических в жизни корабля минут. Лодка всю ночь пытается сняться с мели своими силами, форсируя свои дизели, но всё напрасно: ее корпус прочноудерживают рифы, и она не трогается с места. Через Балтийское море на восток летят радиосигналы с призывами о помощи. Но командование флота бессильно помочь лодке в данный момент и предлагает ее командиру поднять на корме военно-морской флаг, потому что наступает рассвет, а с ним и новый день. Лодка без опознавательных знаков, вторгшаяся на территорию чужой военно-морской базы, может быть расстреляна без всяких предупреждений. 1 Советское посольство живет своей повседневной жизнью. В центре внимания средств массовой информации Швеции — растущий уровень безработицы в стране и военные действия в Ираке. Финский президент Урхо Кекконен подал в отставку, чтобы начать подготовку к новым выборам. В Польше продолжаются выступления «Солидарности». Кое-где еще звучат отголоски событий, связанных с аварией в шведских водах советского танкера «Антонио Грамши», ликвидации последствий которой советские дипломаты уделяли много времени и сил. Бывший заведующий бюро АПН в Стокгольме, а ныне находящийся с кратким визитом в Швеции заместитель министра иностранных дел Латвии Николай Нейланд делает шведам неожиданное — и, как выяснится на следующий день, неосмотрительное — предложение установить паромное сообщение между своим родным городом Ригой и Карлскруной. — Мы хотим укреплять связи в бассейне Балтийского моря. Народы европейской части Советского Союза проявляют глубокую заинтересованность к сотрудничеству со Швецией, — заявил он представителям коммунального совета Карлскруны. Члены коммунального совета шведского портового города встретили это предложение аплодисментами, не ведая ещё, что оно является составной частью «большого советского заговора» против нейтральной Швеции. Советский Союз продолжал свое мирное наступление, предлагая северным странам образовать в Балтике зону, свободную от ядерно-го оружия. Эта идея нашла отклик в Финляндии, Швеции и даже — к раздражению руководства НАТО — в некоторых кругах Дании и Норвегии, являющихся членами этого военно-политического блока. …В Гусином заливе, покрытым толстым слоем тумана, в это самое время ревели моторы советской подводной лодки U-137 2 , пытавшейся сняться с мели. Их слышали за несколько километров от места происшествия. День первый, среда 28 октября 1981 года Ранним утром два шведских рыбака обнаруживают в Гусином проливе советскую подводную лодку и сообщают о ней на базу ВМС в Карлскруне. В 10.30 шведский катер береговой охраны с начальником штаба базы капитаном 2 ранга Карлом Андерссоном на борту подходит к месту аварии и вступает в переговоры с командиром U-137. Командир подлодки капитан 3 ранга A.M. Гущин объясняет шведу, что подводная лодка вошла в акваторию шведской базы из-за неисправности навигационного оборудования. Информация об инциденте поступает по официальным каналам в правительство Швеции. Министр иностранных дел У. Улльстен приглашает для объяснений советского посла М. Яковлева. По словам посла, он не располагает необходимой информацией и намерен направить соответствующийзапрос вМоскву. После обеда шведские военные перекрывают входы в Гусиный пролив и усиливают береговое охранение. В 15.45 У. Улльстен повторно вызывает в МИД М. Яковлева и вручает ему ноту протеста. В 18.00 посол СССР инициативно посещает МИД Швеции и излагает советское предложение. Суть его заключается в том, что командование Балтийским флотом готово направить к месту навигационной аварии три спасательных судна, чтобы снять лодку с мели. Шведы отвечают отказом. Закрытый для плавания район военно-морской базы Карлскруна — в пределах контрольной зоны разрешено пребывание иностранцев сроком не более 3 месяцев в течение 1 календарного года (пребывание граждан Дании, Финляндии, Исландии и Норвегии в пределах контрольной зоны по времени не ограничивается); — в некоторых районах контрольной зоны разрешено также находиться не более 3 месяцев в течение 1 календарного года без особого на то разрешения иностранным судам с максимальной длиной 12 ми шириной 4 м. К крупным судам применяются другие правила; — в пределах запретной и контрольной зон действуют ограничения на право производить измерения, фотографировать и т. п. Запрещено брать с собой в зону взрывчатые вещества; — за более детальными сведениями и разъяснениями следует обращаться к полицейским властям или командующему южным оборонительным районом. …Как только забрезжил рассвет, на подмостках деревянного причала о-ва Стюркё, расположенного в непосредственной близости от города Карлскруна, появились две заспанные фигуры. Рыбаки-промысловики Бертиль Стюркман и Ингвар Свенссон, как и договаривались накануне вечером, встретились пораньше, чтобы вместе отправиться проверять поставленные на треску сети. Свенссон вообще-то содержал на Стюркё ферму по разведению норок, но в свободное время не гнушался и рыбалкой. Над водной гладью расстилался туман, моросил мелкий дождь. Обменявшись мнениями о доносившемся ночью с моря шуме работающих дизелей, они единогласно пришли к выводу, что «это тренировались наши парни с базы», после чего сели в деревянный баркас и запустили мотор. Видимость была около сотни метров, но они уверенно шли к намеченному месту, потому что знали этот район, как свои пять пальцев. Дизельный мотор «Пента» в 7,5 л.с. споро гнал баркас вперед по привычному маршруту длиной 2 дистанционные минуты, или 3 км. Улов был скудный. В сетях застряли треска и несколько щук. Продрогнув на ветру с мокрыми и холодными сетями, Ингвар попросил отвезти его обратно домой, в то время как Бертиль опять отправился в море, чтобы проверить выставленные во вторник перемёты. Он пересел в свою моторную лодку и взял курс на пролив между островами Оксхольмен и Мальмкварн. Бертилю Стюркману было 58 лет. Он сам и его предки родились и выросли на Стюркё, и все они были рыбаками. Бертиль был в профсоюзе, и если погода не позволяла выходить в море, то он оставался дома, но всё равно получал зарплату до 180 крон в день. Сегодня день был спокойный, море гладкое, и он вышел на промысел щуки. Когда он обогнул северную оконечность Малькварн и стал приближаться к узкому проливу, отделявшему остров от Оксенхольма, он вдруг почувствовал какой-то дискомфорт. Сразу он не понял, в чем дело, но когда внимательней посмотрел в сторону Торумшера, то обнаружил, что контур островка стал чуть-чуть чернее и длиннее, чем обычно. До Торумшера было 1,5 км, и в лицо рыбаку хлестал дождь, но он все равно отложил в сторону свои дела и решил проверить, что бы это могло быть. …Начальник штаба базы ВМС в Карлскруне капитан 2 ранга Карл (Калле) Андерссон просыпался рано, когда семья ещё спала. Он занимал в старом доме, построенном в 30-е годы прошлого века, 8-комнатную квартиру, в которой раньше жили директора местной тюрьмы. Тюрьма уже давно закрылась, и дом был передан на баланс военным морякам. Хотя Андерссон родился в Стокгольме, он считал Карлскруну своим родным городом. Андерссон потихоньку оделся, позавтракал, вышел на улицу и сел на велосипед. До штаба базы было совсем рядом, и он с удовольствием каждый день совершал эту прогулку, старательно нажимая на педали. Начальник штаба был настоящим служакой. В 1947 г., после окончания реального училища, следуя примеру отца, Карл пошел служить во флот, зарекомендовал себя с наилучшей стороны, и был послан учиться в офицерскую школу. В 1955 г. получил первое офицерское звание и в качестве специалиста минного дела продолжил службу на тральщике. Военная судьба заставляла его мотаться по всей Швеции, пока он не дорос до командира 6-го минного отделения в Гётеборге. В 1979 г. Андерссону опять предложили новую — теперь уже штабную — работу в Шёвде, но ему уже надоело кочевать с места на место, потому что семья к этому времени обосновалась в Карлскруне и тянула его к себе. Морем в Шёвде не пахло, но начальство настаивало на своём, и Андерссон «оттрубил» еще два года в Шёвде, прежде чем ему предложили должность начальника штаба военно-морской базы в Карлскруне. Когда он утром 28 октября 1981 г. ехал на работу, исполнилось 4 месяца с момента назначения на этот пост. База просыпалась и начинала жить своей повседневной жизнью. Курсанты и кадеты всех мастей — в Карлскруне было размещено множество всяких школ и курсов — выстраивались в очереди на завтрак. Молодые и беззаботные, они кричали, возились и шутили, словно стая вспугнутых с деревьев с деревьев галчат. Калле посмотрел на них со снисходительной доброй улыбкой: когда-то и он был таким «салагой». Он прошел в кабинет и просмотрел записи в календаре. Похоже, день опять обещал быть напряженным: сначала в 8.00 он должен пойти на утреннее совещание руководящего состава базы, потом ожидался визит на базу нового американского военно-морского атташе, после этого — встреча с начальником дивизиона торпедных катеров, который должен был доложить ему о результатах наблюдения за учениями сил Варшавского пакта «Запад-81», потом другие мероприятия. Когда все собрались, в комнату вошел командующий базой капитан 1 ранга Леннарт Фошман, высокий седой мужчина лет 55, и дежурный лаконично доложил: — Происшествий нет. Всё было необычно спокойно. У Фошмана слегка дернулись вверх брови: он командовал базой 1,5 года, и второй раз за это время ему докладывали о том, что происшествий нет. Странно, ведь происшествия всегда были: то советские разведывательные самолеты, то рыболовецкие или научно-исследовательские суда, то странные перископы, то еще что-нибудь обнаруживалось в районе ответственности базы, а тут, видите ли, всё спокойно. Впрочем, он никак не прокомментировал доклад и открыл совещание. Обсудив текущие дела, офицеры через 15 минут разошлись. Карл Андерссон вместе с шефом пошел встречать американца. Что же это могло быть? Стюркману стало любопытно. Он вспомнил ночной шум моторов. Может, оно-то и шумело? Он прибавил газу и направил свою лодку по Гусиному проливу на юг. На полпути он разглядел в незнакомом предмете. подводную лодку! Откуда она взялась? Ему было известно о секретном фарватере через Гусиный пролив, но подводные лодки им никогда не пользовались. Другое дело — десантные баржи береговой артиллерии: они появлялись тут время от времени. Первыми советскую подводную лодку обнаружили шведские рыбаки В глаза ударил отблеск красного свинцового сурика. Нос лодки был задран вверх, из-за чего подводная часть ржавого корпуса вылезла на поверхность. Над ограждением рубки еле колыхался большой белый флаг, на котором тоже краснело какое-то изображение. На шведское судно она не была похожа. «Так она налетела на мель, здесь не та глубина для таких больших дур», — подумал Бертиль. От лодки его отделяло расстояние не больше 100 м. Он сбавил газ и начал описывать вокруг нее плавную дугу. На мостике появились люди в меховых куртках и шапках. Они явно нервничали и что-то оживленно обсуждали. Ветер развернул флаг, и Стюркман увидел красную звезду. «Ну, это оттуда», — подумал он, хотя и не узнал точно, чей это флаг. Но у него не было никаких сомнений в том, что судно принадлежало коммунистической стране и находилось на территории базы. Чудеса! Неужели военные ничего не знают? Надо позвонить. Рыбак развернулся в западном направлении и второй раз проплыл мимо своего перемета. Ничего, рыба подождет, раз тут такое. Он прямиком направился к Ингвару, у которого дома был телефон. Свенссон с зятем возился возле дома с сетями. Когда Стюркман появился на подмостках причала, они встретили его недоуменными взглядами. — Слушай, Ингвар, тут такое дело… У Торумшера на мель села подводная лодка. Свенссон молчал, давая высказаться своему приятелю. Ему было хорошо известно, что тот был способен и не на такие розыгрыши. — Я видел флаг с красной звездой. Похоже на иностранцев. Думаю, надо сообщить военным. К ним подошел зять Свенссона, и Стюркман рассказал ему подробности увиденного 15 минут назад. «Пожалуй, Бертиль говорит правду. Надо позвонить на базу», — подумал осторожный Свенссон и пошел в дом. …В штабе базы Леннарт Фошман принимал военно-морского атташе посольства США Дэвида Мосса и его помощника Эдмунда Поупа. Л. Фошман в свое время закончил курсы повышения квалификации в США, и они быстро нашли между собой общий язык. В дежурной комнате, располагавшейся на том же этаже и оснащенной огромной, во всю стену, плексигласовой пластиной, на которой отображалось местоположение всех судов, следующих через южную Балтику, находилась Элизабет Пайне — одна из трех вольнонаемных, работавших в штабе по контракту. В 9.54 резко и требовательно зазвонил телефон, и Пайне сняла трубку: — Дежурная слушает. — Это. меня зовут Свенссон, я живу на Стюркё. Хочу сказать вам, что около Хэстхольмена на мели находится подводная лодка. Мы думаем, что она иностранная. Пайне размышляла лишь секунду и в соответствии с инструкцией попросила сообщить полное имя звонившего, его адрес и номер телефона. — Минуточку. — Дежурная положила трубку и побежала в соседний кабинет, который принадлежал капитану Лассе Хелльстедту, старшему дежурному офицеру. — Что? Подводная лодка? Никак мужик напился и сочиняет истории, — было первой реакцией офицера. — Не могли бы вы повторить свой рассказ? — Обратился Хелльстедт к Свенссону. Свенссон уточняет, что лодку обнаружил его товарищ Бертиль Стюркман. По описанию флага на корме лодки можно предположить, что лодка польская. Да нет, парень, кажется, трезвый и рассказывает довольно связно. В дежурку заходят еще два офицера и интересуются, что происходит. В результате короткого обмена мнениями они решают проверить в штабе базы, не планировался ли заход подлодки в Гусиный пролив и не проходят ли там какие-нибудь учения. Нет, штаб базы принадлежность подлодки к шведским ВМС отрицает. Тогда Пайне и Хелльстедт звонят в штаб южного военного округа в Кристианстад, но и там они получают аналогичный ответ. Герой дня — рыбак Ингвар Свенссон Остается проверить береговую охрану, отвечающую за пограничный контроль, но пограничники — структура гражданская, поэтому во избежание утечки информации вопрос к ним формулируется по-эзоповски: — Не отмечалось ли береговой охраной утром чего-либо экстраординарного? Береговая охрана ответила отрицательно. Итак, никому из ответственных за безопасность района и границы ничего об иностранной подводной лодке не было известно. Четырнадцать часов она величественно и одиноко просидела на мели, пока ее случайно не обнаружил рыбак 3 . В 10.00 Лассе Хелльстедт звонит в дивизион вертолетов ВВС округа и просит выслать в район Гусиного пролива дежурную машину. Флот все-таки решил поверить рыбакам со Стюркё, ив 10.20 вертолет поднимается в воздух. В это время в коридоре появляются командующий базой, начальник штаба и американские гости. Л. Фошману по этикету необходимо показать гостям базу, а Карл Андерссон, нетерпеливо поглядывая на часы, откланивается в конце коридора и в начале одиннадцатого возвращается в дежурную комнату. Элизабет Пайне подробно информирует Андерссона о телефонном звонке рыбака Свенссона. Начальник штаба размышляет и мысленно недоумевает: во время морских учений условный противник никогда не снабжался настоящим флагом, а обычно использовал желтый флаг с черным кругом и буквой «I». …Пока шведские военные проверяют информацию и размышляют над ней, расторопный зять Свенссона решает позвонить в местную газету «KAdllsposten» («Вечерняя почта») и сообщить редакции сенсационную новость в расчете получить за нее гонорар. Тесть это решение одобряет, но предлагает посоветоваться с военными: дело то все-таки секретное. Зять звонит на базу и тоже попадает на Элизабет Пайне. Узнав, в чем дело, она соединяет его с пресс-офицером базы Гуннаром Расмуссоном. — Хорошо, что ты позвонил, — отвечает Расмуссон, — мы как раз проверяем достоверность этих данных о лодке. — Пресс-офицеру, собственно, ничего пока не было известно про подводную лодку, но на всякий случай он решил не признаваться в этом перед каким-то рыбаком, потому что нутром почувствовал, что в воздухе запахло чем-то необычным. — Ты вот что, приятель, — говорит он расторопному любителю гонораров, — ты дай мне десять минут на проверку. Если через это время я не перезвоню тебе, то можешь связываться со своей «Вечерней почтой». Сразу после звонка Расмуссон сломя голову бросился в штаб базы, чтобы узнать, в чем дело. Дело оказалось в иностранной подлодке, севшей на мель в Гусином проливе. Расмуссон уже имел опыт с сообщениями очевидцев на эту тему, и опыт в основном негативный. При проверке информации перископы подводных лодок оказывались поплавками рыбаков, а сами истории — чистой воды блефом. Но он решил не расстраивать позвонившего: пусть парнишка поразвлекается вместе с журналистами. — Да, парень, новость, похоже, оправдывается, — сказал он зятю Свенссона, злорадно улыбаясь во все лицо. — Звони в «Вечёрку». Считай, что гонорар у тебя в кармане. … Из клочьев тумана, словно сквозь дым пожарища, медленно выплывает темный остов подводной лодки. Карл Андерссон и Лассе Хелльстедт стоят на мостике торпедного катера «Невидимый» и не могут от удивления произнести ни слова. Первым приходит в себя Андерссон: — Доложи на базу. — Подводная лодка. неизвестной принадлежности. сидит на мели у Торумшера, — сообщает по радио Хелльстедт. Слова застревают у него в пересохшем горле. — Сверься в морском справочнике, — командует Андерссон. Хелльстедт открывает справочник по военно-морским силам Варшавского блока и переворачивает дрожащими пальцами непослушные страницы. С помощью справочника каждый военный моряк по очертаниям корпуса и надстройки легко может установить, какого класса и чей корабль находится перед ним. — Класс «Виски» 4 . Андерссон тоже заглядывает в открытую страницу книги и удостоверяется, что Хелльстедт не ошибся. Конечно, она похоже на советскую подводную лодку, которую в НАТО условно относят к классу «Виски», но это не может быть советским судном. Такое просто невозможно. Нет уж, дудки, его не обманешь! Это, скорее всего, ребята из стокгольмского штаба задумали для карлскрунской базы грандиозную проверку. Взяли какую-нибудь списанную подлодку, оснастили ее необходимыми надстройками и запустили к ним в шхеры, чтобы проверить их готовность и бдительность. Хорошо, сделаем вид, что мы попались на эту удочку, и будем изображать из себя шведских моряков, имеющих дело с «иностранной» подводной лодкой. Ветер развернул флаг на корме лодки, и оба офицера увидели на белом полотнище характерный серп и молот. Ага, лодка-таки советская. — Подтверждаем первое сообщение: подводная лодка класса «Виски» под советским флагом на мели у Торумшера, — сообщает на базу Хелльстедт. Его слова глохнут в рокоте моторов: это наконец прилетел вертолет, вызванный из Каллинге. Хелльстедт связывается с командиром экипажа и предупреждает летчиков, чтобы при докладе в свой штаб об обнаружении лодки они использовали строго служебный радиоканал, иначе их могут прослушать посторонние. …В то время как «Невидимый» медленно приближается к месту аварии, в штабе ВМС Швеции в Стокгольме раздается звонок. Капитан 2 ранга Свен Карлссон берет трубку: — У телефона Карлссон. — Привет. Гудмундссон из «Вечерней почты». — Привет. — Слушай, капитан, что ты скажешь о подводной лодке? — Какой лодке? — О той, что села на мель в карлскрунских шхерах. — Ты что разыгрываешь меня? — Возмущается Карлссон. — Ничуть, черт побери. Я серьезно. — Не имею никакого представления, о чем ты говоришь. — Мы тут побеседовали с одним рыбаком, и ваша база в Карлскруне подтвердила, что нечто подобное имеет место. Может, ты уточнишь? — Ну, хорошо, я попробую. Жди, перезвоню. Карлссон звонит Фошману, но того нет на месте, он водит американских гостей по территории базы. Карлссона связывают с пресс-офицером Расмуссоном, но тот не решается ничего подтверждать, потому что достоверные сведения о происшествии на базу еще не поступили. Он просит Карлссона подождать у телефона и бежит в дежурную комнату. Дежурный как раз принимает первое сообщение с «Невидимого», а через 3 минуты приходит и второе. Расмуссон звонит в Стокгольм и подтверждает: в 12 км от дежурной комнаты базы на мели сидит русская подводная лодка. В штабе ВМС и во всех других штабах вооруженных сил Швеции начинается беготня. В известность ставится главнокомандующий Леннарт Льюнг и правительство. «Невидимый» вполне зримо и весомо пришвартовался левым бортом к грязно-зеленому шершавому боку подводной лодки и заглушил моторы. — Побудь здесь, а я пойду схожу поговорю с ними. Андерссон перелез через поручни катера и поставил ногу на борт лодки. Ему надо было подняться на 8 ступенек, чтобы вступить в контакт с иностранными моряками, ожидающими его на рубке. Швед быстро преодолел трап и через несколько секунд получил возможность заглянуть сверху в ограждение рубки. Там стояли трое офицеров и один вахтенный, вооруженный «Калашниковым». Все четверо выглядели усталыми и измотанными и, в свою очередь, внимательно наблюдали за шведом. Немая сцена затянулась, и Карлссон решил первым начать разговор: — Ду ю спик инглиш? — Произнес он, старательно имитируя своих учителей английского языка. Четверка молчала и никак не реагировала на блестящие лингвистические способности незнакомца. Тогда он повторил свой вопрос еще раз, надеясь услышать хоть какой-нибудь ответ. Но нет, эти чертовы русские — если это вообще были русские — стояли и только пялились на него, словно набрали в рот воды. — Шпрехен зи дойч? — Нашелся Андерссон. — «Может, они знают немецкий?» — Яволь, я говорю немного по-немецки, — ответил один из офицеров и выступил вперед. — Ладно, хоть немецкий я учил еще в школе, попробуем поговорить на немецком, — утешил себя начальник штаба и продолжил: — Как называется ваш корабль? Офицер оглянулся на своих, как бы ища у них совета или поддержки, и сказал: — Подводная лодка № 137. Ответ привел Андерсона в недоумение: он располагал данными, что у русских в Балтийском море нумерация подлодок класса «Виски» заканчивалась номером «100». У шведа не было оснований сомневаться в разведданных штаба ВМС, поэтому мысль об оперативной игре с проверочными целями зашевелилась в его голове снова. Но в то же время четверо моряков на мостике выглядели настолько русскими, что даже самому ловкому штабисту из столицы не удалось бы так достоверно сыграть их роль. — А кто командир? Андерссон был уверен, что на вопросы отвечал командир подводной лодки, но тот указал на молодого офицера, стоявшего позади: — Капитан 3 ранга Гущин. Андерссон вытащил блокнот и на листке бумаги стал изображать услышанную фамилию в шведской транскрипции, но, споткнувшись на звуке «щ», протянул блокнот русскому. Тот повторил сказанное в письменном виде в немецкой транскрипции. Андерссон, получив обратно блокнот, подумал о том, что ему пора возвращаться на базу, потому что двух коротких сообщений по радио явно было мало для того, чтобы проинформировать вышестоящее начальство. Теперь у него хоть что-то имелось на руках. Не говоря больше ни слова, он под пристальными взглядами русских спустился вниз по трапу и кратко доложил на базу: — Я только что побывал на борту советской подводной лодки U-137 под командованием капитана 3 ранга Гущина. Часы показывали 11.24. И было ясно, что никакими учениями это не пахло. Но когда он «отзвонился» и положил трубку, то подумал, что стоило попытаться вытянуть из русских информации побольше. С тем, что ему они сообщили 2 минуты тому назад, возвращаться на базу казалось не совсем серьезно. — Вот что, я пойду к ним переговорю еще, а ты ставь катер у носа лодки и жди, — бросил он Хелльстедту и опять отправился на русскую лодку. На мостике его ждали те же самые действующие лица. Разыгрывалось второе явление первого акта представления. — Как вас зовут? — Спросил швед своего знакомого, но русский сделал вид, что он не понимает этого классического вопроса, которым встречают всех арестованных и пленных. Вместо этого он начал говорить о том, что если с моря подует ветер, то лодке будет угрожать опасность — ее начнет бить о дно. (Пару дней спустя этот офицер назовет свою фамилию — Аврукевич, — которую средства массовой информации ошибочно переделают в Авсюкевича, и заявит, что не принадлежит экипажу, а плавает с командой в качестве эксперта. Начальник штаба военно-морской базы Карлскруна капитан 2 ранга Карл Андерссон — «Какого эксперта?» — Поинтересуется Андерссон. — «Эксперта по навигации»)!) — «Ни хрена себе эксперт», — подумает швед, но вслух ничего не произнесет. Шведские морские офицеры умели быть и дипломатами.) Не добившись успеха в одном направлении, начальник штаба решил попробовать с другого конца. — Это что — течь? — Спросил он собеседника, указывая на масляное пятно на воде. — Некоторые из балластных цистерн комбинированы и для балласта, и для топлива. Когда лодка пыталась сняться с мели своими силами, пришлось несколько раз заполнять и продувать цистерны, вот несколько капель и попало на поверхность, — виновато объяснил русский. Тогда Андерссон задал основной вопрос: — Что вы здесь делаете и зачем пришли? Наверняка русский ожидал подобного вопроса, но, тем не менее, отвечать на него не стал. Он снова предпочел ходить вокруг да около, избегая отвечать по существу. Он пояснил, что «радиопеленгатор капут, навигационная система "Декка" тоже "сдохла", а эхолот вот-вот "накроется"». — Да, странная у вас обстановка на корабле, где всё «капут», — назидательным тоном произнес швед, забыв, что на «Невидимом» радиолокационная станция уже несколько дней тоже была неисправна. Короче, получалось, что при тотальном «капуте» произошла ошибка в навигации. В подтверждение своих слов русский торжествующим жестом показал рукой на действительно помятую рамку пеленгатора. Потом, в соответствии с классическим правилом развития диалога, у русского наступила очередь спрашивать, а у шведа — отвечать. Пришелец попросил шведа уточнить позицию на карте, в которой пребывала лодка. «Нет проблем, — ответил Андерссон, — давайте карту». Через минуту член экипажа вылез из рубки с рулоном карты. И тут наблюдательный Андерссон обратил внимание, что тот держит в руках. крупномасштабную — 1: 50 000 — карту побережья Блекинге, карту, по которой плавают шведские военные моряки! Зачем подводной лодке, которая по ошибке попала в шхеры Блекинге, иметь на борту крупномасштабную карту именно этого района? 5 Реакция Аврукевича была мгновенной: он выругался по-русски и приказал принести другую карту (так, во всяком случае, воспринял ситуацию Калле Андерссон). Через минуту член экипажа принес другую карту с планом южного района Балтики и нанесенными на ней изолиниями радионавигационной системы «Декка». Но Андерссон принял правила игры и отплатил русским той же монетой: когда русский спросил его о точном местонахождении лодки, швед просто положил ладонь на весь Гусиный пролив: — Где-то тут. Потом оба моряка начали длинную дискуссию о курсе, которым шла лодка перед тем, как сесть на камень. И здесь швед отметил про себя несоответствие того, что говорит офицер, с тем, какой манёвр для лодки предлагает само место аварии. — Мы сожалеем, что нарушили шведские территориальные воды, но хотели бы, чтобы нас сняли с мели наши спасатели. После обеда они могли бы приступить к операции, — спокойно рассуждает Аврукевич. Карл Андерссон нахмурился: — Ничего подобного не будет. Сюда запрещено заходить любому иностранному судну. — А как же мы снимемся с мели? — Наивно спросил эксперт по навигации. — Я прикажу подойти сюда шведским буксирам. — Но лучше, если бы в этом участвовали советские буксиры. Они это умеют делать. — Не волнуйтесь, в Швеции это тоже умеют делать, — успокоил его Андерссон. Дальше диалог не пошел. Стрелки часов указывали на половину двенадцатого — время ланча для шведского офицера. Как ни странно, но и у русских наступило время обеда, поэтому Аврукевич предложил Андерссону спуститься вниз и перекусить чем бог послал. Андерссон успел проголодаться, к тому же ему было интересно посмотреть на внутреннюю обстановку лодки, так что он охотно принял приглашение. По дороге швед обратил внимание, что поручни трапа измазаны мокрой глиной. Аврукевич заметил взгляд Андерссона, но понял его неправильно: он предложил гостю рабочие рукавицы, чтобы тот не запачкал свои белые перчатки. Но швед был озабочен другим. — У вас тут есть свои водолазы? — Да, мы осматривали днище лодки. «Совсем плохо, — подумал про себя швед. — Нырять в этом месте под воду — уже значит проявить недружелюбие по отношению к Швеции» 6 . Обстановка внутри показалась шведу спартанской, какая когда-то, в 1950-х годах, была и на шведских подлодках. Они протиснулись через центральный пост, миновали штурманский стол, прошли во второй отсек. и оказались перед кают-компанией. Аврукевич дернул занавеску, и глазам Андерссона предстал стол, уставленный магнитофонами. Русский поспешил задернуть занавеску и предложил пройти в его каюту. За ними последовал и Гущин. — Откуда вы прибыли? — Продолжал спрашивать неутомимый швед. — Из Балтийска. Туда нам и возвращаться. Начальнику штаба было известно, что главной базой подводного флота у русских является Лиепая. Косвенным подтверждением этого могла служить карта на столе, покрытая плексигласом. Начали расспрашивать друг друга о семейном положении, о женах и детях, когда вошел вестовой и доложил, что в столовой уже накрыто. Бог послал им — на троих! — миску черного хлеба, 3 огромных мельхиоровых прибора (без тарелок), тарелку сардин в масле, тарелку тунца и тарелку какого-то мясного паштета. Перед каждым стояла бутылка зеленоватого вина, по стакану красноватой жидкости, похожей на ту, которой заправляют компас, и посередине стола — графин с той же красноватой водой или водкой. Это было знаменитое на советских флотах «шило» — спирт, который употреблялся в чистом виде, а на «международных» встречах, подобной описываемой, разводился пополам с водой и подкрашивался каким-нибудь соком. Швед вряд ли слышал о таком напитке. Аврукевич и Гущин подняли свои стаканы, Андерссон присоединился к ним. — Прозит. — Русские чокнулись и опрокинули стаканы в рот. Швед попробовал жидкость на язык, и у него тут же одеревенели губы. Никак это подкрашенный стоградусный спирт! Неужели они выпили эту гадость? — По русскому обычаю надо выпить, — настаивают хозяева. — Нет, я на работе, и не хочу оказаться в ситуации, в которую попали вы. — Что ж у вас нет командира на катере? Мы угощаем, вы должны выпить. — Исключается. Я несу ответственность и не могу быть пьяным. Тогда русские демонстративно поставили стаканы на стол, воцарилась неловкая тишина. Застолья не получилось. Но вестовой стоял за спиной и был готов по первому сигналу ещё раз наполнить стаканы. Андерссону хотелось есть, и он взял с тарелок сардину и кусок тунца. Русский подтолкнул ему тарелку с паштетом: — Кушайте. На подлодках у нас есть мясо. На Карлссона это не произвело впечатления, и он ответил, что на шведских кораблях мясо едят семь раз в неделю. Русские полагали, что швед «загибает», но сделали вид, что их этим удивить трудно. Тему о мясном питании развить не удалось, и в воздухе снова повисла неловкая тишина. Посидев немного, Андерссон поднялся и покинул борт лодки. До кофе дело так и не дошло. Кофейная культура на советском подводном флоте, вероятно, еще не привилась. Так шведские СМИ описывают первый визит Калле Андерссона на борт С-363 28 октября 1981 г. Между тем им осталась неизвестна одна знаменательная подробность. Уже в первые минуты своего пребывания в обществе советских подводников Андерссон понял, что присутствие советской подводной лодки в зоне его ответственности не сулит ничего хорошего ни той, ни другой стороне. Поэтому он попросту предложил Аврукевичу — Гущину свои услуги в том, чтобы с помощью буксира тут же сдернуть лодку со скалы. Это был, по сути, единственный шанс закончить дело без всяких хлопот и вселенского скандала. Но командиры на это не согласились. Они решили заявить т. н. морской протест — действенное средство в ряде случаев, но только не в данном эпизоде. Всё это стало известно, когда лодка вернулась в Лиепаю для разбирательства, которым руководил первый заместитель Главнокомандующего ВМФ СССР адмирал Н.И. Смирнов. Что касается К. Андерссона, то о своем предложении русским он по команде не доложил и журналистам рассказывать не стал. Шведские военные решили, что настало время поиграть мускулами. Над лодкой кружил вертолет, поодаль стоял торпедный катер «Питео», на подходе находились другие катера, буксиры «Гермес», «Герое», таможня, прокурор лена и полиция. Командование базой опасалось, что на выручку к U-137 может прийти отряд советских кораблей, и потому спешно стягивало в Карлскруну все возможные резервы и подкрепление. Шведский разведывательный самолет обнаружил к востоку от Блекинге отряд из 10 советских кораблей, включающий 3 спасательных судна и 1 океанографическое. Остальные 6 единиц — суда чисто боевые, среди них 2 крупных ракетных корабля типа «Кашин» 7 и «Кильдин» 8 (по классификации НАТО). Шведский военно-морской флот со своими 140 боевыми кораблями — один из сильнейших в Европе в 1950-е годы — к 1980-м годам подвергся серьезному сокращению. Его численный состав уменьшился практически вдвое. Крейсеров во флоте вообще не осталось, на вооружении состоял 1 эсминец, 1 фрегат, 12 подводных лодок и торпедные катера. Отряд держал курс на Карлскруну. Главнокомандующий Льюнг (Юнг) запросил у премьер-министра Турбъёрна Фельдина разрешение дать приказ патрульным ВМС открывать огонь на поражение, если отряд пересечет шведскую границу. Профессиональный фермер Фельдин некоторое время мучительно размышлял и дал своему главнокомандующему краткий ответ: — Действуй по инструкции. Инструкция вооруженных сил Швеции предполагает поэтапное наращивание предупредительных и карательных мер по отношению к нарушителю границы. Как утверждали шведские СМИ, береговая артиллерия карлскрунского укрепрайона имела в своем распоряжении 2 дальнобойных орудия, одно из которых было изготовлено в 1940-х годах, а второе, современное, находилось на испытании. Для обслуживания 150-миллиметровых пушек не хватало персонала. Вообще-то, признались шведы, всё побережье Блекинге было напичкано оборонительными сооружениями, на фарватерах шхер лежали кабельные мины, готовые по первому сигналу взорваться, но это с началом военных действий, а в мирное время они якобы все находились в законсервированном состоянии. О том, почему радиоэлектронная система предупреждения Карлскрунской базы не сработала и своевременно не обнаружила подводную лодку, никто никого не спрашивал. Очевидно, потому, что ее задачи были возложены на местных рыбаков. Из воспоминаний бывшего советника-посланника посольства СССР в Швеции Е.П. Рымко 9 …Хмурым осенним днем 28 октября 1981 г. мы с советским послом в Стокгольме М. Яковлевым возвращались из города с какого-то — точно не помню — официального приема в наше посольство, красиво расположенное в парке на холме Мариеберг. Когда у подъезда мы, разминаясь, неторопливо выходили из представительского «Мерседеса», нам навстречу с озабоченным видом выбежал дежурный пограничник и скороговоркой отрапортовал: только что из шведского МИДа по телефону сообщили об обнаружении в шведских территориальных водах советской подводной лодки; посла срочно просят прибыть в МИД. Переглянувшись с послом, мы подумали одно и то же: дело серьезное, но тогда еще не предполагали, насколько оно серьезно. Десятилетиями шведы, хотя и неофициально, обвиняли нас в том, что советские подводные лодки с целью разведки и отработки боевых операций на случай войны тайно наведываются в шведские шхеры. Довольно регулярно в зарубежной печати появлялись сообщения о том, что в шведских водах были замечены перископы или даже башенные надстройки подлодок. И хотя никаких прямых доказательств не было, вывод всегда был однозначен: нарушитель пришел с советских берегов. На этот раз мы поняли, что дело обстоит именно так… Посол срочно выехал к генеральному секретарюМИД 10 Л. Лейфланду. Швед был сух и мрачен. Чеканя каждое слово, он заявил, что вечером 27 октября советская подводная лодка под номером 137 села на мель в шхерах Карлскруны в пределах военной базы. Зашедшая без разрешения подлодка — продолжал дипломат — не установила контакта со шведскими властями. «Шведское правительство очень серьезно смотрит на случившееся», — подчеркнул он. Главнокомандующему вооруженными силами страны поручено провести расследование с целью выяснения причин захода советской подлодки в запретный район. В шведском МИДе торопились вручить послу Яковлеву ноту протеста, во-первых, чтобы оставить инициативу за шведской стороной, а во-вторых, шведы хотели исключить возможность консультации посла с Москвой перед тем, как он поедет в МИД. Руководитель Первого политического департамента Ёран Берг по поручению министра Улльстена позвонил в посольство и попросил к телефону Е.П. Рымко, но того не оказалось на месте, и Берг передал дежурному, что посла срочно вызывает к себе Л. Лейфланд. В вышеприведенных воспоминаниях Е. Рымко есть одна неточность: генеральный секретарь Лейфланд в беседе с советским послом не говорил о том, что U-137 села на мель накануне вечером 27 октября. В Стокгольме все заинтересованные ведомства донесение Л. Фошмана из Карлскруны приняли по принципу «испорченного телефона» и посчитали, что авария произошла в день обнаружения лодки, т. е. в среду 28 октября. Отсюда такая спешка. Через два с лишним часа посла М.Д. Яковлева вызвал «на ковер» министр иностранных дел Швеции Ула Улльстен и, воинственно сверкая толстыми стеклами очков, вручил ему ноту протеста. В ноте говорилось: «Шведское правительство очень серьезно смотрит на это грубое нарушение правил доступа в страну», а устно министр добавил, что советские спасатели ни при каких обстоятельствах не могут заходить в шведские воды. Яковлев дал обещание передать содержание ноты в Москву и добавил, что уже проинформировал свое руководство на Смоленской площади о беседе с генсеком МИД Швеции тремя часами раньше и что ответной реакции оттуда пока не получено. Через 1,5 часа секретарь посла позвонил в МИД Швеции и попросил Л. Лейфланда принять М.Д. Яковлева. Генсек назначил время 18.00. Рабочее время в МИД уже закончено, главный — парадный — вход в здание уже закрыт, и советского посла встретили через малый подъезд. Второй секретарь Анатолий Новиков, выступающий в качестве переводчика посла, зачитал текст ответа Москвы, в котором говорилось, что авария с U-137 произошла из-за навигационной ошибки. Советская сторона настаивала на том, чтобы 3 советских спасательных судна зашли в шведские воды и сняли подлодку с грунта. Лейфланд с трудом сдержал раздражение и в ответ повторил слова своего министра, сказанные послу двумя часами раньше. Советский посол в Швеции М.Д. Яковлев Испытания этого трудного дня для 70-летнего посла М. Яковлева беседами в МИД не закончились. 11 Вечером в Королевском драматическом театре, где давали А. Стриндберга в честь исландского президента, как раз в эти дни прибывшего в Швецию с официальным визитом, и где советский посол как дуайен дипкорпуса должен был присутствовать, публика меньше всего обращала внимание на то, что происходит на сцене, и пялилась на советского дипломата. Самым пикантным моментом было то, что на сцене шла пьеса шведского классика под названием «Игра с огнем». На стокгольмской политической сцене в самый ответственный момент не оказалось на месте… министра обороны Швеции Торстена Густафссона. Представитель фермерской партии — Партии центра, — сам фермер с о-ва Готланд, он был ставленником Т. Фельдина, председателя этой же партии, которого буржуазная коалиция выдвинула на пост первого министра страны после поражения социал-демократов на выборах. В среду утром министр обороны отправился в запланированную поездку в Осло, ничего еще не подозревая о событиях в Карлскруне. Когда он узнал об этом, решил все-таки остаться на встрече министров обороны северных стран, а вместо себя послал домой своего заместителя статс-секретаря Свена Хирдмана, дипломата с большим стажем работы в Советском Союзе, КНР и специалиста по восточноевропейским странам. Это была первая грубая «ошибка» Густафссона, которую не простила ему шведская общественность. Вторую он допустил уже вечером, давая по телефону интервью шведской журналистке. На вопрос, не исключает ли министр возможность снятия лодки с мели советскими спасателями, Густафссон ответил: — Это зависит от обстоятельств, которые могут возникнуть после допроса членов экипажа лодки. Не зная деталей дела, Густафссон проявлял разумную осторожность, но опять не угодил СМИ. По их мнению, этот ответ был в высшей степени неудачным для министра обороны, потому что шведские военные такую возможность не допускали вообще. С этого момента он стал предметом откровенных насмешек и издевательств журналистов. Добродушный фермер, в общем-то далекий от политических склок и интриг столицы, стал белой вороной, а скорее, голубем на фоне ястребов внутри правительства и поставил свою дальнейшую карьеру в довольно щекотливое положение. В 13.00 в советском посольстве на Ёрвелльсгатан раздался первый звонок журналистов, пытавшихся получить от советских дипломатов хоть какую-то реакцию на известие о подводной лодке U-137. Звонили из шведского телеграфного агентства ТТ и просили связать их с кем-нибудь из наших военных. Сотрудник военного атташата, подошедший к телефону, ответил журналистам: — Вы первые, от кого мы это слышим. Полчаса спустя позвонили из газеты «Свенска дагбладет» и тоже попросили связать их с военно-морским атташе. Капитан 1 ранга Ю. Просвирнин был на обеде, поэтому дежурный посольства попросил перезвонить попозже. Когда корреспондентка «Свенска дагбладет» перезвонила опять, то Просвирнин в посольстве все еще отсутствовал, и взять трубку пришлось мне, поскольку я единственный из владевших шведским языком оказался поблизости. — Можно ли переговорить с кем-либо, кто знает об аварии, произошедшей с советской подводной лодкой? — Спросил женский голос. — Нам пока ничего не известно об аварии. — Я говорил правду. — Но кого-то, возможно, вы уже послали в Карлскруну для оказания помощи экипажу? — Мне об этом ничего не известно, — отвечаю я. — Можно ли поговорить с военно-морским атташе? — В данный момент его нет в посольстве. — Он уже уехал в Блекинге? — Насколько мне известно, нет. — Можно ли поговорить с кем-нибудь из ответственных сотрудников? — В посольстве нет безответственных сотрудников, — перевожу я разговор в юмористическое русло и кладу трубку. Это действительно был первый для меня сигнал об аварии с U-137. В посольстве пока еще никто не располагал на этот счет какой-нибудь информацией. День второй, четверг 29 октября 1981 года Утром шведское правительство дает главкому Л. Льюнгу указание расследовать инцидент с подводной лодкой. Главком, в свою очередь, приказал Л. Фошману доставить капитана 3 ранга Гущина на берег и допросить его об обстоятельствах захода лодки в шхеры Карлскруны. После двухчасовых переговоров начальника штаба базы К. Андерссона с командиром U-137 выясняется, что А. Гущин категорически отказывается от приглашения шведов. Представители СМИ со всего мира начинают собираться в Карлскруне. Правительство Швеции формулирует условия освобождения лодки из плена: — официальное извинение Москвы за нарушение шведского суверенитета; — опрос капитана 3 ранга А. Гущина на берегу; — осмотр внутренних помещений лодки. Поздним вечером эксперты ФАО НИИ МО 12 Швеции начинают серию скрытных замеров вокруг подводной лодки на радиоактивность. Возникает версия о присутствии на борту подлодки ядерного оружия. Лодка в окружении судов местной военно-морской базы стоит на своем прежнем месте. Признаться, сообщению об аварии с подводной лодкой в провинции Блекинге я тогда не придал особого значения. Во-первых, информация на этот счет была довольно скудной. Кроме того, мы привыкли полагаться на собственные источники и не очень-то доверять шведским средствам массовой информации. За последнее время они столько раз кричали: «Волки, волки!» — то есть изо дня в день писали о таинственных — подразумевай, советских — подводных лодках, занимающихся шпионажем в шведских водах, что даже бдительные шведы устали от этой истерии подозрений. Во-вторых, я находился под впечатлением только что отшумевшей антисоветской кампании, связанной с другой аварией. В июне в шхерах Нючёпинга наскочил на риф наш танкер «Антонио Грамши» и оставил за собой несколько сотен тонн пролившейся нефти. Пострадали песчаные пляжи, флора и частично фауна побережья. Авария произвела на шведское общественное мнение впечатление сопоставимое с тем, что произвели рейды русских казаков в 1719–1720 гг., которых Петр Первый направил с эскадрой галер в карательную экспедицию на восточное побережье Швеции, чтобы подтолкнуть упорствующую правящую верхушку страны к заключению мира. Самое интересное, что в момент аварии на борту танкера находился шведский лоцман, и по международным правилам ответственность с советского капитана за несчастный случай снимался. Страховая английская компания «Ллойд», в которой был застраховано судно, однозначно признало виновной стороной шведов, но это все равно не помешало им обвинить русских во всех смертных грехах. Один бедный чиновник-картограф, сообщивший журналистам о том, что риф, на который напоролся танкер, не был нанесен на карту, был подвергнут газетами беспощадному остракизму и, по нашим данным, за непатриотичное поведение «сослан» смотрителем маяка на удаленный остров. Об объективности здесь не могло быть и речи. А история с лодкой стала раскручиваться с таким размахом и усердием, какого страна не видела, вероятно, за всю свою историю. Антисоветские (в смысле антирусские) круги наконец-то получили в руки долгожданный козырь, который они теперь могли разыгрывать по своему усмотрению. Во главе всей шумихи, по вполне понятным причинам, стояли шведские военные. Несмотря на мощную оборонительную систему, напичканную всевозможной электронной техникой и аппаратурой слежения, обнаружения и оповещения на акватории Карлскруны, они у себя под носом не смогли обнаружить зашедшую в территориальные воды Швеции подводную лодку. Эту осечку налогоплательщики простить своим военным не могли, и СМИ, конечно же, стали напоминать об этом военным. Естественно, что военные круги, обозленные своим проколом, хотели хоть как-то оправдаться в глазах общественности, поэтому выступили с самыми жесткими требованиями и условиями по отношению к U-137 и ее экипажу. Кроме того, военным представился хороший повод заявить о том, что им не хватает выделяемых на оборону денег. Как бы ни был избит и замусолен этот тезис, шведские военные круги воспользовались им, потому что, несмотря на свою очевидность и тривиальность, он всегда приносил и еще будет приносить желаемый для них результат. Ну а главное, конечно, состояло в том, чтобы создать у шведов образ врага. Он находился на востоке, и об этом официальная пропаганда постоянно напоминала своим согражданам. И вот враг пришел, и все могли посмотреть, как он выглядит, и убедиться в том, что пропаганда никогда не врала. Официальный Стокгольм, в первую очередь, МО, сделал всё возможное, чтобы оживить старые мифы и глубже укоренить их в сознании своих соотечественников. Весьма характерной была спонтанная реакция вице-адмирала и начальника Генерального штаба вооруженных сил Швеции Бенгта Шубака. Когда ему доложили о том, что в Карлскруне села на мель советская подводная лодка, он радостно воскликнул: — Наконец-то! Наконец-то час военных пробил! Генеральный прокурор страны Магнус Шёберг заявил о том, что его ведомство взвешивает возможность возбуждения уголовного дела против командира лодки за шпионаж 13 . Его поддержал доцент международного права Лундского университета Гран Меландер. — Швеция вправе осудить командира подлодки за шпионаж, — заявил доцент газете «Дагенс Нюхетер». — Это бы полностью соответствовало собственной практике Советов в аналогичных случаях. В принципе можно провести параллель с т. н. делом об U-2. Когда американский самолет-шпион в мае 1960 г. был сбит над советской территорией, пилот был арестован и предан суду. Поскольку никаких конвенций на этот счет не существует, то должно быть применено прецедентное право, а оно дает Швеции право действовать так же, как в свое время поступили Советы. Проводились также параллели с захватом Северной Кореей в 1968 г. разведывательного судна США «Пуэбло». Корейцы взяли экипаж в плен и отдали всех под суд, утверждая, что «Пуэбло» зашел в их территориальные воды. Вспоминали об истории с угоном советского самолета в Японию в 1967 г. Пилот МИГ-25 Виктор Беленко попросил в США политическое убежище, а японцы, отвергая претензии Советского Союза на сохранение за самолетом иммунитета, разобрали его на части, чтобы убедиться, что он не представляет опасности для страны, и вернули его русским в ящиках в разобранном виде. Может, и шведам разобрать лодку на части и вернуть ее потом в ящиках? 20 апреля 1978 г. инцидент, напоминающий историю U-137, произошел с южнокорейским самолетом, вторгшимся в воздушное пространство Советского Союза из-за ошибок в навигации. Советские истребители обстреляли самолет и принудили его совершить посадку на замерзшее озеро на побережье Белого моря. Вопрос о силовом способе решения инцидента рассматривался и на правительственном уровне во время утреннего совещания в здании МИД, в котором помимо дипломатов приняли участие Л. Льюнг, Б. Шубак, некоторые члены правительства и эксперты по международному праву. Для консультаций приглашали также лидера Умеренной коалиционной партии Ульфа Адельсона и члена этой партии, бывшего министра обороны Э. Крёнмарка. «Застрельщиком» в применении силы по отношению к U-137 и ее экипажу выступили консерваторы — умеренные коалиционеры. Но на прямой вопрос, возможно ли с помощью военных захватить лодку и интернировать ее экипаж, главком и его начальник штаба ответили, что осуществить это на практике будет чрезвычайно сложно. Если экипаж задраит люк и будет обороняться, то штурм лодки обернется большими человеческими жертвами с обеих сторон. Шведы будут вынуждены применить бронебойное и автоматическое оружие, а также газ. Великая держава вряд ли станет пассивно наблюдать за таким развитием событий и использует свой флот для оказания помощи лодке. Швеция окажется в состоянии войны с Советским Союзом. Одно дело демонстрировать угрозу применения силы, чтобы заставить русских пойти на выполнение шведских условий, а другое — пустить эту силу в ход. Горячие головы несколько охладило также вмешательство в дискуссию внешнеполитического ведомства Швеции. Один из старших дипломатов МИД, эксперт по международно-правовым вопросам, проработавший не один год в шведском посольстве в Москве, Бу Юнссон выступил с заявлением о том, что полной аналогии с делом U-2 нет, поскольку нет явных доказательств того, что подводная лодка зашла в шведские воды с целью шпионажа. Он констатировал, что любое иностранное судно может зайти в шведские воды, если судну угрожает опасность. В таком случае оно должно в соответствии с международными правилами подать сигнал бедствия и войти в радиоконтакт с местными властями. Русские не сделали этого, и правительство, по его мнению, должно принять все меры для выяснения причин, из-за которых лодка оказалась там, где она села на мель, опросить ее командира, а потом уже снять ее с мели и отбуксировать в нейтральные воды. МИД Швеции с самого начала занимал хоть и не всегда корректную, но в целом достаточно взвешенную позицию, понимая, что ухудшение отношений с великой державой в конечном итоге не пойдет на пользу стране, а восстанавливать их потом придется дипломатам. Комментируя эту позицию правительства, национальные СМИ иронично отмечали, что их соотечественникам предстояло исполнить известный кунштюк: съесть торт и сохранить его целым, то есть, провести расследование и доказать мировому общественному мнению, что U-137 занималась шпионажем против Швеции, но одновременно не привлекать А. Гущина к суду за шпионаж. Заголовок шведской газеты с обвинением С-363 в шпионаже В Москве никто не смог прокомментировать инцидент с подводной лодкой, поскольку информация о нем полностью отсутствовала. Когда корреспондент «Дагенс Нюхетер» в Москве попытался узнать реакцию советской стороны, он наткнулся на глухую стену молчания. Только один политический комментатор, весьма удивленный полученной от шведа информацией, сказал, что такую новость вряд ли можно считать хорошей. — Вероятно, произошла ошибка в навигации, — добавил он. Именно эту причину день спустя выдвинет советская сторона в ходе начатого в Швеции расследования причин захода U-137 в шхеры Карлскруны. Для Советского Союза, выступившего инициатором международной кампании в пользу создания на севере Европы безъядерной зоны, поимка подводной лодки в запретном шведском районе пришлась исключительно некстати. Идея нашла сторонников не только у нейтральных шведов (включая такую популярную политическую фигуру, как Улоф Пальме) и финнов, но и у «натовских» норвежцев и датчан. Улоф Пальме — лидер Социал-демократической партии Швеции и дважды премьер-министр Швеции Можно было уверенно предположить, что все эти планы были похоронены вечером 27 октября, когда U-137 напоролась на подводный камень и крепко села на мель. Да и в целом престижу страны, ВМФ и советских мирных инициатив, и без того воспринимавшихся на Западе с большим недоверием, был нанесен непоправимый удар. Наконец, инцидент с подводной лодкой заставил некоторую часть шведов призадуматься о целесообразности продолжения традиционной политики нейтралитета. Их мысли высказала вслух консервативная «Дейли Телеграф» в статье, озаглавленной «Нейтралитет не является источником безопасности». В ней утверждалось: «Нет в мире страны, которая угрожала бы Советам меньше, чем Швеция. Теперь все знают, как русские принимают в расчет страну, практикующую нейтралитет и не угрожавшую России со времен Карла XII». Что и говорить, аргумент был «убойный», он добавил много соли в старые шведские раны! Одновременно с совещанием в МИДе было проведено заседание в Росенбаде, летней резиденции премьер-министра в пригороде столицы. Некоторые политики приняли участие и в том, и в другом. В ходе расследования инцидента с подводной лодкой шведское правительство по рекомендации своего главкома Л. Льюнга первоначально рассмотрело возможность применения закона о безопасности судов, т. е. их пригодности для плавания в море. Опираясь на этот закон, Главком надеялся подвергнуть U-137 детальному осмотру, а капитана 3 ранга А. Гущина — обстоятельному допросу, что позволило бы выяснить истинные причины захода лодки в Карлскруну. Идея всем понравилась, и министр коммуникаций К. Эльмстедт, чье ведомство включало в себя Морскую инспекцию, наложил на рапорт Главкома соответствующую резолюцию. Но вскоре после этого в секретариат правительства позвонил чиновник министерства коммуникаций и спросил: — Вы представляете, что вы натворили? Вы знаете, что это за собой влечет? В секретариате об этом ничего не знали, но чиновник их быстро просветил. Если шведы применят закон о безопасности судов, то на борту лодки придется создать комиссию, которой наряду с прочими придется рассмотреть вопрос о заключении договора между экипажем и командованием ВМС Швеции о порядке питания, условиях сна, отдыха и проведения досуга — например, экскурсии в город и т. д. и т. п. Русские обсмеются до смерти, когда увидят, какую роскошную жизнь для них придумали эти шведские придурки. О возражениях министерства коммуникаций доложили правительству, и министры опять задумались, размышляя, как же им выйти из этого положения. Закон действительно получался каким-то несуразным. Во время ланча Т. Фельдин собрал за столом 5 членов правительства и решил, что по отношению к русским можно воспользоваться отдельными положениями закона о безопасности, а именно пунктами 13 и 14, касающимися осмотра судна и определения его безопасности. Но и после этого решения еще оставались закавыки, которые возникали все из-за того же добротно скроенного и, как автомат, работавшего законодательства Швеции, в котором все было согласовано, взвешено, взаимосвязано и одно вызывало другое. А что если морская инспекция обнаружит, что лодка неисправна и настолько дряхла, что ее нельзя будет выпустить в море? Представьте себе, как пострадает авторитет Швеции, если сразу после проведения морской инспекции U-137 утонет в море! После ланча правительство внесло еще один пункт в свое «соломоново решение», а именно: если возникнет вопрос о том, чтобы не выдавать подводной лодке разрешение на выход в море по соображениям безопасности, следует отдельно проинформировать правительство. Иначе говоря, правительство, а не морская инспекция будет решать, выпускать лодку своим ходом в море или нет. Наконец шведское законодательство было вроде приведено в соответствие практической жизненной ситуации. Но и на этом дело не закончилось. Трудности создал морской инспектор в карлскрунском порту Гуннар Маттсон. Он провел несколько бесплодных часов на борту тральщика в ожидании, когда шведские военные и политики договорятся наконец с русскими о том, чтобы его допустили на борт лодки, но так и не дождался. Тогда он плюнул в воду, сказал командиру тральщика: «Когда понадоблюсь — позвоните», — и отправился к себе домой в Кальмар. А у военных и у дипломатов возникло впечатление, что Маттсон захотел сыграть в конфликте первую скрипку и войти в историю. Что если этот въедливый инспектор начнет осматривать на лодке каждый винтик и гайку и не выдаст сертификат пригодности к мореплаванию? Русские с этим вряд ли согласятся. На самом верху началась возня. У. Улльстен попросил министра коммуникаций К. Эльмстедта позвонить в подчиняющийся ему департамент и повлиять на инспектора Матссона. Тот пообещал, но. ничего не сделал, потому что считал, что Матссон правильно понимает и исполняет свои обязанности. Закон превыше всего. Или его буква. Это одно и тоже. Между тем шведские военные лихорадочно готовились к встрече отряда советских военных кораблей и по крупицам стягивали в Карлскруну различные подразделения. Кризис застал врасплох шведских военных, хотя они денно и нощно крепили оборону, исправно набирали рекрутов, получали деньги налогоплательщиков и постоянно «возникали» в средствах массовой информации, утверждая свое право на существование. На случай военных действий разворачивался полевой лазарет. Из Карлсборга в спешном порядке перебросили роту парашютистов. В районе Грэсвика старую казарму оборудовали под лагерь для интернирования экипажа подводной лодки. Специалисты ФАО по подсказке американцев приступили к проработке мероприятия по обнаружению на борту лодки ядерного оружия. Калле Андерссон нанес еще один визит на советскую подводную лодку, пытаясь уговорить капитана 3 ранга А. Гущина сойти на берег и позволить опросить себя шведским экспертами относительно причин, по которым лодка оказалась в карлскрунских шхерах. Но капитан 3 ранга категорически отказался сделать это, мотивируя свой ответ тем, что на этот счет не имеет никаких указаний из своей базы в Балтийске. Капитан 2 ранга провел на лодке 2 бесплодных часа, но был вынужден уйти ни с чем. В дальнейшем военные убрали свои корабли подальше от места аварии, а сторожить лодку и контактировать с ней поручили местной береговой охране. Шведы рассказывали, что, в отличие от капитана 3 ранга А. Гущина, находившийся на борту лодки капитан 1 ранга Иосиф Аврукевич несколько раз покидал лодку, чтобы «поболтать» с сотрудниками береговой охраны на их катере ТЬ-253. Командир последнего Конрад Сёдерхольм вспоминает, что русский произвел на них впечатление динамичного и приятного офицера. Командующий всеми подразделениями вооруженных сил Швеции в провинции Блекинге полковник Жан-Карлос Данквардт вместе с гражданскими властями начал операцию по перекрытию района аварии. В первую очередь военным мешали журналисты. На близлежащих островах уже расположились солдаты, готовые к боевым действиям, а поскольку шведские граждане продолжали беспрепятственно передвигаться по шхерам, это могло вызвать излишний ажиотаж и неожиданные эффекты. Любопытных шведских туристов регулярно вывозили на катерах в Гусиный пролив, делали с ними «почетные» круги вокруг лодки и давали возможность фотографировать ее со всех ракурсов к вящему неудовольствию экипажа. Капитан 1 ранга И. Аврукевич в окружении шведских военных Перед экскурсией военные заставляли всех желающих либо предъявить документы, либо произнести фразу по-шведски, после чего своим разрешалось сесть в экскурсионную лодку, а иностранцам остаться на берегу и завидовать подданным Карла XVI Густава. …В 14.00 совпосла М. Яковлева вызвал к себе У. Улльстен и зачитал ему 3 требования шведской стороны, после выполнения которых лодку могут отпустить домой: экспертное расследование причин инцидента и опрос командира подлодки, снятие ее с мели шведскими спасательными судами и официальное извинение Москвы за случившееся. Министр обратился к послу с требованием, чтобы начальники А. Гущина снабдили его всеми необходимыми инструкциями, способствующими выполнению предъявленных шведской стороной условий. М. Яковлев ответил, что час назад он получил от А. Громыко указание, суть которого заключается в том, что СССР просит Швецию оказать помощь аварийной лодке и отбуксировать ее в нейтральные воды к местонахождению отряда советских кораблей. Командиру лодки даны указания продолжить контакты со шведскими военными. Посол просил разрешить сотрудникам посольства посетить лодку. В ответ он получил решительный отказ. Насколько я помню, в посольстве в эти дни соблюдался обычный порядок работы. Каждый продолжал трудиться на вверенном ему участке, не придавая особого значения инциденту с подводной лодкой. Все, кроме посвященных, думали, что это крайне досадное недоразумение в ближайшие часы будет разрешено. День третий, пятница 30 октября 1981 года Карл Андерссон продолжал настойчиво добиваться от командира подлодки, чтобы последний начал переговоры с представителями командования ВМС Швеции, но А. Гущин согласился только на проведение опроса на борту лодки в присутствии персонала советского посольства. Пожелания офицера передали в Стокгольм, и в Карлскруну прибыл военно-морской атташе советского посольства Ю. Просвирнин и 2-й секретарь Б. Григорьев. Вслед за ними в городе появился начальник шведской контрразведки СЭПО комиссар Туре Фошберг. U-137 вел оживленный радиообмен со своей базой в Балтийске. Шведы запретили ей пользоваться кодом и выделили для связи с домом фиксированную частоту. Подлодка не соблюдала эти требования, чем вызывала раздражение военных властей Швеции. Министр обороны Т. Густафссон возвратился из Осло и уехал к себе на Готланд. Швеция готовилась праздновать День поминовения всех святых. Вечером СМИ сообщили сенсационные новости: Советский Союз принес Швеции официальное извинение, а эксперты ФАО утверждают, что на борту подводной лодки № 137 находится ядерное оружие. …Самолет сделал спринтерскую разбежку и плавно оторвался от взлетной полосы, беря курс на юг. Под нами потянулись фермерские поля, ленты асфальтированных дорог, зеркально-голубые водоемы, густые шапки хвойных лесов. Набрав высоту, самолет развернулся в сторону моря и следующие полтысячи километров бесшумно парил над восточным побережьем Швеции: слева — свинцовые отблески Ботнического залива, справа — изрезанное многочисленными заливчиками и бухтами, сплошь усыпанное островками и скалами побережье. Шхеры. ... Именно в эти места 262 года назад дважды заходила галерная флотилия Петра Первого с казаками на борту в качестве десанта. Несмотря на полное истощение людских и материальных ресурсов Швеция и после смерти Карла XII не хотела садиться за стол переговоров с русским царем, поэтому царь решил «подтолкнуть» упрямого противника к миру, перенеся военные действия на территорию Скандинавского полуострова. 11 июня 1719 г. флотилия в составе 132 галер и сотни малых лодок и баркасов появилась в шхерах Стокгольма. Численность приплывшего войска доходила до 26 ООО человек. На галерах везли лошадей, предназначавшихся для проведения быстрых кавалерийских рейдов вглубь страны. По установившейся традиции по всему побережью зажгли костры, таким образом оповещая население об опасности. В старые добрые времена по этому сигналу каролинские солдаты должны были бросить свои хутора и семьи и в полном снаряжении явиться на сборные пункты. Такую организацию ввел еще Карл XI, отец Карла XII, и она безотказно функционировала при нем и при его знаменитом сыне. Но на сей раз система оповещения не сработала, потому что являться на сборные пункты было уже некому. Страной формально управляла дворянская военная хунта, отказавшая сестре Карла XII Ульрике Элеоноре в праве наследования опустевшего трона. Возникла примерно такая ситуация, как при заступлении на престол русской царицы Анны Иоановны. Честолюбивое дворянство вознамерилось «укоротить» монархические привилегии и права и взять власть в свои руки. Правда, русской царице удалось избавиться от данного «верховникам», князьям Д.М. Голицыну и В.Л. Долгорукову со товарищи, обещания и разорвать стесняющие царскую власть «Кондиции», а вот Ульрика Элеонора спорить с Пером Риббингом, Карлом Густавом Гюлленкройцем, Адамом Фреденшерной и другими шведскими «верховниками» не стала. Дворяне, пользуясь ослабшей властью или, как принято теперь говорить, возникшим политическим вакуумом, спешили укрепить свои позиции в стране, а потому заниматься внешними делами у них не доходили руки. Петр Первый напомнил им об этом. Часть экспедиции царя пошла в южном направлении и опустошила Сёдертэлье, Трусу, Норрчёпинг, Нючёпинг и другие города (до Карлскруны не дошли), а вторая двинулась на север от столицы к Евле, Норртэлье, Эрегрунду и Эстхаммару. Как пишет шведский историк А. Оберг, меры устрашения осуществлялись систематично и с неукоснительной последовательностью: семена прятались, скот уводился, леса поджигались, заготовки железа и чугуна топились в море. Население в страхе разбегалось от казаков, спасаясь по лесам, вглубь страны. Около 10 ООО человек остались без крова. Экспедиция попыталась высадить десант в Стокгольм, но не хватило силенок. В стране на долгие годы воцарился страх, русскими стали пугать непослушных детей. Карательные походы русских войск все-таки сыграли свою роль, и новый шведский временщик Арвид Горн, играя на противоречиях между Россией и зависимым от Лондона Ганновером, с помощью Англии постепенно стал замиряться: сначала с Ганноверским принцем, уступив ему Бремен и Верден, потом с прусским королем, возвратив ему южную часть Передней Померании с г. Штеттин, потом с датским, пообещав ему не поддерживать Готторп-Гольштейн и отказавшись от сбора таможенных пошлин за проход судов через Эресунн, и наконец в 1721 г. — с российским императором. Мир был подписан в г. Нюстаде. К России отошли Лифляндия, Эстония, Ингерманландия, часть Карелии, лен Выборга и острова Эзель и Дагё. После этого Швеции как великой державе пришел конец. Своеобразной памятью о «визитах» русских кораблей в эти края стали географические названия многочисленных островков, мысов, заливов и проливов, в которых присутствует слово «русский»: Русский холм, Русский залив, Русское Скалистое озеро, Русский поселок, Русский пояс, Русское Приторное озеро, Русский Нос, Русское болото, Русская река и т. д. Час с небольшим тому назад, собираясь закончить представительские дела и пораньше уехать из посольства домой, я не мог и предположить, что стану пассажиром специального рейса 6-местного самолета «Цессна», арендованного Министерством обороны Швеции у авиакомпании «Суед Эйр». Тем более мне и в голову не приходило, что стану участником событий, которые наложат отпечаток на характер советско-шведских отношений, вообще на политический климат в северном регионе, оставят на долгие годы занозу в моей груди, которую я долго не решался вынуть. Около половины одиннадцатого мне позвонил советник-посланник Е. Рымко, которого я хорошо знал еще во время моей стажировки в скандинавском отделе МИД перед выездом в Швецию, и пригласил к себе в кабинет на втором этаже. Через минуту я открыл дверь его кабинета и увидел, что он был не один. За приставным столом уже сидел наш новый военно-морской атташе капитан 1 ранга Юрий Просвирнин — моложавый интеллигентный человек спокойного и уравновешенного нрава, большой скромница, напоминавший только что выпущенного из военно-морского училища молодого мичмана. Он нравился мне своим трогательным отношением к трем маленьким дочуркам-погодкам и подкупал каким-то внутренним обаянием. До Стокгольма он работал помощником атташе в Осло и довольно неплохо говорил по-норвежски. Просвирнин сменил на этом посту капитана 1 ранга В. Коновалова, который в моем представлении был настоящим морским волком. Внешне несколько грубоватый, сын потомственного военного моряка В. Коновалов во время войны вместе с писателем В. Пикулем окончил знаменитую Соловецкую школу юнг, так же, как и Пикуль, успел юнгой хлебнуть военной жизни на кораблях, дважды побывал в командировках в Швеции, хорошо знал флот и всё, что с ним связано. Каперанг пользовался у дипломатов заслуженным авторитетом, наиболее близкие друзья называли его адмиралом. В. Коновалов считался большим мастером по части поддержания непринужденной атмосферы в любой компании. Общение с ним в нашем банном клубе стало для меня большой честью, и я с удовольствием вспоминаю наши традиционные пятницы с обязательным дежурством по очереди, устройством пивного стола и бесконечными рассказами и байками о соленой русской жизни. Е.П. Рымко также был беспременным завсегдатаем банных заседаний, он уже сталкивался с В. Коноваловым в Швеции в предыдущей своей командировке, поддерживал с ним дружбу и по возвращении в Союз. Не пригласив присесть, Евгений Потапович сразу приступил к делу. — У тебя есть с собой деньги? — Был его первый вопрос. — Да, служебные. — Вот и хорошо. Через 15 минут нужно срочно вылететь в Карлскруну. Вас вместе с Юрой ждет шведский самолет в Бромме 14 . — Это всё в связи с подводной лодкой? — Да. Нужно поехать на место, разобраться в ситуации и помочь экипажу. — А с… 15 согласовано? — Да, конечно. Он не возражает. Кроме тебя, никто в консульском отделе не имеет опыта работы во внештатных ситуациях, так что. Одним словом, времени на разговоры нет. Шведы предложили нам в последний момент воспользоваться попутным самолетом, и упустить такую возможность было бы непростительно. — Но у меня с собой нет даже зубной щетки! — Ничего. Купишь в Карлскруне. Очень надеюсь, что вы с военным атташе разберетесь на месте и доложите нам, как обстоят дела. Вам поручается вести переговоры с местными военными властями и вступать в контакт с экипажем лодки. — На сколько дней рассчитана командировка? — Не знаю. Обстановка запутанная и весьма неоднозначная. Сколько надо, столько и пробудете. Если нужно — звоните, пришлем помощь. А теперь бегите, Валера вас уже ждет. Нельзя опоздать на самолет. До свидания. Желаю успеха. Ю. Просвирнин был уже собран, поскольку о выезде к месту событий был предупрежден заранее. Я же кубарем помчался к резиденту: договоренность договоренностью, а лучше лично убедиться и получить какое-нибудь ЦУ перед отъездом. — Знаю, всё знаю, — встретил меня начальник. — Дело государственное, надо пострадать. — Но как же с моей работой? Я же стану героем журналистских репортажей! Как после этого смогу работать? Нельзя будет нигде показаться — ведь меня каждая собака будет узнавать в городе. — Я это беру на себя, если ты имеешь в виду Центр. Еще вопросы есть? — Нет. — Тогда с богом. Держи контакт с Евгением Потаповичем. Из воспоминаний Е.П. Рымко …Согласно принятой в НАТО классификации, наша подлодка относилась к типу «Виски». Поэтому инцидент был окрещен прессой как «Whiskey on the Rocks», то есть буквально: «"Виски" на скале», а на языке барменов — «Виски со льдом». В общем, юмор не покидал шведов. Но нам было не до юмора. Москва пока молчала. И только некоторое время спустя мы сообщили шведам о том, что подводная лодка в результате выхода из строя навигационного оборудования непреднамеренно зашла в шведские территориальные воды. Выражалась также просьба допустить советские буксиры для снятия лодки с мели и отбуксирования ее в нейтральные воды. С этим сообщением М. Яковлев направился в шведский МИД. Выслушав его, шведы категорически отказали в допуске буксирных судов (речь шла о заходе в акваторию военно-морской базы) и более того — потребовали осмотреть подлодку и допросить ее командира для выяснения обстоятельств происшествия. Итак, складывалась тупиковая ситуация. В один из последующих дней, когда посол и я снова были во Дворце наследного принца (шведский МИД), меня отвел в сторону служитель и сказал, что Лейфланд хотел бы переговорить. Когда я вошел в кабинет генерального секретаря МИД, он в доверительном тоне сразу же спросил: «В чем дело? Почему советская сторона вот уже несколько дней не приносит извинений в связи с инцидентом? Нам трудно объяснить это шведской общественности, — сказал он, — особенно с учетом добрососедских отношений между нашими странами». Через день из Москвы пришло указание принести шведам официальное извинение. Более того, было дано наше согласие на то, чтобы шведские представители посетили командира подлодки на ее борту. Мы приняли также предложение о доставке командира — капитана 3 ранга Анатолия Гущина — под гарантию личной безопасности на шведский сторожевой корабль, находящийся за пределами шведской запретной зоны для его опроса (мы всячески избегали слова «допрос» 16 ). Такая подвижка в нашей позиции открывала возможность закрыть инцидент. А. Гущин и еще один назначенный им офицер поднялись с подлодки на шведский вертолет и затем были доставлены на борт сторожевика. К тому времени там уже находились представители советского посольства: военный атташе Просвирнин и секретарь консульского отдела Григорьев. Их прибытию в Карлскруну предшествовали трудные переговоры с властями. Шведы долго отказывали в том, чтобы наши представители присутствовали на допросе командира. В конце концов в посольство позвонил Лейфланд. «Наши власти разрешили допустить двух советских представителей на беседу шведских официальных лиц с А. Гущиным. Советские дипломаты могут вылететь в Карлскруну, — очень сухо сказал Лейфланд. — Военный самолет с офицерами штаба обороны вылетает сегодня из Стокгольма с аэродрома Бромма, им могут воспользоваться и советские представители». «В котором часу?» — Спросил я. «Через двадцать минут», — последовал ответ. От посольства до аэродрома минимум 10–15 минут езды. Просвирнин и Григорьев незамедлительно бросились в машину и успели к вылету самолета. Судя по всему, шведы были не слишком заинтересованы в том, чтобы мы с Просвирниным попали в Карлскруну, поэтому и сообщили о вылете самолета с таким расчетом, чтобы мы не успели на него сесть. Е.П. Рымко в своих воспоминаниях не рассказал о том, что когда генеральный секретарь шведского МИД звонил ему по поводу нашей командировки в Карлскруну, и предупредил, чтобы дипломаты в Бромме обратились в ворота «К». Советник-посланник переспросил, какую букву имеет в виду швед, и тот пошутил: — «К», как «Калининград». Шутка удалась, но в Бромму мы все-таки успели 17 . — Валера, жми на всю катушку и не обращай на дорожные знаки внимания, — попросил Просвирнин шофера посла. И Валера «показал класс», промчавшись по центральным улицам города на бешеной скорости и доставив нас прямо к трапу шестиместной «Цессны», когда пропеллер уже вращался на предстартовой скорости, а наземный персонал собирался убрать трап. Мы с Юрой плюхнулись на первое попавшееся кресло, пытаясь определить, в какое общество попали. Люк тут же задраили, и самолет стал выруливать на взлетную полосу. В салоне кроме нас было 2 или 3 человека, и один из них, мужчина в штатском в возрасте примерно 45–47 лет, гладко причесанный и подчеркнуто аккуратно одетый, кратко представился: — Офицер связи из штаба обороны Перси Бьёрлинг. Когда мы уже были в воздухе, один из офицеров в военно-морской форме принес термос и предложил нам горячий кофе с печеньем. В рот нам ничего не лезло, но кофе более-менее удачно заполнил воцарившееся на какое-то время тягостное молчание. Постепенно хозяева «оттаяли» и завели вежливую беседу на разные отвлеченные темы, в то время как мы с Просвирниным были заинтересованы получить хоть какую-нибудь информацию об обстановке в Карлскруне. Однако офицер связи был немногословен, ссылаясь на то, что он и сам не был посвящен в детали и так же, как и мы, был мобилизован начальством в спешном порядке 18 . О себе сказал, что бывший подводник, имеет чин капитана 2 ранга, последнее время переведен на штабную работу в Стокгольм. Было ясно, что Бьёрлинг был нашим коллегой, т. е. военным разведчиком. Лететь нам предстояло около часа, и мы пытались собраться с мыслями и представить, что нас ожидает в Карлскруне. П. Бьёрлинг проинформировал, что сядем на аэродроме Каллинге неподалеку от Карлскруны. Там нас должна встретить машина военно-морской базы и сразу доставить в штаб для первой беседы с командующим базой капитаном 1 ранга Леннартом Фошманом. Потом мы вернемся в гостиницу, где он на всякий случай зарезервировал для нас 2 номера, а после этого… после этого обстановка покажет. В общих чертах в мою задачу входило обеспечение консульской защиты интересов лодки с экипажем, а Ю. Просвирнину предстояло быть на страже военных интересов государства. На практике обе эти задачи оказались неотделимыми друг от друга. Скоро самолет начал снижаться и оказался в плотном слое облаков. Время ожиданий и неопределенности кончилось с первым касанием колес «Цессны» бетонной дорожки аэродрома. Попрощавшись с пилотом и офицерами, мы вышли наружу и сразу же сели в защитного цвета «Вольво» с военными регистрационными знаками. Через четверть часа машина миновала шлагбаум, и мы оказались на территории военно-морской базы, расположенной в длинных толстостенных кирпичных зданиях старинной архитектуры. Потом мы долго брели с сопровождающим по длинным коридорам и переходам. Есть смысл рассказать немного об истории Карлскруны и обосновавшейся здесь военно-морской базы. Город был заложен в 1680 г. при короле Карле XI и был с самого начала задуман как морская крепость и главная база для шведского военно-морского флота. Таковым он остался и в наши дни. Флот и всё, что с ним связано: порт, бастионы, верфь, маяки, военные школы, казармы — доминируют в пейзаже города с 35-тысячным населением. Музей истории судостроения, музей провинции Блекинге, старинные церкви, ратуша, 2 гостиницы, универсам, мелкие лавки, туристические бюро — вот и все достопримечательности города у воды. …Адъютант распахнул перед нами дверь, и мы вошли в просторный кабинет командующего базой. Интерьер комнаты почти на 100 % копирует интерьер служебного помещения какого-нибудь советского военного начальника среднего ранга. Навстречу нам из-за стола поднялся высокий офицер в рабочем кителе, подчеркнуто сухо поздоровался с нами и предложил сесть. В ранговом распорядке шведского военно-морского флота 57-летний командующий военно-морской базой в Карлскруне занимает 12-е место. К флотским делам стал приобщаться еще гимназистом, во время войны служил добровольцем на эсминце. По окончании известной стокгольмской гимназии «Норра Латин» поступил в военно-морское училище. Затем последовали военная академия, командование кораблем, штабная работа, военно-морская академия в США, дипломатическая работа в посольстве Швеции в Вашингтоне в качестве военно-морского атташе. Содовой доход 150 000 крон, что примерно соответствует 25 000 долларов. Без всякого вступления Л. Фошман обрушил на нас свое недовольство тем, что советские военно-морские силы нагнетают вокруг Карлскруны обстановку и пытаются своей мощью воздействовать на шведов. — Почему ваши корабли непрерывно маячат в непосредственной близости от нашей границы? Вопрос, по нашему мнению, носил скорее риторический характер, потому что Балтийский флот никак не проинформировал посольство о своем походе к берегам Блекинге, хотя мы и догадывались, что отряд кораблей во главе с адмиралом Калининым прибыл сюда не для того, чтобы начать бомбардировку шведской крепости, а для того, чтобы помочь снять с мели подводную лодку. Примерно такой ответ дал Ю. Просвирнин, но он никоим образом не удовлетворил разгневанного шведа. Командующий базой еще некоторое время возмущался наглым поведением русских, которые цинично нарушают суверенитет Швеции и без спроса вторгаются в запретный шведский район. Наконец гневный запал Л. Фошмана иссяк, и он задал вопрос более-менее по существу: — Почему командир подлодки не желает сотрудничать со шведскими властями? Мы ответили, что советская сторона готова к тому, чтобы шведские эксперты поднялись на борт U-137 и опросили А. Гущина о причинах аварии. — Шведскую сторону это никак не устраивает, — заявил Фошман. — Мы настаиваем на том, чтобы командир лодки был доставлен на берег и был допрошен там нашими экспертами, после чего уже будет проведен тщательный осмотр помещений лодки, чтобы установить истинную причину ее захода в Карлскруну. — У нас нет полномочий вести переговоры об условиях опроса командира и инспекции лодки, но мы готовы конструктивно содействовать решению возникшей ситуации. Мы тогда еще не знали, что на 13.30, примерно в те самые минуты, в которые мы сидели у Фошмана, шведызапланировали провести допрос Гущина. Без нашего участия. — Хорошо. Я дам вам возможность связаться с бортом U-137. Поговорите с командиром и убедите его в необходимости сойти на берег, — предложил Фошман и дал команду адъютанту связаться из кабинета с лодкой по радиотелефону. Адъютант быстро набрал нужный номер и протянул трубку военно-морскому атташе. На том конце к телефону подошел Гущин. В пятиминутном разговоре Гущин доложил, что обстановка на борту лодки нормальная, если не считать нехватки курева, но в связи с посвежевшим ветром с моря существует реальная опасность того, что лодку начнет бить о камни, и она может дать течь. Он попросил обратиться к шведам с предложением немедленно приступить к спасательным работам по снятию лодки с мели. Что касается настойчивых предложений шведов начать расследование причин аварии, то он получил из своей базы четкие указания никуда не отлучаться с лодки. Мы кратко пересказали содержание разговора с А. Гущиным, сделав упор на необходимости снятия лодки с камней, но Фошман и слушать об этом не желал, подчеркнул, что в первую очередь нужно провести расследование, а потом уж решать этот вопрос. Что касается нашей просьбы разрешить посетить экипаж, то об этом не может быть и речи: он не имеет права допускать иностранных дипломатов в акваторию базы. Швед недвусмысленно дал понять, что аудиенция закончена, и поднялся из-за стола, чтобы сказать нам «до свидания» 19 . В сопровождении Бьерлинга мы ни с чем покинули кабинет Л. Фошмана и направились в гостиницу. Настроение у нас, прямо сказать, было далеко от радужного, потому что на лодку нас не пустили, а о присутствии на процедуре опроса командира лодки вообще было пока рано говорить. Проклятая неизвестность! Оставалось ждать, что придумают наши вожди в Москве или Стокгольме. Жить нам предстояло в гостинице «Астон», которая использовалась в качестве базы для проживания офицеров-подводников, так что название «Астон» никто не употреблял, в ходу было название «Гостиница для подводников». Все стены холла, небольшой столовой и номеров гостиницы были оформлены фотографиями, картинами и гравюрами на морские темы, а в коридорах то и дело попадались люди в морской форме. Наше появление в городе по стечению обстоятельств окрашивалось символикой всё того же подводнолодочного черного юмора. Впрочем, ничего таинственного в выборе гостиницы не было: Перси всегда останавливался в «Астоне», поэтому он не сделал исключения и на сей раз. К тому же выбора у него практически не было. Мы без всяких формальностей вселились в номера: Юрию достался 34-й, мне — 35-й, а Бьерлингу, кажется, 37-й номер, и доложили Е.П. Рымко о разговоре с Л. Фошманом. Советник-посланник порекомендовал нам запастись терпением и внимательно отслеживать обстановку. Судя по всему, в Стокгольме пока тоже пребывали в неведении. (25 лет спустя, в октябре 2006 г., когда я находился в Стокгольме по издательским делам и вся Швеция отмечала четвертьвековой юбилей событий в Карлскруне, Туре Фошберг, бывший начальник СЭПО, а ныне пенсионер и соавтор нашей совместной книги «Между нами, шпионами», сообщил мне интересную новость. Оказывается, он жил тогда вместе с нами в гостинице для подводников и постоянно видел нас с Просвирниным. Бывший контрразведчик рассказал также, что накануне всех этих событий я рассматривался им как кандидат на высылку из Швеции, но моя командировка в Карлскруну помешала этому. В СЭПО резонно посчитали, что я там сильно расшифруюсь и большой опасности для Швеции представлять уже не буду. То, что в кабинете Рымко я считал большим злом, на практике оказалось моим спасеньем.) Я сидел в номере у Просвирнина, и мы вместе вслух размышляли, что нам делать дальше. Нашу дискуссию прервал стук в дверь. Юра открыл дверь, и в номер вошли два журналиста: один — из «Свенска дагбладет», другой — из «Экспрессен». Оказывается, один из них случайно снял 33-й номер и через стенку услышал русскую речь. Слухи о том, что в Карлскруну прибыли 2 советских дипломата, уже циркулировали по городу, так что он сделал вывод о том, что в соседнем номере разговаривали именно мы. Командир подводной лодки С-363 капитан 3 ранга А. Гущин — Что нужно господам? — Вопрос прозвучал по-норвежски. — Извините, что мы вторгаемся к норвежским господам, но мне показалось, что вы русские. — Да, это так. — Вы из советского посольства? — Совершенно верно. — Мы хотели бы взять у вас интервью. — Мы не даем интервью. — Но почему же? Пожалуйста, не откажите в нашей просьбе. Вас всё равно не оставят в покое, так лучше уж иметь дело с солидными газетами, как наши. Посовещавшись, мы в создавшейся ситуации сочли благоразумным изложить позицию советской стороны в возникшем инциденте, хотя и сознавали большой риск, связанный с тем, что это интервью могло быть передано и истолковано прессой не в нашу пользу. Мы выдвинули условие не записывать беседу на магнитофон и ограничить ее максимум 15 минутами. Всё получилось, на наш взгляд, не так уж и плохо. На нашей импровизированной пресс-конференции появился П. Бьёрлинг, чтобы тоже зафиксировать, что мы там рассказываем представителям шведских СМИ. Журналистов интересовало, почему лодка оказалась в шведских водах, кому она подчиняется, о чём мы разговаривали с Л. Фошманом и капитаном 3 ранга А. Гущиным и когда последний «созреет» для того, чтобы отдать себя в руки шведских экспертов. Их интересовало также, с какими полномочиями мы прибыли в город, как мы всё это оцениваем, и как бы реагировали советские военные, если бы шведская подводная лодка села на мель в акватории, например рижской военно-морской базы. Газеты достаточно корректно изложили содержание нашей беседы, и на следующий день наши фотографии замелькали сначала на страницах упомянутых выше газет, а потом были перепечатаны другими. Теперь наше местопребывание было окончательно раскрыто, и к вечеру журналисты и фотографы не давали нам проходу ни в самой гостинице, ни за ее пределами. Гунилла Андерссон, молодая женщина, бывший коммунальный работник, владелица гостиницы «Астон», недавно ее выкупившая, неустанно трудилась над тем, чтобы хоть как-то накормить всю эту гомонящую и суетящуюся ораву молодых прожорливых людей, и практически в одиночку несла круглосуточную вахту, ведрами варила кофе и резала горы бутербродов. При ней постоянно находилась ее маленькая дочка, спавшая тут же в приемной на диване. Гунилла знала всё обо всех, потому ее всегда осаждали вопросами досужие служители прессы, радио и телевидения. Чем без толку гоняться за новостями по городу, куда приятнее «подкатиться» к Гунилле и хорошенько расспросить ее за рюмкой шерри. Имелись вполне обоснованные предположения, что она сотрудничала с СЭПО или с военной разведкой «Информашунсбюро», а может, и с обеими службами. Не каждому человеку доверят обслуживание офицеров королевского военно-морского флота! В тот вечер мы сидели в своих номерах и смотрели телевизор, по которому беспрерывно передавали последние новости о лодке. Скоро в эфире появилось сообщение о том, что посол СССР в Швеции М. Яковлев посетил Л. Лейфланда и передал шведскому правительству официальное извинение. Комментатор новостей подчеркнул, что, пожалуй, это можно считать единственным известным официальным извинением Советского Союза перед иностранной державой за всю историю его существования. Советская сторона с опозданием на 3 дня заявила наконец о том, что U-137 потерпела в шведских водах бедствие, в связи с чем ее иммунитет не может быть нарушен, а допрос ее командира неправомерен. Л. Лейфланд, опираясь на выработанное ранее решение, парировал последний довод посла тем, что заявление об этом слишком запоздало. Примерно такое же извинение последовало и в Москве: заместитель военно-морского штаба адмирал Навойцев вызвал к себе военно-морского атташе Швеции Бертиля Бьере и зачитал ему официальный текст. Вторая сенсация заключалась в том, что эксперты ФАО почти с уверенностью заявили о том, что на борту U-137 находится ядерное оружие. В наше и без того мрачное расположение духа последнее известие оптимизма не добавило. В таком настроении П. Бьёрлинг, который, нужно признать, весь свой период прикомандирования к нам вел себя исключительно корректно, предложил поужинать. Мы сходили в ресторан и вернулись в гостиницу с намерением поскорее уснуть и хоть на время забыть о свалившихся на нас заботах. …Ночью трое шведских ученых-физиков, работающих в ФАО, предприняли очередную попытку сделать замеры радиоактивного излучения нашей субмарины. Попытка незаметно подойти к лодке в темноте провалилась, потому что шлюпка была заблаговременно обнаружена вахтенной службой. На корабле была объявлена тревога, включен прожектор, на мостике появились вооруженные матросы. Замполит. В. Беседин под прицелом фоторепортеров Безответственные действия военных привели в шок начальника береговой охраны Сёдерхольма, которому было поручено охранять лодку, и он заявил им протест. По его мнению, дело, как минимум, могло закончиться перестрелкой. Начальник береговой охраны провинции Блекинге Конрад Сёдерхольм, в отличие от военных и политиков, вел себя довольно раскованно, с нетипичным для шведов присутствием духа и чувством юмора. Он не надувал от важности щеки и не хмурил сурово брови, когда ему приходилось вступать в контакт с членами экипажа лодки. Он просто и по-человечески улыбался. К тому же он был сконец 20 , и этим заслужил доверие офицеров и матросов лодки, особенно И. Аврукевича, которого Сёдерхольм и все члены его команды принимали за политрука. В том случае, если Сёдерхольму нужно было обратиться к русским на лодке, он кричал им примерно такую тарабарщину: — Эй, вы там, дьяволы! Политрусски, комски, телефонски! Как ни странно, на мостике сразу появлялся офицер или матрос и спрашивал, чего нужно. Чего нужно было, Сёдерхольм уже объяснял на пальцах и на смеси английского с немецким. В пятницу, когда все военные и представители местных властей наконец покинули лодку, Конрад Сёдерхольм приступил к выполнению давно задуманного плана. Он спустился в кают-компанию своего катера и сгреб со стола все порнографические и прочие «мужские» журналы. Поднявшись на палубу, он позвал к себе офицера, показавшегося на мостике лодки: — Come here! Офицер не заставил себя долго ждать и быстро перебрался на шведский катер. — Держи, товарищ! — И Сёдерхольм сунул ему пачку журналов за пазуху, чтобы не увидел кто-нибудь из военных с ближайших кораблей. — Спасибо, — обрадовался прессе офицер и побежал к себе на лодку. Когда пресс-атташе Главного полицейского управления пришла мысль снять о подводной лодке фильм, то лучшего организатора для съемок, чем Конрад Сёдерхольм, ему трудно было найти. Сёдерхольм переодел полицейского фотографа в мундир сотрудника береговой охраны и поднялся с ним в ограждение рубки. — Для частной коллекции, — пояснил он Аврукевичу. К его удивлению, «политрук» не имел никаких возражений оставить шведскому «другу» несколько видов подводной лодки, и фотограф приступил к работе. Когда видеопленка кончилась, шведы вернулись к себе в кают-компанию и устроили первый просмотр фильма. Второй сеанс был организован для начальника всея полиции королевства Хольгера Романдера. Говорят, он бросил всё дома и приехал на работу, чтобы посмотреть шедевр документальной «прифронтовой» хроники. День четвертый, суббота 31 октября 1981 года (День поминовения святых) Ранним утром шведское правительство информировали о том, что эксперты ФАО с «уверенностью, граничащей с вероятностью», обнаружили радиоактивное излучение в носовой части подлодки. Сообщение вызывало у правительства шок, и дело с лодкой вступило в новую фазу: отношение шведских властей стало более непримиримым. Советская сторона на прямые вопросы давала уклончивые ответы. Командир U-137 на уговоры К. Андерссона явиться на допрос продолжал отвечать категорическим отказом. Прибывшие в Карлскруну советские дипломаты коротали время в тягостном ожидании. Вечером эксперты ФАО провели третье измерение на радиоактивность вокруг лодки и пришли к окончательному выводу о том, что на ее борту имеется ядерное оружие. Утренние газеты вышли с реляциями о первой победе маленькой Швеции над великой державой — Советским Союзом. Ободренные успехом, шведы продолжали настаивать на выполнении других выставленных ранее условий, разрешающих, по их мнению, сложившуюся ситуацию. Министр иностранных дел в 5 часов утра — с тем, чтобы с учетом разницы во времени появиться на телеэкранах Нью-Йорка и Чикаго, — дает интервью американским журналистам, в котором с удовлетворением отмечает, что Советский Союз пошел на выполнение непременного требования Швеции и принес официальные извинения в связи с инцидентом в Карлскруне. Это, по его мнению, демонстрирует готовность советской стороны к сотрудничеству. Уле Улльстену, лидеру небольшой Народной партии Швеции, с трудом выклянчившему для себя пост главы внешнеполитического ведомства у своих коллег по правительственной коалиции — Умеренной коалиционной партии и Партии Центра — было очень важно показать, что он, вопреки многим предрассудкам, несмотря на отсутствие опыта, уверенно ведет корабль внешней политики государства. Поэтому он демонстративно подчеркивал свою роль в отстаивании интересов Швеции, источал налево и направо улыбки и гордо подставлял голову под воображаемый лавровый венок. Очередное сообщение об обнаружении на борту лодки ядерного оружия Вернувшийся из Осло министр обороны Т. Густафссон на выходные уехал к себе на Готланд, полностью устранившись от дела с подводной лодкой. Это было только на руку честолюбивому министру иностранных дел. Он с удовольствием остался на субботу и воскресенье в Стокгольме, чтобы единолично «командовать парадом» и набирать очки для своего политического будущего, потому что из Стокгольма уехал не только министр обороны, но и сам премьер-министр Т. Фельдин, и многие другие члены правительства. Выходные дни для шведов святы. Впрочем, действительным режиссером и направляющей рукой на самом деле являлся генеральный секретарь МИД Лейф Лейфланд, и он все эти дни безвыездно провел в стенах Дворца наследного принца. Суббота стала днем ожиданий. Шведская сторона заблаговременно сделала свой ход, обозначив необходимые (с ее точки зрения) условия для разрешения кризиса. Советский Союз с внушительной задержкой — лишь в пятницу — ответил на этот ход, согласившись на часть этих условий. Шведы быстро отреагировали на него, потребовав от Москвы полного выполнения их требований, и теперь, в ожидании следующего шага русских, обе стороны прекратили активные действия. Но мяч был на нашей стороне. Тяжелая бюрократическая машина подготовки решений в Советском Союзе с трудом набирала ход, едва успевая обработать поступившие запросы, провести согласования, перепроверки и процедуры визирования, что явно не соответствовало реалиям современной жизни. По всей видимости, также сказывалась и такая типичная черта русского национального характера, как неумение адекватно оценить партнера, выступающего на международном ринге не в супертяжелом весе, а в лучшем случае в первом полусреднем. Первая реакция Москвы свидетельствует именно об этом: ответственные руководители страны полагали возможным решить кризис «малой кровью», совершенно не вникая, насколько такая оценка инцидента расходилась с представлениями шведов. Теперь, судя по всему, военному и политическому руководству Союза предстояло наконец собраться вместе, серьезно вникнуть во все обстоятельства и принять действительно ответственное решение, как бы тяжело оно им ни давалось. Престижу государства, достоинству и репутации военно-морского флота уже был нанесен урон, и урон непоправимый. Теперь нужно было как-то выходить из ситуации, сохранив остатки достоинства и чести. Конечно, шведы не скрывали своего злорадства по поводу горе-моряков из Балтийска и издевались над экипажем подводной лодки во всю силу своего тяжеловатого юмора и специфического скандинавского сарказма. Но ведь русские сами виноваты, что предоставили им такую фантастическую возможность. Хотелось бы посмотреть, как повела бы себя наша общественность, если бы чья-нибудь подводная лодка села в акватории нашей военно-морской базы в Лиепае или Севастополе! «Whiskey on the rocks» — самая очевидная и самая ходовая шутка, которая была у всех на устах, мельтешила аршинными заголовками в газетах, а потом и украсила многочисленные сувениры карлскрунских (и не только) умельцев. Нам с Ю. Просвирниным выпал случай играть в Карлскруне неблагодарную роль козлов отпущения, на которых местные и иностранные журналисты беспрепятственно оттачивали свое сатирическое жало. Они не отпускали нас ни на шаг и неотступно следовали за нами по улицам. Фотографы забегали вперед, перебрасываясь между собой обидными репликами, кричали вслед оскорбления, свистели и улюлюкали, словно мы были отверженными в этом городе. Нас осталось только оплевать или забросать камнями. Мы стоически переносили все эти нападки, словно сквозь строй проходили до газетных киосков и возвращались обратно в гостиницу. Этот день, да и следующий тоже, я не забуду никогда. В эти дни я разочаровался в так называемой западной культуре и ее ценностях. На улицах Карлскруны правила самая что ни на есть средневековая воинствующая русофобия. Тот самый журналист из «Экспрессен», которому мы пошли навстречу и накануне дали интервью, без зазрения совести опубликовал в субботу — явно на потребу публике — следующий опус: После завтрака они вышли из гостиницы «Астон» на прогулку. Капитан 1 ранга Ю. Просвирнин и 2-й секретарь Б. Григорьев захотели узнать, появились ли свежие газеты. Для них этот день должен был стать самым длинным и скучным в их жизни. Одни только анонсы в витринах газетных киосков испортили им настроение. 20 минут спустя они опять вместе с офицером связи П. Бьерлингом вернулись в гостиницу. На столеу них появилась бутылка виски. А подводная лодка «Виски» лежала по-прежнему на банке — там же, где она находилась во вторник вечером. Самый длинный день в жизни дипломатов начался в 7 часов. Час спустя они закончили плотный завтрак в буфете гостиницы, убедились, что на улице идет дождь, и с помощью Бьёрлингаудачно пробрались через толпу журналистов к себе в номер. Двое из русского посольства долго гуляли до обеда по пустынным воскресным улицам Карлскруны, чтобы прийти в себя. Отклики в прессе были для них убийственны. К тому же как-то повлиять на ситуацию в условиях продолжающегося со стороны советского военно-морского командования молчания и корректного, но холодного отношения шведских офицеров они не могли. В 10.00 они вернулись в гостиницу и закрылись в комнате у Просвирнина. Оставалось ждать, звонить, звонить и ждать. Как только они выходили в коридор, на них набрасывались журналисты. Что им отвечать? Никто не верил в поломанный компас, туман. Вероятно, они и сами не верили в это. В 12.00 они попытались организовать пресс-конференцию 21 , но из этого ничего не получилось. Даже Бьерлингу стало неудобно. Пришлось срочно вернуться. Затем трое направились вресторан «Домус», расположенный напротив. По возвращении в гостиницу звонили по телефону. Спустя некоторое время получили от посла указания встретиться с командующим базой, чтобы обсудить сценарий опроса командира лодки. Из этого также ничего не вышло. Голубой микроавтобус «Фольксваген» забрал их и отвез на несколько сот метров в штаб-квартиру командующего базой, расположенную в казармах батальона «Спарре» 22 . 20 минут спустя их отвезли обратно. Настроение подавленное. Руки в карманах, с поникшим взором они прошли к автобусу и опять проехали несколько сот метров. Снова разговор по телефону, ожидание. Сидели в номере, убивали время до 18.05, пока в теленовостях не показали лодку. Потом надо было ужинать, «Домус» закрылся, и поехали в ресторан «Стекхюсет». Заказали бифштекс. Перси пытался поднять им настроение и начал рассказывать о своей яхте. У самих дипломатов яхты не было, поэтому рассказ их не развеселил. После ужина их телефон был занят около получаса, потом они попросили коммутатор гостиницы ни с кем их не соединять. Они 'хотели посмотреть теленовости. Лодка стояла на том же месте. Ребята на мостике не выглядели веселыми. Настроение упало до нуля. Перси сделал последнюю попытку подбодрить русских. Он достал бутылку виски и расставил стаканы. Так они сидели в номере у Григорьева и «киряли». Но американский виски их не взбодрил. А сегодня они опять сидят в номере, звонят и ждут, пока «маленькая ошибка» с лодкой будет исправлена. «Благодарный» журналист смешал здесь всё в кучу: и субботние, и воскресные перипетии. В батальон «Спарре» нас не приглашали. Мы сами напросились на разговор с Л. Фошманом, чтобы выполнить указание посла относительно процедуры опроса А. Гущина. По мнению командира базы, это предложение тоже было неприемлемо, поскольку предусматривало опрос А. Гущина на борту лодки. Офицер связи действительно выставил нам угощение, но уже в воскресенье, после того как в субботу мы принимали его у себя в номере. Но это всё мелочи, характеризующие только совесть и чистоплотность журналиста из «Экспрессен». Во время посещения казарм батальона «Спарре», несмотря на поздний час, нас, как обычно, преследовали журналисты. Поскольку на территорию подразделения их не пустили, они заняли позиции в прилегающих домах, залезли на деревья и заборы и оттуда сделали несколько снимков. Один из них, на котором мы с Просвирниным были изображены выходящими из издания штаба батальона, растиражированный в тысячах экземплярах, имел интересные для меня последствия. Получилось так, что в момент снимка сзади нас оказался часовой с карабином. По весьма «удачной» композиции снимка можно было сделать предположение, что шведский солдат препровождает куда-то двух арестованных дипломатов. Где-то через неделю шведские газеты достигли штаб-квартиры разведки КГБ в Ясенево, и одному из моих коллег, владеющему шведским языком, пришла в голову мысль подшутить над моим непосредственным начальником, ныне покойным, Андреем Сергеевичем Лапкиным, этим языком не владевшим. В Карлскруне. Справа налево: 2-й секретарь посольства СССР в Швеции Б. Григорьев, военно-морской атташе В. Просвирник, офицер связи П. Бьёрлинг — Вот вы тут сидите, Андрей Сергеевич, и ничего не знаете, что ваш подчиненный в Стокгольме арестован. С этими словами шутник положил перед «направлением» газету с упомянутым выше снимком. Эффект превзошел все ожидания. — А почему же резидентура не докладывает об этом? — Андрей Сергеевич, вы как малое дитя. Кому надо, тому и доложили. — Ну, знаешь… — направленец задумался. За свою долгую службу в разведке он повидал многое. Могло случиться, что информация о моем аресте прошла мимо него, а может, и мимо руководства управления? Он рванулся к выходу. — Андрей Сергеевич, да куда же вы? — Как куда? Пойду доложу генералу. Тут шутнику стало стыдно, и он признался, что это был розыгрыш. …А день действительно прошел в томительном ожидании сдвига и ничего обещающего нам не принес. В 13.00 Л. Лейфланд позвонил своему шефу Улльстену домой на Флорагатан и поднял не выспавшегося после ночного бдения министра с постели сообщением о том, что советский посол М. Яковлев просит аудиенции. Уле Улльстену ехать на работу неохота, и он пригласил посла вместе с начальником первого политического департамента Ёраном Бергом и генсеком к себе домой. Л. Лейфланд был слегка шокирован этим приглашением, а также тем, что к телефону сначала подошла подруга и сожительница министра, но дипломатично согласился. — Ула, чем будем угощать посла? — Спросила подруга. — Соком и шерри, — предложил Ула и стал одеваться. Ёран Берг дежурил в подъезде в ожидании Яковлева, а когда тот наконец появился, проводил его в квартиру своего шефа. Посол тяжело опустился в кресло и предоставил второму секретарю Анатолию Новикову возможность зачитать на шведском языке текст официального заявления из Москвы. Если отвлечься от вступительных фраз и дипломатического этикета, то заявление сводилось к тому, что советская сторона согласна на встречу командира подлодки со шведскими представителями на борту лодки, потому что в соответствии с уставом ВМС СССР командир судна не имеет права покидать его в момент бедствия. На встрече должны присутствовать советские дипломаты, командированные посольством в Карлскруну. — Швеция не может принять опрос командира на борту лодки. Это должно произойти на шведской территории, — решительно не согласился министр. — Если вы, господин посол, хотите, чтобы лодка была снята с мели, то опрос командира должен проводиться на наших условиях. Посол ушел, чтобы доложить в Москву результаты своей беседы с Улльстеном. Судя по всему, одним из препятствий во всём деле с лодкой стало присутствие двух дипломатов в Карлскруне. Шведские политики и чиновники, как мы узнали потом, не были едины в том, как и где проводить опрос (допрос) А. Гущина. Многие члены правительства допускали, что можно было согласиться с русскими и опросить его на борту лодки, но как туда пустить двух дипломатов? Другие утверждали, что опрос на борту лодки принципиально невозможен для Швеции, он должен состояться либо на берегу, либо на шведском судне, но из-за этих чертовых русских дипломатов место опроса должно быть выбрано за пределами запретного района. Как будто 60 иностранцев на борту U-137 уже несколько суток не сидели в запретном районе и не наблюдали за всем происходящим! Если уж быть до конца последовательным, то лодку надо было снять с мели в тот же день, как ее обнаружили, и отвести за границы секретного района. Также головную боль для военных при выборе условий для опроса представляли журналисты. В конце концов был выбран вариант опроса Гущина на шведском судне за пределами запретного района: и журналистов не будет, и за дипломатами присмотреть будет куда легче! В этот день береговая артиллерия сделала 2 пробных выстрела в непосредственной близости от места аварии. В сочетании с тем, что острова вокруг лодки буквально кишели перемазанными сажей шведскими десантниками, выстрелы выглядели довольно провокационно. По этому поводу мы заявили шведским военным протест и по телефону доложили об этом Е.П. Рымко. В посольстве быстро реализовали нашу информацию: советник-посланник позвонил Л. Лейфланду и тоже не преминул выразить протест в связи с неадекватными действиями шведских военных в районе аварии. Больше береговая артиллерия шведов над головами наших подводников не стреляла. Ответственный за инцидент полковник Данквардт рассказал журналистам, что стрельба была пробной, и что артиллеристы проверяли свою готовность. — … Мы учимся, ведь вся наша подготовка ориентирована именно на такие ситуации, — поведал он газете «Сюдсвенска дагбладет». (Интересно было бы посмотреть, как шведы подготовились бы к еще одному такому визиту иностранцев в Карлскруну.) Перси Бьерлинг дал интервью газете «Афтенпостен», в котором так прокомментировал наше поведение: — Как себя ощущают русские дипломаты? — Не знаю, они проявляют себя скупо: это входит в их обязанности, и люди они бывалые. — Были ли у них комментарии на сообщения в прессе? — Они обрадовались, когда начальник штаба обороны Шубак заявил по телевидению, что как военный человек командир подводной лодки действует правильно. Другой реакции я что-то не заметил. Перси Бьерлинг — тоже бывалый человек. И не только в области подводных плаваний, но и в деле сбора информации. Мы предполагали, что все наши телефонные переговоры с посольством прослушивались, но в субботу получили однозначное подтверждение этому. Когда мы вели разговор с Е.П. Рымко, в беседу неожиданно вклинился Бьерлинг, который попросил владелицу гостиницы Гуниллу Андерссон подсоединить его к нашему телефону. Возможно, Гунилла уже и без этой просьбы военного разведчика заблаговременно подключила его телефон к линии, но как бы то ни было, прокол был очевиден. Такие вот «мелочи» и приводят к большим провалам. Мы не обижались на нашего гида, соглядатая и охранника. В конце концов, он выполнял свою работу. К тому же он реабилитировал себя в наших глазах хотя бы тем, что расщедрился на следующий день на виски. Свои напитки мы уже «конзумировали», а покупать спиртное в городе втридорога мы не хотели. Впрочем, не исключено, что и Бьерлинг угощал нас не своим, а «служебным» виски. Примерно в то же время, когда мы сидели в ресторане «Стекхюсет», трое сотрудников ФАО, скрывшись в трюме катера береговой охраны, делали новые замеры на радиоактивное излучение подлодки. Накануне они измеряли гамма-излучение, которое свидетельствовало о наличии в лодке радиоактивных материалов, но не доказывало, что на борту было атомное оружие. Теперь они попытались измерить количество нейтронов в этом излучении. Если счетчик покажет наличие нейтронов, то вопрос станет ясен: в торпедном отсеке у русских находится ядерное оружие. Но на сей раз стрелка счетчика нейтронов, с трудом добытого военными в университете в Лунде, стояла на месте. Версия о наличии на борту подлодки атомного оружия, подсказанная шведам американскими друзьями, вроде пока не подтверждалась. День пятый, воскресенье 1 ноября 1981 года Воскресенье стало переломным днем в дипломатическом противостоянии СССР и Швеции по поводу U-137. После обеда советский посол М. Яковлев нанес визит в МИД и сообщил о согласии советской стороны провести опрос командира А. Гущина за пределами лодки, но не на берегу, а на шведском судне и в нейтральных водах. Советским дипломатам разрешили связаться с лодкой по радиотелефону. Поздно ночью А. Гущин наконец получил от своего командования предписание предстать перед шведской экспертной комиссией. Министр обороны Швеции Т. Густафссон выступил по телевидению и заявил, что оснований для применения насилия по отношению к лодке нет. Это справедливое и уже далеко не первое заявление правительства тем не менее вызвало раздражение у карлскрунских военных и представителей СМИ. На Блекинге с моря надвигался шторм. В воскресенье с самого утра выглянуло солнышко, и поскольку в нашей повестке дня не было ничего срочного, мы предложили П. Бьерлингу выехать на экскурсию куда-нибудь подальше от городского муравейника. Бьерлинг вызвал с базы машину, и нас отвезли за город, где мы провели несколько часов в парке у живописного залива Крутвикен, бродили по усыпанным опавшими листьями аллеям, беседуя на всякие отвлечённые темы, а в конце прогулки зашли в загородный ресторан «Крутвикенс Естгиварегорд» и в праздничной атмосфере за белыми скатертями в полупустом зале без всяких журналистов пообедали. Впрочем, несмотря на кажущееся безделье, мы продолжали пребывать в напряжении, ожидая каждую минуту вызова в город. Бьёрлинг захватил с собой нечто вроде примитивного пэйджера, на который в случае необходимости должен был поступить звуковой сигнал, и он то и дело доставал из кармана это устройство, чтобы убедиться в том, что оно исправно работает. В память об этой экскурсии мы купили в киоске три открытки с видом на ресторан и залив и в каждой расписались друг другу на память: 1 ноября 1981 года, 14.00. Карлскруна. К вечеру мы вернулись в гостиницу. Нам показалось, что в воздухе Карлскруны запахло изменениями. Об этом нам вскоре в самых общих выражениях сообщил офицер связи, предупредив, чтобы мы были в состоянии готовности. Позвонили в посольство, но Е.П. Рымко не оказалось на месте. Несколько позже П. Бьёрлинг с торжественным видом зашел к нам в номер и сказал, что опрос А. Гущина намечен на понедельник 2 ноября. Процедура должна пройти за пределами запретного района базы на борту шведского военного судна, поэтому он предложил нам получить в его номере экипировку: длинные резиновые сапоги и зюйдвестки. Поскольку в сапогах без портянок или тёплых носков ногам будет холодно, мы отправились в универсам «Домус», чтобы купить там что-нибудь подходящее для осенней вылазки в штормовое осеннее море. За нами повалила толпа журналистов, почуяв в нашем походе в магазин признак чего-то важного. Под «дулами» многочисленных объективов мы выбрали с Юрой по паре носков «фротти» 23 и вернулись обратно в гостиницу. Дозвонились наконец до Е. Рымко, и он подтвердил нам факты достигнутой договоренности со шведами и нашего участия в процедуре опроса. До обеда Ула Улльстен встречался с главкомом и Улофом Пальме, обсуждая с ними сведения об обнаружении на борту подлодки ядерного оружия. Лидер социал-демократов был в оппозиции, но по сложившейся традиции о событиях чрезвычайной важности оппозицию также ставили в известность. После обеда в МИД позвонили из советского посольства и попросили принять посла М. Яковлева «с важным поручением из Москвы». Улльстен назначил прием на 19.00. Шведские журналисты А. Хелльберг и А. Ёрле в книге «U-137», вышедшей в 1984 г., примерно так описывают эту встречу, в которой, как и в предыдущей — на Флорагатан, — приняли участие Л. Лейфланд и Ё. Берг: Первым делом советский посол сослался на субботнюю беседу о том, что опрос капитана 3 ранга Гущина должен проводиться на борту лодки, поскольку в других местах будет трудно создать для этого оптимальную обстановку. Но советская сторона принимает требование о посещении шведскими экспертами подводной лодки, а также об осмотре навигационных приборов и ознакомлении с документацией. У. Улльстен в известных уже выражениях повторил заявление шведской стороны о неприемлемости опроса на борту U-137, но с удовлетворением отметил сдвиг в советской позиции, относящийся к инспектированию лодки. Тогда посол, по мнению шведов, не желая снова рапортовать в Москву о той же тупиковой ситуации, спрашивает Улльстена, что же следует предпринять в таком случае. Министр понимает, что посол приглашает его на компромисс, но проявляет стойкость: — Я не вижу препятствий к тому, чтобы советская сторона приняла наше предложение о проведении опроса на шведской территории. Посол некоторое время размышляет. Ёран Берг слышит, как Яковлев шепчет своему переводчику 2-му секретарю Новикову: — Ну, тогда я зачитаю всё до конца. — Сейчас будет самое интересное, — успевает прошептать Берг Лейфланду. И М. Яковлев зачитывает заготовленное компромиссное предложение, полученное из Москвы. Русские согласны на «короткую беседу» с Гущиным на борту шведского судна за пределами запретного района с участием в ней двух советских дипломатов в Карлскруне. Гущину и сопровождающему его офицеру должна гарантироваться неприкосновенность. Последнее условие посол подчеркивает особо. Изумленные шведы осознают, что посол до последнего момента пытался переиграть шведов, предлагая им запасной, более выгодный для советской стороны вариант и придерживая в «загашнике» отступную версию Москвы. Кто знает, вдруг шведы согласились бы и на «мини-вариант»! Шведы выражают удовлетворение благополучным разрешением тупиковой ситуации и заверяют посла в том, что все условия опроса будут тщательно соблюдены. Но шведы не очень довольны формулировкой о проведении «короткой беседы». Они опасаются, что для добычи доказательств в пользу своей версии понадобится не один час. И тогда они тоже придумывают дерзкий шаг. Вечером, как и договорились по окончании аудиенции у Улльстена, в советское посольство нарочным доставляется текст достигнутых договоренностей на окончательное согласование. В документе слова «короткая беседа» изъяты, а вместо них вставлены «первая беседа». Примут ли русские «шведский» перевод того, что содержалось в высказывании Яковлева? Да, приняли! В полночь А. Новиков звонит в МИД и сообщает, что шведы правильно^ поняли заявление советского посла министру иностранных дел Швеции. Посольство направит в МИД по этому поводу письменное подтверждение. «Полный шведский триумф», — пишут авторы упомянутой книги. «Либо русские не заметили шведского элегантного блефа 24 , либо сознательно приняли его, чтобы не усложнять ситуацию», — утверждают А. Хелльберг и А. Ёрле. Думается, верно первое предположение журналистов. Когда мы с Просвирниным увидели этот «элегантный блеф» на следующий день и немедленно доложили о нём в Стокгольм, Е. Рымко был удивлен и возмущен чрезвычайно. На чьей совести эта досадная оплошность, гадать не решаюсь. По всей видимости, на совести дипломата, проверявшего шведский текст соглашения. …А средства массовой информации продолжали нагонять истерию, публикуя самые фантастические версии о советской подводной лодке. Они опять не обошли своим вниманием нас с Просвирниным, делая самые «глубокомысленные» экстраполяции относительно нашего истинного амплуа в посольстве. Военного атташе без всяких рассуждений причислили к военной разведке ГРУ, а мне отвели роль руководителя контрразведывательной линии резидентуры КГБ. Газета «Афтонбладет» изложила версию о преднамеренном заходе U-137 в шведские воды, утверждая, что штурман лодки искусно пользовался секретными картографическими данными шведов, но во время манёвра в Гусином проливе допустил досадную ошибку. Капитан 2 ранга Гуннар Расмуссон, имевший опыт плавания на подводных лодках, прокомментировал версию газеты следующим образом: — Когда входишь в незнакомые и полные риска воды, командиры всех подлодок мира действуют одинаково: держать балластные цистерны наполовину наполненными водой. Если садишься на мель, достаточно продуть цистерны, — и лодка опять будет на плаву. Всё строго по уставу. Но командир U-137 не счел, вероятно, необходимым соблюдать такие меры предосторожности. Это может быть расценено однозначно: командир чувствовал себя, как дома. Или командир был неопытным, или пьяным, добавили бы мы. Адмирал Бенгт Шубак заранее сформулировал позицию шведов на опросе, заявив во всеуслышание, что ссылки русских на неисправность гирокомпаса приниматься не будут. Мол, давайте выкладывайте то, что подтверждает нашу версию. Газета «Экспрессен», рассуждая о предстоящем досмотре экспертной комиссией навигационных приборов и вахтенного журнала подлодки, делала «глубокомысленный» вывод о том, что экипаж за 6 суток сидения на мели заблаговременно подготовился к встрече шведов и, без всяких сомнений, представит им всё «в лучшем виде». По условиям договоренности со шведской стороной и А. Гущину, и экипажу лодки гарантировался иммунитет, однако в прессе по этому поводу продолжали возникать всякого рода кривотолки и ссылки на генеральную прокуратуру страны, которая якобы такой гарантии не давала. Газета «Свенска дагбладет» писала, что «иммунитет советских офицеров на подлодке может быть аннулирован, если шведское правительство не удовлетворится результатами расследования. И вообще неясно, отпустят ли лодку после этого восвояси». Одним словом, СМИ дружно, словно под чьим-то «чутким» руководством, накануне встречи шведских экспертов с А. Гущиным предприняли психическую атаку. Эксперты давно уже прибыли в Карлскруну и, словно застоявшиеся в конюшне лошади, нетерпеливо били копытами землю. Как бы то ни было, общественное мнение страны сошлось в том, что в единоборстве с Москвой шведы по всем пунктам одержали убедительную победу, заставив русских пойти на выполнение всех предъявленных им требований. В течение дня шведы зафиксировали на U-137 два странных для них события. Первое заключалось в том, что лодка связалась с советским флагманским кораблем, курсировавшим на траверсе Карлскрунской бухты, и открытым текстом запросила: — Выполнять ли мне инструкцию 219Б? Запрос был сделан в коротковолновом диапазоне на частоте, предложенной лодке шведскими военными. У шведов началась паника. Что могла означать таинственная для них инструкция 219Б? Начало попытки вырваться из плена? На всякий случай на базе сыграли тревогу и усилили бдительность. Все имеющиеся в наличии бинокли были направлены на лодку. Прошли 15 томительных минут ожидания, пока наконец телеграфист советского крейсера не ответил: — Выполняй инструкцию 219Б. После этого опять возникло напряжение, но на лодке продолжало царить спокойствие. Шведы находились в полном недоумении, что же могла значить эта проклятая инструкция. Вторым сюрпризом для них стало обращение И. Аврукевича к К. Андерссону с необычной просьбой: согласно уставу, воскресенье для советских подводников — день проведения проверки состояния лодки и ее оборудования. Не возражали бы шведы, если бы лодка выполнила это положение устава? Поразмышляв, Л. Фошман дал указание разрешить русским выполнить этот пункт устава. Потом шведы наблюдали, как лодка выпустила и убрала все выдвижные устройства: антенны, перископы, запустила дизели и проверила на разных углах перекладку носовых горизонтальных рулей. Очевидно, это и входило в содержание инструкции 219Б. Поздним вечером мы с Просвирниным и Бьерлингом еще раз побывали в казармах батальона «Спарре» и имели непродолжительный разговор с командиром подлодки. Он тоже получил указание принять участие в процедуре опроса, но больше был озабочен судьбой лодки. В море начинался шторм, усиливавшийся ветер нагонял волну и раскачивал корпус U-137, и А. Гущин боялся, что лодка может получить пробоину. Беседу с командиром лодки было не так-то легко организовать, потому что для того, чтобы взять трубку телефона, ему нужно было ступить на палубу шведского катера, а он вообще отказывался покидать лодку. Политическое решение в Москве было принято, и посол Яковлев согласовал действия советской стороны с министром иностранных дел Улльстеном, но военное командование не торопилось передавать инструкции Гущину. Шведы удлинили шнур телефона и протянули трубку до центрального поста. С нашей стороны трубку взял Просвирнин, представившийся как капитан 1 ранга. — Я не знаю такого капитана 1 ранга. Кто вы? — Спросил Гущин. — Я советский военно-морской атташе в Стокгольме, — уточнил Юра и стал рассказывать Гущину о сути договоренностей между нами и шведами. — Я не могу покинуть лодку, пока не получу приказ от своего начальства, — ответил ему Гущин. В этой ситуации мы не могли оказывать какого-либо давления на командира лодки, потому что строго формально в этой сложной для него обстановке действовал он правильно и в соответствии с уставом. Пройдет тринадцать часов — и Гущин наконец получит указание командования Балтийского флота принять участие в опросе. Присутствовавший с переводчиком военный, которого вместо себя послал Л. Фошман, внимательно фиксировал содержание беседы с Гущиным. Сразу после окончания нашей миссии переводчик, несмотря на поздний час, поехал с докладом к Л. Фошману. Задним числом можно сделать предположение, что шведским военным было важно знать, насколько советские непосредственные участники предстоящей процедуры опроса были осведомлены о порядке его проведения. К сожалению, Е. Рымко не проинформировал нас об этом. Судя по всему, не был проинструктирован и командир подводной лодки. Все это будет потом использовано шведскими военными в своих целях. Тем не менее, вернулись мы в гостиницу в приподнятом настроении и долго не могли уснуть, возбужденные предстоящим событием. Как писали потом в шведских СМИ, глубокой ночью, спрятавшись в трюме катера береговой охраны, двое научных сотрудников ФАО, еле удерживаясь на ногах из-за поднявшегося на море шторма, бросавшего катер, как скорлупу, готовились к своей последней попытке обнаружить ядерное оружие на борту русской подводной лодки. Им понадобилось время, чтобы вооружиться необходимой для этого аппаратурой, и теперь они сосредоточенно смотрели на экран, вооружившись куском германия. Излучение, пройдя через цилиндр с германием, должно было заставить атомы «танцевать». В 00.30 следующего дня стало ясно, что источником излучения был уран-238. Еще через 4 часа работы сотрудники ФАО якобы установили, что количество урана составляет примерно несколько килограммов. Определить, использовался уран в качестве оружия или в каких-нибудь других целях, было уже за пределами их возможностей, но это не помешало шведской стороне выступить на этот счет с уверенным заявлением и еще раз переполошить всю Швецию сенсационным открытием шведских военных. День шестой, понедельник 2 ноября 1981 года Карлскруна замерла в ожидании решительных событий. Сразу после завтрака советские дипломаты в сопровождении офицера связи П. Бъёрлинга прибывают к причалу военно-морской базы и поднимаются на борт торпедного катера «Вэстервик», который выбран шведской стороной в качестве места опроса командира подводнойлодки U-137А.М. Гущина. На море бушует шторм. В 13.10 А. Гущин покидает лодку и садится в вертолет, который доставляет его к месту опроса. Немедленно после этого лодка подает сигнал «SOS». Шведы в нарушение собственного требования «сначала опрос — потом спасение лодки» во избежание аварии вынуждены приступить к снятию лодки с мели. Опрос длится около 7 часов, после чего А. Гущина возвращают на лодку, а шведы учиняют досмотр ее внутренних помещений. И заревели над головами ветры буйные, возвещая час роковой, и заржали кони быстрые, чуя битву великую! Засверкала сталь булатная, зазвенели кольчуги кованые. Затрубили поутру трубы звонкие, созывая добрых молодцев в поход постоять за землю русскую. Такое или примерно такое настроение овладело нами в то мрачное и суровое ноябрьское утро, когда мы в 7 часов встали с постели и стали собираться в дорогу. Несмотря на получение накануне неутешительной информации, мы всё-таки надеялись, что последнее недоразумение с командиром лодки разрешится. Быстрый завтрак в офицерской столовой. Приступившие со всех сторон журналисты, тоже наконец дождавшиеся перелома в событиях. Сухая сдержанная манера поведения Перси. Он весь как-то подобрался, натянулся тугой струной и оделся в непроницаемый панцирь. Нервно начался день и для шведских военных. Рано утром Карл Андерссон поднялся на борт лодки, чтобы узнать, какое решение приняло за ночь советское военное командование в Балтийске. Встретивший его Аврукевич обратил внимание на штормовую погоду и предложил снять лодку с мели одновременно с уходом Гущина на процедуру опроса. Швед ответил, что между опросом и спасательной операцией нет никакой связи. Около 10.00 Аврукевич снова вызвал Андерссона и повторил свое предложение, поскольку корпус лодки сильно било о грунт. Раздраженный начальник штаба базы резко бросил капитану 1 ранга: — Вызывайте меня зеленой ракетой, если я действительно вам понадоблюсь. В 12.30 с борта лодки взлетела зеленая ракета, и когда Андерссон прибыл на место, на палубе субмарины его ждал А. Гущин, одетый в парадную форму с белым кашне и в белых перчатках. Позже, к вящему удивлению шведов, к нему присоединился замполит капитан-лейтенант В. Беседин, стоявший на вахте в злосчастный день 27 октября. Шведы не рассчитывали на то, что русские выставят на опрос еще одного офицера, хотя и высказывали такое пожелание. Естественно, они были довольны таким «подарком», потому что вероятность пробить брешь в их организованной защите было в два раза легче. Офицеры с тяжелым сердцем перешли в шведский катер и поплыли навстречу неизвестности. При посадке на катер порывом ветра с А. Гущина сорвало фуражку, и Карл Андерссон стал вылавливать ее багром. Но командир 137-й, вероятно, был слегка суеверен и попросил своих принести другую фуражку. Катер быстро доставил всех к причалу о-ва Хэстхольмен. Там все сошли на берег, чтобы пересесть в вертолет. Замполит В. Беседин при высадке поскользнулся и едва не угодил в воду. На берегу полковник Данквардт выстроил своих солдат в две шеренги, и русским полсотни метров до вертолета пришлось проехать в автомобиле(!), как штрафникам, сквозь строй. Полковник обладал большой фантазией и несомненными способностями к театральным постановкам. Вертолет быстро доставил всю группу на островок Стумхольмен, а уже оттуда опять на катере они добрались до «Вэстервика». „.Мы же стартовали из гостиницы примерно в половине одиннадцатого. Собрав в целлофановые мешки выданные накануне резиновые сапоги и зюйдвестки, мы пробрались сквозь толпу журналистов к автомашине и двинулись по направлению к верфи, где нас ожидал торпедный катер «Вэстервик». Следом мчалась кавалькада разномастных машин с журналистами, которые, однако, были вынуждены прекратить преследование, как только за нами закрылись ворота судоверфи. У причала одного из доков стоял «Вэстервик» — небольшое серо-голубое суденышко размером с московский речной трамвай. Мы поднялись по трапу на палубу, где нас встретили командир катера и несколько офицеров в морской форме, которые, как выяснилось позже, имели к шведскому флоту такое же отношение, как мы сами. Командир отдал честь, и нас провели в крошечную каюту. П. Бъёрлинг тут же куда-то исчез и оставил нас с Просвирниным наедине. Не успели мы как следует осмотреться, как у двери раздался стук каблуков и лязганье металла по металлу — снаружи, словно выросший из трюма, стоял матрос с карабином у ног. К нам приставили часового! Под ногами заревели мощные моторы, и катер стал отходить от причала. Вошел вестовой и принес кофе с бутербродами, но мы не могли и думать о еде под охраной. Катер стало здорово покачивать, на основании чего мы сделали вывод, что вышли в море. Ю. Про-свирнин примерно прикинул курс и предположил, что мы двигаемся к югу от Карлскруны по направлению к о-ву Аспё 25 . Часовой усердно исполнял свою роль, устрашающе таращил глаза и время от времени разминался, делая уставные упражнения с карабином. Офицера связи по-прежнему не было. Прошло около получаса, и катер, судя по всему, лег в дрейф, потому что моторы работали уже на пониженных оборотах, и качка уменьшилась. За задраенным иллюминатором чувствовался разгул стихии. Ветер завывал с такой силой, что заглушал шум моторов и наш разговор. Оба вслух подумали о том, что в такой шторм, достигший, вероятно, 6-балльной отметки, лодке на мели было несдобровать. В этот момент прямо у двери включился динамик, и мы услышали голос диктора шведского радио. Эфир буквально клокотал от напряжения. Казалось, что мы присутствуем либо на корриде в Толедо, либо слушаем инсценировку пьесы, посвященной победе шведской армии под Нарвой. Голос диктора, упивающегося собственным красноречием, то взвивался ввысь, то опускался до таких драматических низин, что казалось, в провинцию Блекинге вступили кони Апокалипсиса. По ассоциации я вспомнил о репортажах Озерова с футбольного матча в Мельбурне, когда он ликующим голосом кричал «Го-о-о-л!» По радио мы узнали причину такого возбуждения, овладевшего шведами. Репортаж велся из Гусиного пролива, из него мы узнали, что А. Гущин со своим замполитом и сопровождающими шведскими лицами находится на пути к месту опроса. Сразу после их убытия с лодки усилился шторм, и лодку стало так раскачивать и колотить о грунт, что возникла реальная опасность получения пробоины. Шведские суда, выставленные для блокирования лодки, разбросало по проливу, как щепки. В коридоре мелькнула долговязая фигура шведского офицера, и мы потребовали убрать от нас часового и объяснить, что происходит на лодке и почему задерживается прибытие ее командира. Мы опасались, что наше короткое морское путешествие на «Вэстервике» является всего-навсего инсценировкой опроса и что настоящий опрос будет проведен в другом месте без нас. Мы не исключали также, что шведские военные вопреки договоренностям нарушат иммунитет А. Гущина и подвергнут его аресту. Командир С-363 капитан 3 ранга А. Гущин (в центре) и капитан-лейтенант В. Беседин (2-й слева) на пути к месту опроса Офицер, в котором Просвирнин узнал сотрудника штаба обороны и военного разведчика Леннарта Борга, выслушал нас и, не говоря ни слова, исчез. Вскоре появился Бъёрлинг, и мы повторили наши требования ему. Бъёрлинг смущенно пояснил, что часовой присутствует у нашей каюты как почетный караул, но обещал доложить наше требование вышестоящему начальству. Тогда мы попросили его помочь нам связаться по телефону с посольством, чтобы доложить обстановку послу. Через минуту нас провели в другую каюту, и мы быстро связались по радиотелефону с Е. Рымко. Советник-посланник обещал тут же позвонить в шведский МИД и выразить протест по поводу грубого обращения с советскими дипломатами. Когда мы вернулись на наши места обратно, часового уже не было: военные не стали дожидаться «втыка» из Стокгольма и оперативно среагировали на обстановку 26 . Время шло, а Гущина всё не было. Диктор по радио объявил, что с лодки в воздух взвилась ракета бедствия и что шведские спасатели в тяжелейших штормовых условиях приступили к снятию лодки с мели. В этот момент на палубе «Вэстервика» началось какое-то неопределенное движение, послышались резкие слова команд, топот каблуков по трапу. В каюту заглянул Бъёрлинг и объявил, что капитан 3 ранга Гущин с политруком доставлены на борт «Вэстервика» и что нам разрешено с ним увидеться до начала опроса. Мы встали, и в двери показалось знакомое по газетным фотоснимкам лицо. Увидев старшего по званию, командир лодки начал рапортовать: — Товарищ капитан 1 ранга, командир подводной лодки U-137 прибыл… Ю. Просвирнин, давая понять, что соблюдение устава в данный момент излишне, подошел к нему и крепко обнял: — Молодец, Толя! Держись! Толя улыбнулся в рыжие усы и в свою очередь обнял военно-морского атташе. — Как обстановка на лодке? — Всё в порядке. Только плохо с куревом. Ю. Просвирнин достал из портфеля два блока сигарет и вручил их Гущину. — Что с лодкой? — В свою очередь спросил командир. — Когда я садился в шведский катер, лодку сильно раскачивало. Боюсь, как бы не было беды. — Не волнуйся. Сейчас для тебя главное — это. Мы не собирались инструктировать Гущина, как ему себя вести на опросе, потому что не сомневались в том, что он владеет обстановкой лучше нас. Да и вообще говорить на эту тему в помещении, где вместо двери висела занавеска, было рискованно. Как писали позже шведские журналисты, за ней, пока мы разговаривали с Гущиным, стоял шведский переводчик Пэр Янссон и подслушивал нас. Шведы использовали любую возможность узнать что-нибудь новенькое и поймать Гущина на каких-нибудь противоречиях. Отпущенные на свидание несколько минут истекали, и шведы поторопили нас, пригласив пройти в кают-компанию, где уже давно собрались члены экспертной комиссии. Командира подлодки и его замполита в кают-компанию пока не приглашали, разместив их в разных каютах. Примерно в 14.00 «Вэстервик» стал на якорь, и Карл Андерссон занял председательствующее место за овальным столом кают-компании. Остальные члены комиссии и присутствующие лица с трудом протиснулись между столом и диваном и заняли места в следующем порядке: по правую руку от Андерссона — капитан 2 ранга Эмиль Свенссон, главный специалист по навигации в штабе обороны, человек средних роста и возраста с белесыми гладко прилизанными волосами и хитрым лисьим прищуром глаз; слева — переводчики, капитан 2 ранга из штаба обороны Эрланд Сённерстедт, а также упомянутый выше Леннарт Борг. Нам с Просвирниным определили стулья напротив Андерссона, справа от меня разместился полковник Рольф Мальм из штаба Данквардта, а между Мальмом и Свенссоном, под портретом шведской королевской пары, стоял стул для опрашиваемых отдельно друг от друга советских офицеров-подводников. П. Бъёрлинг сел справа от военно-морского атташе. Активную роль в расследовании играли Андерссон и Свенссон, остальные члены комиссии присутствовали практически в качестве статистов. Опрос велся на шведском языке, но неукоснительно осуществлялся перевод на русский язык и обратно. Это позволило нам с Просвирниным делать достаточно подробные записи. Первым пригласили командира U-137. — Пожалуйста, садитесь, командир, — указал Андерссон рукой на свободный стул. По напряженному выражению лица командира лодки можно было сделать вывод, что появление на таком авторитетном собрании давалось ему нелегко. Но чувствовалось, что капитан 3 ранга был человеком сильной воли и выдержки, и он с достоинством занял свое место, ожидая первого вопроса. — Будьте любезны, соблаговолите назвать ваши имя и фамилию, — начал председатель. — Анатолий Михайлович Гущин. — Ваше образование и подготовка? — Десять лет службы в подводном флоте. — Считаете ли вы себя опытным офицером-подводником? — Нет, я так не считаю. Полагаю, что мне еще нужны дополнительные знания и опыт. Когда Андерссон стал задавать вопросы, касающиеся семейного положения и личной жизни, вмешался Ю. Просвирнин и сказал, что Гущин на эти вопросы может не отвечать. Андерссон пожал плечами, но ничего не сказал. По лицам членов комиссии пробежала тень недовольства. Ведь нам определялась роль пассивных наблюдателей, а тут военно-морской атташе вмешивается в процедуру опроса! Но шведы не сделали нам формального замечания, позволив отойти от буквы договоренностей, поскольку и сами соблюдали их не так уж строго. Председатель перешел к вопросам, касающимся лодки и экипажа, и Гущин давал на них исчерпывающие ответы, ничего не скрывая, поскольку шведы и так всё уже знали и задавали их для соблюдения формы. — В чем состояло задание лодки? — Мы находились в учебном плавании в район острова Борнхольм. — Из какой базы вышли в море? — На этот вопрос отвечать не уполномочен. К опросу подключился Эмиль Свенссон. — Где вы полагали себя при аварии лодки? — Спросил он, ехидно улыбаясь. — В соответствии с нашими расчетами, мы находились в районе Столбовой банки на польском побережье 27 . Шведы недоверчиво заулыбались, и тогда Гущин поправился: — Сразу после того, как мы сели на мель, мы сделали несколько пеленгов и поняли, что на самом деле попали в шведские воды. — Черт меня побери, но такие ошибки достойны занесения в книгу рекордов Гиннеса, — не удержался от комментария Андерссон. Переводчик не рискнул переводить эту эмоциональную фразу, но мы с Просвирниным, естественно, ее поняли. Эмиль Свенссон так и взвился со своего места и обратился ко всем присутствующим с риторическим вопросом: — Интересно, такое отношение к требованиям навигации является общепринятым во всём Красном флоте? Вопрос показался нам оскорбительным и неприемлемым для чести советского военного моряка, и Просвирнин опять сделал замечание шведам по поводу соблюдения этики и приличия при опросе советского офицера. Эмиль Свенссон обиженно сложил губы и сел на место. Андерссон ответил, что шутка Свенссона была действительно не совсем уместна и он готов принести за него извинение. — Хорошо, я удовлетворен, — ответил атташе, и опрос продолжился. Командир подлодки, нисколько не смущаясь, объяснил, что такая грубая ошибка в навигации возникла из-за поломки навигационного оборудования. — Но ведь так крупно ошибиться в Балтийской луже практически не возможно, — настаивали шведы. — Вы ведь видели маяк на острове Утклиппан? Его высота 31 метр. — Мы думали, что это огни кораблей, — невозмутимо отвечал Гущин. Шведы попросили реконструировать курс подлодки, отталкиваясь от места аварии, и Гущин вытащил из атташе-кейса карты и стал показывать шведам, как всё получилось. — Но тогда, согласно вашим расчётам, лодка должна была пересечь острова Стюркё и ещё несколько шхер? Гущин в ответ пожал плечами, давая понять, что больше ему сказать нечего, и сколько шведы ни бились, пытаясь спровоцировать его на какой-нибудь опрометчивый ответ, командир лодки продолжал упрямо повторять свою версию. — Какие навигационные приборы имеются на борту лодки? — «Декка», радиопеленгатор, гирокомпас, — начал перечислять Гущин 28 . — А радар и эхолот? — Эти приборы не считаются навигационными. В этот момент Просвирнин сказал, что опрос командира длится уже 2 часа, между тем как шведская сторона согласилась на проведение короткой беседы. Это не понравилось Андерссону, и он раздраженно ответил: — Вы здесь присутствуете в качестве наблюдателей и задавать вопросы не имеете права. Мы будем продолжать опрос командира столько, сколько понадобится. Во время процедуры опроса Гущина в кают-компанию зашел командир «Вэстервика» и доложил о том, что лодка снята с мели. После такого известия на душе стало спокойней. А. Гущин, как писали потом шведы, воспринял это сообщение спокойно, словно ему принесли бутерброд с кофе. Ему дали возможность связаться с лодкой, и когда он услышал, что на лодке всё нормально, он сказал: — Ставлю вам «пятерку». Мнительные шведы потом долго гадали, что имел в виду Гущин: отличное поведение экипажа во время спасательных работ или удачное проведение в жизнь плана провоцирования шведов на преждевременные спасательные работы 29 . Гущина опрашивали 3 часа, прежде чем сделали перерыв перед опросом Беседина. Мы видели, что удовлетворения от беседы с Гущиным члены комиссии не получили. Теперь они надеялись на опрос замполита. Гущина отвели в каюту. Минут через десять перерыв кончился, и шведы пригласили в кают-компанию капитан-лейтенанта Василия Беседина. — Ваши имя и фамилия? — Задал первый вопрос Андерссон. Беседин замялся и обратил свой взор на Просвирнина. — Отвечайте на вопрос, не обращайте на меня внимания, — посоветовал ему Просвирнин, и замполит назвал свою фамилию. — Ваше имя? Опять пауза и взгляд на Просвирнина. — Если вы так будете отвечать на наши вопросы, то опрос затянется до утра, — напомнил ему председательствующий. — Василий, — уже смелее ответил замполит. Мне показалось, что вся его неуверенность объяснялась возрастом и необычной обстановкой, в которой он очутился. Тем не менее, Беседин быстро освоился и стал рассказывать о своем звании, служебных функциях. Что касается вопросов навигации, то он практически повторил версию своего командира, за исключением одной детали. Когда ему задали вопрос, в каком месте он полагал местонахождение лодки в момент аварии, капитан-лейтенант ответил: — В районе острова Кристьянсё. Шведы едва скрывали свое удовлетворение расхождением в показаниях командира и замполита, потому что Кристьянсё находился далеко в стороне от польского побережья, примерно в 20 километрах северо-восточней от датского о-ва Борнхольм. — Проложите ваш курс в обратном порядке от предполагаемого места аварии, — предложили ему шведы. Беседин взял карту и стал прокладывать пальцем воображаемые линии. — Ну, дорогой, — опять не выдержал Свенссон, — при таком курсе лодка должна была пройти под Борнхольмом и попутно сделать невероятные географические открытия! Карл Андерссон выразил сомнение в том, что оба офицера находились в момент аварии на одном и том же судне, потому что разошлись между собой по курсу на расстояние не менее 50 километров. В ответ Беседин смущенно пожал плечами. Шведы поняли, что от замполита большего добиться невозможно, и опять пригласили Гущина. Отвечая на дополнительные вопросы, он рассказал, что до места аварии лодка 2 часа шла в надводном положении с продутыми цистернами. (Беседин несколькими минутами раньше заявил, что в цистернах находилась вода.) Опять было отмечено расхождение в показаниях: если лодка вошла в шхеры с балластом в цистернах, значит, командир лодки опасался мелей. Шведы также вспомнили о том, как Аврукевич при первой встрече с Карлом Андерссоном рассказывал, что масляное пятно на поверхности воды появилось после продувки балласта. Гущин сказал, что с борта лодки водолазов не спускали, а старший на борту в свое время говорил противоположное. Когда с момента начала опроса прошло примерно 7 часов, Карл Андерссон заявил: — На сегодня хватит, продолжим работу завтра. Шведы уличили советскую сторону в некоторых несоответствиях в изложении ее версии о причинах и обстоятельствах захода лодки в карлскрунские шхеры, но получить однозначные доказательства в пользу своей так и не смогли. Однако они не теряли надежды добиться своего на следующий день. Нам было ясно, что второго опроса капитана 3 ранга Гущина быть не должно, поскольку он не предусматривался договоренностями, достигнутыми накануне в Стокгольме, но полностью исключать такую возможность не могли, потому что рассерженные шведские военные могли пойти и на нарушение собственных обязательств. С тревожным настроением мы попрощались с Гущиным и Бесединым, которых должны были доставить обратно на уже снятую с мели лодку, и сразу после этого тоже тронулись в обратный путь в Карлскруну. …Что же происходило в это время на лодке, пока ее командир присутствовал на встрече со шведскими экспертами? В 14.14 Туру Виделлю, 58-летнему капитану 2 ранга, находившемуся на борту буксира «Карлсхамн», доложили, что русские на подводной лодке выпустили красную ракету и продублировали сигнал бедствия по радио. При этом были соблюдены все необходимые формальности, в том числе подводники указали точные координаты местонахождения своей лодки. Это было рассчитано явно не на шведов, потому что дюжине шведских судов, окруживших лодку в Гусином проливе, и без этого было ясно, где она находится. В проливе, защищенном близлежащими островками от порывов ветра, достигавшего 30 м/с, вода «кипела» белыми барашками. Низкие плотные облака, словно дым лесного пожарища, заслонили солнце, и вокруг стало темно, как поздним вечером. Можно было себе представить, что сейчас творилось в открытом море. Виделль бросил взгляд на лодку: амплитуда ее колебаний с носа на корму значительно увеличилась. Из рубки он увидел, как Аврукевич поднялся на мостик лодки и стал энергично размахивать руками, призывая начать спасательные работы. Сигнал «SOS» — всегда сигнал бедствия и призыв о помощи, даже если он исходит от подводной лодки, без спроса зашедшей в акваторию базы. Поэтому Тур Виделль сразу позвонил на пункт управления войсками южного оборонительного района полковнику Карлосу Данквардту и доложил о принятом сигнале. Полковник поставил в известность Леннарта Фошмана, а тот по цепочке — Бенгта Шубака в Стокгольме. Начальник штаба обороны, не согласовывая свое решение с главкомом Льюнгом, тут же отдал приказ начать операцию по снятию лодки с грунта. На катере береговой охраны сигнал бедствия приняли в то же время, что и на базе, и тут же вступили в контакт с Аврукевичем, чтобы узнать, что послужило причиной для экстренного призыва о помощи. Капитан 1 ранга пояснил шведам, что из-за сильной качки имеются протечки электролита аккумуляторных батарей, и на лодке возникла опасность взрыва. А Тур Виделль, которому было поручено снятие лодки с мели, уже отдавал распоряжения о начале спасательных работ. В это время пост радиолокационного наблюдения военно-воздушных сил южного укрепрайона доложил, что корабли русского отряда, державшиеся до сих пор на рейде базы, приближаются к шведской границе с явным намерением перейти ее. У шведских военных началась форменная паника. Все подразделения были приведены в состояние боевой готовности, чтобы отразить вторжение русских, которые, по всей вероятности, услышали сигнал бедствия с U-137 и спешили ей на помощь, поскольку шведы пассивно наблюдали за тем, как она погибает. В карлскрунской истории с советской подводной лодкой, пожалуй, наступил один из самых драматических моментов. Главком Л. Льюнг доложил обстановку Т. Фельдину, и тот дал жесткое указание защищать границу во что бы то ни стало. К. Данквардт отдал приказ береговой артиллерии приготовиться к стрельбе боевыми снарядами. Обстановку разрядил патрульный катер береговой охраны, вышедший навстречу русскому отряду. Подойдя к границе, шведы увидели, что никаких крейсеров под флагом с серпом и молотом и в помине нет. Дежурная служба пункта радиолокационного наблюдения укрепрайона приняла за них… мирные западногерманские торговые суда. Немцы прошли сквозь строй советских кораблей, отделились от них и показались на экранах радаров, чтобы испытать на прочность нервы шведских военных. Гражданские лица — на сей раз из береговой охраны — в который раз доказали, что в критической ситуации шведские военные ведут себя, мягко говоря, не вполне адекватно. Достаточно было выстрелить хотя бы одному шведскому орудию, и трагедии было бы не избежать. Страх и сверхусердие — плохие помощники в деле. …По радио Виделль спросил Аврукевича, готовы ли на лодке продуть балласт? Тот ответил утвердительно. Для того, чтобы смягчить качку корпуса лодки, в ее кормовые цистерны перед штормом была принята вода. Теперь нужно было приподнять корму, чтобы попытаться стащить ее с грунта. При первой попытке буксира «Карлсхамн» стащить корму лопнул буксировочный трос. Его прикрепили снова, и теперь лодку тянули два буксира: «Карлсхамн» с кормы и «Ахилл» с носа. Но лодка по-прежнему стояла на месте. Тогда Аврукевич предложил опять заполнить водой кормовые цистерны, чтобы приподнять нос. Шведский спецназ в боевой готовности — Давай, — согласился Виделль и повторил попытку. На сей раз лодка медленно стала сползать с грунта кормой вперед и скоро оказалась свободной. Чтобы предотвратить попытку ухода — шведы боялись, что лодка может запустить моторы и на глазах всей спасательной флотилии шведов беспрепятственно удрать к своим в открытое море, — Виделль отдал команду «Ахиллу» подтянуть корпус лодки носом внутрь пролива, а малому буксиру «Гермес» встать поперек пролива, преграждая лодке путь на свободу. — Есть ли у вас течь на борту? — Осведомился Виделль у Аврукевича. — Нет. Всё о'кэй, — ответил тот. После снятия лодки с мели Виделль посетил ее и был с энтузиазмом встречен экипажем. Виделль давно понял, что Аврукевич — никакой не политрук, а высокопрофессиональный строевой офицер, в совершенстве владеющий судовождением. Между ними уже до этого установились короткие отношения, они перешли на «ты» и звали друг друга «Йозеф» и «Тоссе». Они обсудили дальнейшее место стоянки лодки внутри Гусиного пролива, но не достигли согласия относительно закрепления лодки на отведенном месте. Аврукевич предлагал бросить носовой якорь, а корму закрепить тросом за буй, швед же, следуя инструкциям Фошмана, настаивал на том, чтобы с кормы и носа лодки были заведены швартовы к буям. Спор скоро стал бесполезным, потому что сама ситуация подсказала, что Аврукевич был прав, и Виделль отдал нужные распоряжения своим подчиненным. …Возвращение советских офицеров на лодку было обставлено по всем правилам ведения психологической войны. На сцену выступил пресс-атташе ВМС Швеции Свен Карлссон. К месту посадки Гущина и Беседина в вертолет он созвал группу избранных представителей СМИ, чтобы дать им возможность насладиться «тотальной» шведской победой над супердержавой и показать всему миру, насколько она уязвима в своей мирной пропаганде. Когда группа опроса сошла с катера на берег, ее встретил свет ярких прожекторов, вспышки фотокамер и торжествующие вопли журналистов. Журналистов, которые якобы мешали шведским военным осуществлять расследование в спокойной обстановке и которых они обещали не допускать на маршруте доставки советских офицеров к месту опроса и обратно. Гущин с Бесединым спокойно прошли сквозь толпу и заняли места в вертолете. — Удивительно элегантный офицер, — заметил один из присутствующих журналистов, наблюдая за командиром подлодки. Выйдя из вертолета, Гущин и Беседин снова миновали строй измазанных сажей спецназовцев и под торжествующими взглядами Данквардта и его окружения заняли место в катере, готовящемся доставить их на борт лодки, ждущей их уже в совсем другом месте. — Надеюсь, капитан 2 ранга остался доволен моими ответами? — Спросил А. Гущин Карла Андерссона через переводчика. — Да-да, — поспешил заверить швед. — Вполне доволен. …На снятой с мели лодки беспокоились. Время приближалось к 21.00, а командир с замполитом всё еще не возвратились на лодку. Шведы перекрыли все допустимые лимиты времени, отпущенные на проведение короткой беседы с офицерами: вместо 1 часа она длилась целых 7 часов. И. Аврукевич дал указание вызвать Виделля красной ракетой. — Где командир? — Спросил он Виделля, когда тот поднялся на борт U-137. — Не беспокойтесь, он скоро вернется. Пока он беседует с представителями шведских властей. Послышался звук вертолета. — Видишь, Йозеф? Они уже возвращаются, — обрадовался швед. В полночь, когда мы с Просвирниным, уставшие донельзя, но удовлетворенные своей миссией, ложились спать, экипаж лодки принимал у себя на борту членов шведской экспертной комиссии. Предстоял последний формальный акт расследования инцидента. Шведы осмотрели все навигационные приборы и убедились, что все они — гирокомпас, радиопеленгатор, «Декка» и эхолот — имели повреждения или неисправности, но, по их мнению, не настолько серьезные, чтобы допустить такую грубую ошибку в навигации и привести лодку в шведские воды вместо польских. В рубку и торпедные отсеки комиссию не пустили, сославшись на то, что на это нет приказа сверху. Шведы не стали настаивать на том, чтобы непременно попасть в святая святых подводного корабля, и быстро «закруглились». Им и так всё было ясно. Собравшись на борту буксира «Тюле», они пришли к единодушному мнению о том, что U-137 не могла по ошибке зайти в Гусиный пролив. Был немедленно составлен предварительный отчет комиссии на двух страницах и с нарочным на полицейской машине отправлен в штаб обороны в Стокгольм. Пора было расходиться по домам. Завтра предстояло продолжить утомительные переговоры на «Вэстервике» с этими упрямыми русскими. «Маленькая» уловка шведских дипломатов давала им шанс еще раз нажать на А. Гущина и экипаж, чтобы получить однозначные доказательства версии о преднамеренном заходе лодки в запретный район военно-морской базы. …Перед советским посольством поздним вечером появились несколько десятков демонстрантов, возглавляемых в прошлом известным либеральным публицистом, постепенно скатившимся на -китайские «радикальные» позиции Яном Мюрдалем. Демонстранты заклеймили позором Советский Союз за создание угрозы безопасности Швеции и сожгли советский флаг. Сильный дождь помешал дальнейшей манифестации воинственных настроений «леваков», и они быстро разошлись по домам. .. Вернувшийся в Карлскруну с досмотра лодки переводчик Пер Янссон дал журналистам интервью, в котором он так оценил действия шведской экспертной комиссии: — Опрос подтвердил запоздалые действия шведов и шансы русских на фальсификацию вахтенного журнала. Эту встречу надо было проводить неделю тому назад. Возможно, у русских на борту лодки имеется несколько вахтенных журналов. Газета «Афтонбладет» так прокомментировала результаты работы шведских экспертов в понедельник: «Что-то похожее на нежелание поверить в то, что русские участники встречи, надули “ шведов, побудило Янссона сегодня вечером высказать перед толпой журналистов мнение о том, что опрос Гущина для него — шарада, игра с правилами, заранее оговоренными политиками и дипломатами и позволяющими спасти престиж обеих наций. Уже раньше в газетах высказывались сомнения по поводу серьезности шведских намерений… Как правительство, так и военные Швеции стремились к соблюдению формальностей, а не к добыче действительно достоверной информации о цели советских операций в шведских водах». Эта оценка выражала крайние воинственные взгляды некоторых кругов шведской общественности и очень субъективно отражала реальную действительность. Недостатка желания или воли добиться «правды» у тех, кто имел отношение к расследованию инцидента, отнюдь не было. Даже наоборот, они пытались это сделать во что бы то ни стало и шли на формальное нарушение договоренностей, достигнутых в Москве и Стокгольме. Вопрос был в другом: шведам не удалось пробить брешь в защите, организованной советскими моряками, и вынудить их на показания, которые бы вредили Советскому Союзу и шли на пользу Швеции. Если следовать спортивной терминологии, раунд состоявшегося 2 ноября опроса капитана Гущина закончился вничью, но ничья никоим образом не устраивала шведов. День седьмой, вторник 3 ноября 1981 года Газеты всего земного шара публикуют фотографию командира советской подводной лодки А. Гущина. В Стокгольме и Москве продолжается дипломатическое противостояние относительно дальнейших шагов по освобождению лодки. Шведское правительство получает от главкома доклад о том, что на борту U-137 с «уверенностью, близкой к истине» обнаружено ядерное оружие, и поручает военным осмотреть торпедные отсеки лодки. Шведские военные делают вторую попытку опросить Гущина, но тот категорически отказывается. Туристические фирмы Карлскруны готовятся воспользоваться инцидентом с советской лодкой в коммерческих целях. В шведских СМИ начинают проявляться признаки того, что военный психоз, овладевший страной, постепенно стихает. Проспав сном праведников, мы с Просвирниным пошли позавтракать и от знакомого журналиста узнали «приятную» новость о том, что шведская сторона, не удовлетворившись результатами расследования в понедельник, планирует провести вторичный опрос командира подлодки. Мы уже привыкли к «сюрпризам» со стороны шведов, а потому приготовились к наихудшему для нас варианту. И действительно: сразу после завтрака к нам подошел П. Бъёрлинг и объявил, чтобы мы, если того пожелаем(?), приготовились к выезду в порт, где нас будет ждать тот же самый плавучий арестантский дом для дипломатов, то бишь торпедный катер Его Королевского величества Карла XVI Густава под названием «Вэстервик»! — Позвольте, в Стокгольме была достигнута договоренность на один опрос Гущина, — резонно возразили мы офицеру связи. — Ничего подобного, — так же резонно возразил Бъёрлинг. — Ваша сторона после первого опроса дала вчера согласие на проведение повторного. — В таком случае нам надо проконсультироваться с посольством. — Боюсь, что у вас на это нет времени. «Вэстервик» выходит в море через несколько минут. Если вы опоздаете, то он ждать не будет. Капитан 3 ранга Гущин, возможно, уже находится в пути. Посовещавшись, мы с Юрием пришли к выводу, что лучше нам поехать и принять участие во второй морской экскурсии, чем рисковать оставить командира подлодки наедине с десятком разгневанных и обманутых в своих ожиданиях лучших навигаторов Швеции. Быстро оделись и вышли на улицу. Вновь толпы журналистов, вереница машин, сопровождающих наш «Фольксваген», ворота верфи, знакомый силуэт «Вэстервика», а на его борту — те же лица. Даже наш часовой с карабином встретил нас у трапа. Как только мы поднялись на палубу катера, машины взревели, и судно отчалило от берега. Опять мы сидели с Юрием в той же маленькой каюте, за толстой занавеской, опять Бъёрлинг оставил нас одних. Нет сегодня только часового с карабином и кофе с бутербродами. Очевидно, командир катера справедливо посчитал, что если такие поездки будут повторяться каждый день, то мы сможем «проесть» солидную дыру в бюджете базы. Появился офицер связи, и мы попросили его дать возможность позвонить в посольство. — Катер еще не вышел из запретной зоны, и выходить из каюты пока нельзя. Дождались, когда мимо проплывут все секреты ВМС Швеции, когда уменьшится болтанка и катер станет на якорь, и снова потребовали предоставить нам связь с посольством. — Линия занята, надо подождать, — ответил Бъёрлинг. Уж полдень близится, а Гущина всё нет. Начали догадываться, что у шведов что-то не срабатывает. Так оно и было на самом деле: Анатолий не поддался ни на какие уговоры Карла Андерссона, заявив, что ему были даны указания принять участие в опросе только один раз, и баста. Шведы не хотели, чтобы мы информировали посольство об их неприглядном поведении, потому и держали нас в изоляции и не давали связи со Стокгольмом. Когда же попытки заманить Гущина на «Вэстервик» провалились, военным не оставалось ничего другого, как позволить нам подойти к телефону. «Факир был пьян, и фокус не удался…» Мы заявили решительный протест подвернувшемуся под руку переодетому в морскую форму сухопутному подполковнику Бергу и обо всём доложили в посольство. Реакция посла М. Яковлева и Москвы была мгновенной и решительной. Он тут же нанес визит во Дворец наследного принца и в резких тонах выразил недовольство советской стороны неприглядным поведением шведских военных в Карлскруне. — Как Швеция может вести себя подобным образом? — Спросил он шефа советского департамента Ёрана Берга. Ответа не последовало. В Москве заместитель А. Громыко Игорь Николаевич Земсков вызвал к себе шведского посла Карла де Геера и в присутствии нескольких советских адмиралов заявил ему о том, что советская сторона не понимает характера действий правительства его страны. Он напомнил, что Москва выполнила все шведские условия разрешения кризисной ситуации с подлодкой и ожидает, что инцидент в Карлскруне скоро будет исчерпан. В дипломатических кругах Москвы И. Земсков слыл жестким собеседником. Иностранные дипломаты рассказывали историю о том, что во время каких-то трудных переговоров с ним датского посла последнего хватил инфаркт, и его вынесли из кабинета Земскова ногами вперед. В заключение беседы И. Земсков находит-таки для шведского посла несколько теплых слов, но это остается незамеченным во Дворце наследного принца. Там постепенно осознают, что дразнить русского медведя больше не следует: обойдется себе дороже. Начинают поговаривать, что борьба с русскими в их любимую игру по перетягиванию каната, начавшаяся «нарвской» победой шведов, может завершиться Полтавой. — Мероприятие с опросом командира было не настолько удачным, чтобы русские ответили на него готовностью к сотрудничеству, — отметил один иностранный наблюдатель. Провинциальная, но достаточно влиятельная газета «Вэстёта Демократен» 3 ноября поместила анонимную заметку, в которой некто С.Х. призывал шведское правительство побыстрее убрать лодку из шведских вод, пока «весь мир не лопнул от смеха над шведской обороной и советским флотом. Советское правительство попросило извинений у шведского… Оно признало тем самым, что Советы не всегда непогрешимы. Для Швеции теперь важнее всего ликвидировать конфликт, и ликвидировать как можно быстрее. Мы ничего не выиграем от повышенного страха передрусскими или на военном психозе. Илучше закрыть это дело как можно тише — в этом и заключается задача правительства Швеции». Газета «Нюа Вэрмландстиднинген» тоже призывала шведов сохранять спокойствие и не идти на поводу у военных, «затеявших недавно игру в индейцев. Командующий укрепрайоном разъяснил, что это было сделано для оказания давления на русских… Но подействуют ли на русских офицеров <…> эти десантные учения солдат, позабывших надеть на себя шлемы? Вряд ли. Размалеванные для ведения боя в темноте лица и истошные «индейские» крики скорее смахивали на комедию». Провинциальная пресса Швеции оказалась более трезвой, нежели центрально-столичная. Вероятно, ее не успели вовремя «построить» издержки демократии. …Продержав нас на борту «Вэстервика» около двух часов и не дождавшись, когда «сломается» командир советской подлодки, командир катера капитан 3 ранга Томас Фагё отдал приказ заводить машины и возвращаться обратно в Карлскруну. Время бесплатных морских прогулок для советских дипломатов кончалось. Ехали мы с Бъёрлингом в машине молча, насупившись, обоюдно недовольные друг другом. Дипломатические отношения МИД — ГРУ — КГБ — Информашунсюро грозили вконец испортиться. — Для чего вы выходили сегодня в море? — Спросил один журналист Ю. Просвирнина у входа в «Астон». — Мы ездили на рыбалку, — иронично улыбаясь, ответил военный атташе. Между тем коммунальные и туристические деятели Карлскруны осознали некоторые экономические выгоды инцидента с «Виски». Они постепенно приступили к развертыванию рекламной кампании в пользу «пупа Земли» Карлскруны, потому что увидели, что на этом можно прилично заработать. — Мы расцениваем появление русских в Карлскруне как хороший знак для нас, — заявил владелец карлскрунских ресторанов Ларе Пальм. — Было бы еще лучше, если бы они в следующий раз заранее позвонили и предупредили о своем визите. «Русские садятся на мель перед Карлскруной, а блекингская коммуна взбирается на вершину своего благополучия», — писала газета «Свенска дагбладет» в эти дни. И действительно: гостиницы переполнены, прибывшие налегке журналисты скупают теплые белье, куртки, обувь, в ресторанах очередь, улицы оккупированы командами иностранных телекомпаний. Карлскруна проснулась от многовековой спячки и зажила новой жизнью. В центре этого вавилонского столпотворения — шеф по туризму Сонни Нильссон. Он делает всё возможное, чтобы выгодней «продать» Карлскруну, созывает свои пресс-конференции, строит проекты сделать из города шведские Васюки, заказывает сувениры с символикой советского подводного флота. Деньги не пахнут. В 19.00 Ула Улльстен вызвал посла М. Яковлева к себе в МИД и сообщил ему новое «открытие» шведов: на борту U-137 обнаружено от 1 до 10 килограммов урана-238. Министр просит предоставить шведским экспертам возможность проинспектировать торпедные отсеки лодки. На лице у посла не дрогнул ни один мускул — он только слегка покраснел (так с ним всегда бывает, когда он начинает гневаться): — Лодка должна быть немедленно отбуксирована в международные воды и возвращена Советскому Союзу. — Но согласно шведским законам, необходимо убедиться, что она исправна. — Министр пытается найти опору в законе о безопасности судоходства. — В этом нет необходимости, — отрезает посол и багровеет еще больше. Министр вновь напоминает о возможном наличии на борту лодки ядерного оружия. — Я доложу об этом в Москву, — холодно говорит М. Яковлев и уходит. В воздухе действительно начинает пахнуть полтавским дымом. Как странно повторяется история 270 лет спустя. Поймут ли это шведы? Кажется, да. День восьмой, среда 4 ноября 1981 года В Карлскруне в течение всего дня сохраняется статус кво. К концу дня появляются первые признаки того, что шведы начинают отходить от своих воинственных установок: на борт U-137 поднимается комиссия по проверке пригодности судна к самостоятельному выходу в море. Второй секретарь советского посольства Б. Григорьев возвращается в Стокгольм. Советское посольство устраивает прием по случаю 64-й годовщины Октябрьской революции. В правительственных кругах в этот день стала распространяться новость о том, что эксперты ФАО обнаружили на борту подводной лодки в Карлскруне признаки присутствия ядерного оружия. Узкий круг посвященных лиц стал быстро расширяться, однако Т. Фельдин и его министры пока не определились с тем, стоило ли делать об этом публичное заявление. Кроме того, шведы ожидали от Москвы ответа на свой официальный запрос, надеясь, что он внесет какую-то ясность. Но СССР, равно как и другие ядерные державы, никогда не отвергал и не подтверждал, что тот или иной военный корабль имеет на борту ядерное оружие. Так было и на сей раз. В ответе, врученном Л. Лейфланду послом М. Яковлевым в 18.00, говорилось: «На советской подводной лодке U-137, как и на прочих военных судах, имеется необходимое оружие и снаряжение, которое, однако, не имеет никакого отношения к обстоятельствам вокруг непреднамеренного захода лодки в шведские территориальные воды». А. Лейфланд квалифицировал ответ Москвы как «неудовлетворительный и легковесный». Правительство устами У. Улльстена дало ему оценку как молчаливому подтверждению наличия ядерных боевых головок в торпедных отсеках лодки, поскольку в ответе Москвы такая возможность не отрицалась 30 . Также шведы были недовольны и тем, что советская сторона практически отказала им в просьбе проинспектировать торпедные отсеки лодки на предмет выявления этого ядерного оружия. Послу заявили, что окончательное решение относительно дальнейшей судьбы лодки правительство Швеции примет на следующий день. Но уже поздно вечером шведы вознамерились передать Советскому Союзу ноту протеста, прежде чем освободить лодку из плена. Наметившийся было сдвиг в разрешении конфликтной ситуации опять сменился томительным противостоянием и нагнетанием напряжения. Помимо спекуляций относительно наличия на борту субмарины ядерного оружия усиленно муссировались слухи о «таинственном присутствии» среди членов экипажа лодки высокопоставленного офицера, капитана 1 ранга И. Аврукевича. Объяснение его миссии в качестве обычного командира-наставника в учебном походе на веру не воспринималось. Появилась версия о том, что русские зашли в акваторию карлскрунской базы из-за того, что шведы испытывали там новое минное оружие. Но никому из шведов и в голову не пришло поразмыслить над тем, что если U-137 была шпионской лодкой, то зачем ее загрузили атомным оружием? Одно автоматически исключало другое. Но шведские военные и политики придерживались своей особой логики. Лидер оппозиции У. Пальме сделал заявление журналистам, в котором подтвердил, что правительство постоянно держит его в курсе событий, связанных с инцидентом. При этом он выразил мнение, что конфликтная ситуация не помешает попыткам превращения Севера в зону, свободную от ядерного оружия, и что скандальное происшествие только подтверждает важность создания такой зоны в Скандинавии. Капитан 2 ранга Карл Андерссон в течение дня 3 раза побывал на борту U-137 и попытался в «неофициальных» беседах с членами экипажа получить необходимую для шведов информацию. Не мытьем, так катаньем. В присутствии Гущина и Аврукевича члены комиссии «пытали» боцмана лодки Савченко, который на момент аварии нес вахту рулевого-сигналыцика на мостике. Эмиль Свенссон и Карл Андерссон интересовались, почему в лодке не заметили огромный маяк на о-ве Утклиппан. Боцман ответил, что они приняли его за сигнальные огни рыбаков. Штурману лодки Коростову задали вопрос, сколько времени лодка находилась в надводном положении до момента аварии. Коростов ответил: «Два часа», подтвердив тем самым показания А. Гущина, данные им накануне на борту «Вэстервика». О предположительном местонахождении лодки в момент аварии он также не сказал ничего нового. Осмотрев судовой журнал, комиссия удалилась ни с чем. Предпринятые шведскими военными меры по поиску хоть каких-нибудь улик, оставленных лодкой в Гусином проливе, результатов тоже не дали. На внешнем рейде к уже прибывшим советским военным кораблям присоединились два ракетных корвета и пара фрегатов, что послужило поводом для того, чтобы командование южным укрепрайоном собралось на совещание обсудить варианты реализации не снятого с повестки дня силового решения кризиса. Шведские военные не исключали, что подводная лодка при поддержке своих кораблей могла предпринять попытку прорваться в море. Она постоянно, хоть и под неусыпным контролем шведов, поддерживала с ними радиосвязь. Но несмотря ни на что чувствовалось, что история с лодкой приближается к своему завершению. Шведская сторона исчерпала все предоставленные ей возможности расследования причин аварии лодки, и дальнейшие проволочки с ее освобождением становились обременительными для самой Швеции. Утром мы обсудили ситуацию с Просвирниным и пришли к выводу, что одному из нас следовало вернуться в Стокгольм, чтобы подробно доложить обо всём руководству посольства. Следить за обстановкой в Карлскруне можно было и одному человеку. Выбор пал на меня, и военно-морской атташе согласился остаться в Блекинге до окончательного разрешения кризиса. Начали разъезжаться и журналисты. Некоторые из них сумели достать билеты на один и тот же самолет со мной, и на протяжении всего полета до Стокгольма не прекращалась неформальная беседа. Сразу с аэродрома я был доставлен в посольство, где сначала устно доложил о результатах своей командировки, а потом сел за составление детального письменного отчета, который был направлен и в МИД, и непосредственно в штаб-квартиру разведки. Капитан 1 ранга И. Аврукевич беседует со шведскими офицерами Вечером посольство по случаю годовщины Октябрьской революции устраивало большой прием, который, однако, был полностью проигнорирован шведскими официальными лицами. Самым популярным напитком на приеме, по утверждению всезнающих шведских журналистов, был whiskey on the rocks. Я этого не заметил, в ходу, как всегда, была самая лучшая водка в мире. Поездка в Карлскруну придала мне популярности в дипломатических и в близким к ним кругах, и я не успевал отвечать на многочисленные вопросы своих и иностранных коллег. Во время приема ко мне подошел посол Греции и сказал несколько лестных слов в адрес «советских дипломатов, с честью выполнивших нелегкую дипломатическую миссию в Карлскруне». От своего руководства — ни по линии МИД, ни по линии разведки — никакой благодарности или поощрения я не получил. Больше того, деньги, которые я потратил в шестидневной командировке в Карлскруне, сначала никто не хотел компенсировать. Понадобилось вмешательство московского начальства, прежде чем бухгалтер посольства получил соответствующее указание. Вероятно, во все времена вестник, приносивший плохие новости, не пользовался благосклонностью руководящей верхушки. Вот если бы я выехал в свите Генерального секретаря «обеспечивать» его очередной вояж за границу, то непременно украсил бы свою грудь каким-нибудь орденом. А выступление в качестве ассенизатора в истории, неприглядной для Старой площади, лавров не предусматривало. В наметившейся вокруг лодки разрядке рядовые шведы продемонстрировали здоровое чувство юмора. Многие из них в эти дни писали о своих впечатлениях письма в газеты, чтобы от души повеселиться над русскими, а заодно и над самими собой. Вот несколько примеров писем читателей. — Неисправимые шведы! Мы, рядовые граждане, требуем, чтобы: а) советскую лодку сняли с мели, отремонтировали без всяких бюрократических проволочек гирокомпас и отпустилирусских моряков восвояси домой к их семьям, которые так за них переживают; б) официально извинились перед Советским Союзом за унизительное обхождение с моряками, попавшими в беду; в) расставили всюду — над и под водой — маяки, чтобы в следующий раз наши верные русские друзья не заблудились и не подвергали свои жизни риску в труднопроходимых шведских шхерах; г) прекратили ради бога критиковать наших товарищей, а то они могут обидеться и не захотят прийти к нам опять. — В связи с тем, что русская подлодка была обнаружена только поутру, просим противника не нападать с наступлением темноты — в это время мы все спим. Желаем удачи. — Поздравляем шведскую береговую оборону и ее секретную систему охраны, которой удалось-таки выманить советскую подводную лодку на сушу. — Для поимки шпиона-полковника понадобилась уборщица 31 . СЭПО спала. Для обнаружения советской подводной лодки в запретном районе понадобился рыбак. Флот спал. Не стыдно ли? — Когда я служил во флоте, офицеры либо сидели по барам, либо спали. Наверное, они спали и в этот раз. Сколько же можно? — Неужели русский командир не понимает, что только Каспар Уайнбергер 32 имеет доступ в запретные районы? День девятый, четверг 5 ноября 1981 года Рано утром шведское правительство собирается на совещание, чтобы вынести окончательный вердикт о дальнейшей судьбе советской подводной лодки. В 12.00 проводит заседание внешнеполитическая комиссияриксдага. Одновременно с этим в Карлскруне морская инспекция приступает к проверке ходовых качеств лодки. В 16.30 премьер Т. Фельдин выступает на пресс-конференции и объявляет, что на борту U-137, по всей вероятности, находится ядерное оружие и что лодка будет выпровожена из шведских вод, как только позволят погодныеусловия. Рано утром посла Яковлева снова пригласили в шведский МИД, чтобы удостовериться, среагировала ли Москвы на то, что шведы расценили предыдущий ответ русских относительно ядерного оружия на борту U-137 как неудовлетворительный. На вопрос министра иностранных дел посол ответил, что никакой реакции из Москвы на вчерашний разговор пока не поступило. — Тогда вчерашний ответ мы истолковываем как подтверждение того, что на борту лодки имеется ядерное оружие, — холодно констатировал Улльстен. — В течение дня правительство должно принять решение об освобождении лодки и отбуксировании ее к 15.00 в международные воды. Предварительно будет проведена проверка мореходных качеств лодки. Передача лодки советской стороне должна осуществиться под расписку. Шведская сторона надеется на сотрудничество экипажа со шведскими властями, — добавил он и отпустил посла. Ближе к полудню правительство приняло окончательное решение освободить лодку и передать ее советским властям. Внешнеполитическая комиссия парламента, состоящая из представителей правительственной коалиции и оппозиционных социал-демократов во главе с У. Пальме, была единодушна в оценке событий и полностью солидаризировалась с линией правительства. Газеты сообщили, что сотрудникам военного архива Швеции на Банергатан в Стокгольме удалось извлечь из небытия русскую морскую карту образца 1912 г., на которой во всех подробностях показаны входы в карлскрунскую бухту со всеми шхерами, мелями и рифами, включая и островок Тюрум, на который 69 лет спустя налетела советская подводная лодка U-137. Когда сотрудники архива собирались обменяться материалами с советскими коллегами, на глаза им попалась эта старая карта. По мнению картографов, А. Гущин вряд ли бы застрял в Гусином проливе, если бы имел с собой эту карту. Что ж, всегда полезно знать свою историю! После обеда в советское посольство позвонил Ёран Берг и пожаловался Г. Рымко на то, что экипаж лодки возражает против проверки мореходности судна, ав 14.30 шведы в очередной раз вызывают Яковлева во Дворец наследного принца, чтобы вручить ему ноту протеста. Посол отправился в свой последний — 13-й за эти 10 дней — визит в Министерство иностранных дел Швеции. «Шведское правительство выражает свои решительный протест правительству Советского Союза в связи с нарушением шведской территории и шведского укрепрайона, которое намеренно совершила советская подводная лодка № 137. Шведское правительство требует, чтобы Советский Союз предотвратил повторение такого грубого нарушения суверенитета Швеции и фундаментальных норм международного права», — говорилось в шведской ноте. В четверг шведы наконец приступили к проверке ходовых качеств подводной лодки. Прежде чем выпустить ее в самостоятельное плавание, по шведским законам необходимо было убедиться, что в море с ней ничего не случится. Для шведских военных морская инспекция была еще одной возможностью проверить свою версию аварии и выйти из всей истории более-менее достойно в глазах общественности. Так, во всяком случае, полагал командующий базой Л. Фошман, когда накануне попросил к себе инспектора Матссона и предложил ему во время осмотра лодки переодеться в мундир шведского морского офицера. Матссон, сугубо гражданский чиновник, запротестовал. Л. Фошман пожаловался его начальству, но это не возымело эффекта. Из Стокгольма последовала команда, чтобы военные не мешали Матссону осуществлять свои обязанности. Инспекция — чисто гражданское дело, и она должна выглядеть по-граждански. Гуннар Матссон прибыл на место инспекции на своем оранжевом катере в сопровождении Карла Андерссона и пары военных водолазов — без последних было трудно сделать заключение о состоянии корпуса лодки. Начальник штаба базы присутствовал на осмотре в качестве пассивного зрителя. Военные свою миссию уже выполнили, и теперь выступали скорее в роли статистов. На арене остались политики и дипломаты. Пока инспектор лазил по кораблю, капитан 2 ранга развлекал Аврукевича байками о шведском образе жизни. Матссон попытался заглянуть и в торпедные отсеки — явно не без подсказки своих военных, — но в этом ему было решительно отказано. Инспектор не стал настаивать: в конце концов, эти участки лодки не играли решающей роли в определении ее мореходных качеств. Закончив осмотр, инспектор Матссон сел за стол и сочинил следующую справку: «Принимая во внимание результаты осмотра лодки, а также предписания других властей относительно плавания на море, считаю, что судно может выйти в плавание с соблюдением следующих условий, которые будут действовать только на морской территории Швеции, а именно: подводная лодка сопровождается двумя буксирами. При соблюдении этого условия лодка может продолжать это плавание и через Балтийское море». Короче говоря, пока лодка находилась на шведской территории, ее надо было держать за руку. После этого русские сами были вольны определять, как она будет добираться домой, хотя и на этот счет инспектор дал свои рекомендации. Справку перевели на русский язык и стали искать печатную машинку с русскими буквами. Таковой под рукой не оказалось, пришлось посылать розыскную группу в город. Некоторое время спустя в какой-то школе машинка была найдена и немедленно доставлена на вертолете. После осмотра лодки Карл Андерссон уехал к себе на базу, а Матссон вернулся домой. Некоторое время спустя в штаб базы поступило срочное сообщение о том, что подводная лодка начинает сниматься со швартовых и готовиться к выходу в море. Взмыленный Андерссон прибыл в Гусиный пролив и убедился, что информация соответствовала действительности. На мостике в парадной форме стоял Аврукевич и командовал манёврами лодки. На вопрос шведа капитан 1 ранга сказал, что по сведениям таможни, выход лодки в море запланирован на 15.00. — Это всё так, но команда на это еще не поступила, — разозлился Андерссон. — Стойте на месте, пока вам не скажут. Лодку опять встала к швартовому бую. Военные не хотели сдаваться и продолжали следовать тактике изматывания противника. Еще когда посол Яковлев слушал зачитываемый ему Улльстеном текст ноты с протестом шведского правительства, секретарше министра позвонил Б. Шубак и сообщил, что из-за погодных условий выпускать лодку в море опасно, поэтому с этим надо повременить. Шведские журналисты А. Хелльберг и А. Ёрле пишут в своей книге, что им до сих пор не ясно, каковы были истинные причины того, что в тот ноябрьский четверг лодку из Карлскруны не выпустили. Сделано это было на следующий день, в пятницу 6 ноября. Погода, как и накануне, была ветреной и ничуть не отличалась от вчерашней. Скорее всего, в Карлскруне посчитали четверг не совсем подходящим для процедуры передачи лодки советскому военно-морскому отряду из-за времени дня, назначенного правительством в Стокгольме. В 15.00 в Карлскруне уже наступают сумерки. Как же упустить такой шанс и не предоставить прессе и журналистам позлорадствовать и пошуметь напоследок? И лодку вывели на буксире на следующее утро, когда небесное светило полностью обеспечило соблюдение правил обращения с фотопленкой. С-363 покидает Карлскруну в сопровождении буксира В 16.30 Т. Фельдин и У. Улльстен провели свою пресс-конференцию, на которой Т. Фельдин доложил журналистам всю последнюю известную ему информацию о подводной лодке. Его партнер по коалиции и правительству «народный партиец» У. Улльстен в последний момент попытался было выступить с сенсационным сообщением об обнаружении на советской лодке признаков ядерного оружия, но против этого резко выступил Л. Лейфланд, его заместитель, который резонно посчитал, что государственные интересы Швеции выше мелкопартийных. В этот день «Правда» поместила наконец краткое сообщение об аварии советской подводной лодки в карлскрунских шхерах. Помещаю его здесь полностью. В ночь с 27 на 28 октября с. г. советская дизельная подводная лодка № 137, совершая обычное учебное плавание в Балтийском море, вследствие выхода из строя навигационных приборов и возникновения в этой связи ошибок с определением места в плохую видимость сбилась с курса и села на мель у юго-восточной оконечности Швеции. В настоящее время лодка снята с мели шведскими спасательными судами и стоит на якоре в безопасном месте. Ведутся переговоры со шведскими властями о выводе подводной лодки за пределы территориальных вод Швеции. День десятый, пятница 6 ноября 1981 года Подводная лодка в сопровождении эскорта шведских судов покидает запретный район и присоединяется к ожидавшему ее на рейде отряду советских кораблей. Солнце медленно карабкалось на небосклон, покрытый серыми свинцовыми тучами, и отбрасывало на вспененную поверхность моря скупые лучи. Ветер гнал сильную волну, которая чувствовалась даже в укрытом со всех сторон Гусином проливе. Ранним утром, где-то в половине восьмого, из пролива стала медленно выползать неуклюжая посудина — паром под названием «Буре» для транспортировки артиллерии. На этот раз на палубе вместо пушек были люди, обвешанные фото- и кинокамерами, которые напряженно всматривались в сторону Стюркё. Многочисленные представители шведских и зарубежных СМИ получили-таки уникальную возможность, предоставленную шведскими военными, — присутствовать при отбуксировке подводной лодки в нейтральные воды и передаче ее адмиралу Калинину, который с отрядом кораблей ждал U-137 на внешнем рейде Карлскруны. Последние мили под конвоем Начался последний акт подводной драмы, превращенный в дешевое американизированное представление. Церемонией передачи лодки из рук в руки руководил капитан 1 ранга Родерик Клинтебу, правая рука Леннарта Фошмана. Ему ассистировал переводчик Ян-Эрик Вальтер, преподаватель русского языка в Уппсальском университете. Пока журналисты грузились на «Буре», Клинтебу с Вальтером нанесли последний визит на лодку и объяснили командиру экипажа порядок вывода лодки из Гусиного пролива. Швед особенно настаивал на том, чтобы лодка не пыталась завести моторы, пока находилась в шведских водах и только по специальному сигналу начинала самостоятельное плавание. До того она должна была следовать на буксире у шведского «Ахилла». После того как Аврукевич подтвердил, что хорошо понял шведов, Клинтебу с переводчиком перешли на патрульный катер-перехватчик, ожидая сигнала о начале операции. Буксировка назначенная на 8.00, началась с пятнадцатиминутным опозданием. Буксир «Тюле», выполнявший роль физического барьера на пути лодки, отошел в сторону, и «Ахилл» натянул трос, разворачивая субмарину носом в сторону моря. Многочисленный эскорт из военных и гражданских судов сопровождал U-137. В 8.32 лодка прошла то злосчастное место у островка Турюм, где она 10 дней тому назад села на мель, и со скоростью 10 узлов продолжала движение в юго-восточном направлении. Как только вышли в открытое море, началась качка, и многие журналисты на «Буре» сразу заболели морской болезнью. Из рубки патрульного катера-перехватчика Р. Клинтебу связался с советским флагманским кораблем, U-137 снабдила шведов информацией о том, на какой частоте можно это сделать. Советский радист ответил по-английски, но шведы настояли на том, чтобы переговоры были проведены на русском языке. — Прошу вас сообщить, какие мероприятия вы имеете в виду в связи с передачей лодки, — спросил русский флагман, всё еще не видимый шведам за горизонтом. Шведы планировали обставить акт передачи лодки со всей помпой и торжественностью в колониальном английском стиле. Шведский представитель должен был причалить к борту советского флагмана, на котором он вместе с адмиралом Калининым должен был подписать протокол о передаче лодки. Но, к огорчению шведов, штормовая погода не позволяла осуществить это на практике: маленький катер-перехватчик не смог безопасно причалить к борту громадного ракетного корабля, поэтому в последний момент шведы решили скомкать свои планы и оформить всё устно по радио. — Объясни им сначала, что мы не планируем причаливать к ним, — попросил Клинтебу Вальтера. Переводчик стал объяснять замысел шведов. В эфире наступило молчание, но некоторое время спустя крейсер спросил: — Поняли не до конца. Повторите. Вальтер еще раз повторил процедуру, пока на той стороне окончательно не поняли весь порядок. — Советская подводная лодка № 137 настоящим передается в том состоянии, которое зафиксировано протоколом ее осмотра и который подтверждается командиром лодки. Советская сторона должна констатировать, что ответственность за лодку она берет на себя. Подтвердите прием. — Вас поняли. Подписанием протокола вы снимаете с себя всякую ответственность за лодку и передаете ее нам. Правильно вас поняли? — Да, правильно, — кивнул Вальтеру Клинтебу. В 10.45 в точке с координатами 55°48' с.ш. 15°20' в.д. лодка условно перешла из рук шведов в лоно своего флота. — Примите следующее сообщение, — снова раздался голос советского радиста. — Я принял мою лодку. Благодарю за оказанную помощь. Счастливого возвращения. Адмирал Калинин. Этой любезности на борту катера никак не ожидали. — Возвращаюсь на свою базу и передаю наилучшие пожелания в связи с дальнейшим плаванием. Капитан 1 ранга Клинтебу. — До свидания. — Вас понял. До свидания, — перевел на шведский Вальтер. — До свидания, — без всякого энтузиазма произнес шведский моряк. Шведская армада развернулась и взяла курс на свои берега. Подводная лодка U-137, словно застоявшийся конь, вспарывая носом волну, устремилась к маячившему на горизонте ракетному кораблю. Что там ожидало экипаж бедной «Виски»? Спрашивать было не у кого, разве только у всегда голодных чаек, оголтело носившихся над водой и металлическими скорлупками буксиров, переполненными людьми. Ветер всё усиливался, и из-за метровых волн скоро стало не видно ни огромных махин советского отряда, ни крошечных по сравнению с ними корабликов шведов. Море всех уравняло в правах. Постскриптум Спустя 10 лет после карлскрунского инцидента «Известия» от 10.12.1991 г. опубликовали статью, в которой сообщалось, что бывший замполит U-137 Василий Беседин побывал в Швеции в качестве туриста и дал эксклюзивное интервью газете «Афтонбладет», в котором утверждал, что в случае штурма лодки шведами на ее борту имелся приказ взорвать судно своими торпедами. Оставляем на совести замполита эту невероятную версию, утвердившуюся в сознании балтийских моряков не без помощи самих шведов. Заметим только, что бывший замполит вернулся в Калининград из этой туристической поездки не с пустыми руками, а с трогательным подарком от благодарных шведов — автомашиной «Вольво». Особист соединения подводных лодок Балтийского флота капитан 2 ранга А. Булахтин, комментируя это заявление В. Беседина в «Известиях» 20.12.1991 г., справедливо отмел версию со взрывом подлодки и утверждал, что причиной ее появления в запретном районе карлскрунской базы послужила навигационная ошибка. Оказывается, после выполнения учебного задания U-137 в надводном положении возвращалась на базу, но на своем пути обнаружила подозрительные масляные пятна и стала маневрировать, чтобы обойти их. Маневрируя, экипаж не заметил, как оказался в шведских водах. Такое объяснение причин аварии прозвучало в деле U-137 в первый раз. Во время опроса А. Гущина и многочисленных неофициальных бесед Аврукевича со шведскими военными, помнится, оно почему-то предъявлено не было. Вероятно, нашим подводникам было стыдно признаться в этом шведским морякам. Тем более, что за масляные пятна они приняли блестящие гранитные скалы шхер. И не мудрено: ведь вахтенным офицером в момент аварии был не кто иной, как замполитВ. Беседин. И вот в октябре 1997 г. при содействии Санкт-Петербургского Клуба моряков-подводников я сделал официальный запрос в архив Балтийского флота. Результат оказался неутешительным: с момента отправления запроса прошло больше года, но ни Клуб, ни я лично ответа на письмо так и не получили. Думается, и не получили. В беседах с несколькими отставными и действующими офицерами-подводниками, которые состоялись в стенах Клуба на Васильевском острове, версия А. Булахтина была вновь подтверждена автору этих строк. Как это часто бывает, всё оказалось банально просто и по-русски заурядно. Когда в ту злополучную ночь с 27 на 28 октября 1981 г. лодка возвращалась с учений, проходивших в южном районе средней Балтики, на дежурство заступил заместитель командира лодки по политчасти капитан-лейтенант Василий Беседин. Дежурству замполита предшествовал неприятный эпизод: подводная лодка запуталась в рыбацких сетях, и при освобождении от них была повреждена рамочная антенна, которая использовалась для грубого определения места радиопеленгатором. А затем уже пускался в ход приемоиндикатор системы «Декка», дававшей высокоточное место. Ошибка при определении места радиопеленгатором потянула за собой ошибку в секторе изолиний на специальной карте системы «Декка», что в свою очередь повлекло огромную ошибку в определении места по «Декке», причем эта ошибка росла от всплытия к всплытию и достигла в конце концов ошеломляющей цифры — 60 миль. И это при том, что ширина Балтийского моря в этой части не превышает 100 миль! Старший лейтенант Коростов, молодой, но считавшийся достаточно опытным штурманом, пользовался полным доверием командира лодки, минера по исходной специальности, который был далек от контроля своего навигатора, как это предписывалось инструкциями. А зря! Штурман не удосужился проверить точность места резервными, испытанными способами. Берегов не было видно, а с секстаном он явно не дружил, ограничиваясь простейшими манипуляциями с английской РНС «Декка». Как пишет Сергей Апрелев, капитан 1 ранга в запасе, опытный подводник, в то время — командир дизельной подводной лодки, штурман Коростов испытывал какие-то сомнения относительно полученного места, но, понимая, что при скорости 3 узла (5,5 км/ч) дизельная субмарина за полдня до следующего всплытия далеко не убежит, а при очередном всплытии на зарядку аккумуляторной батареи всё выяснится, о своих сомнениях командиру не доложил… Старший на борту — капитан 1 ранга и заместитель командира 57-й бригады подводных лодок, базировавшейся в Палдиски (Эстония), Иосиф Аврукевич — со своей стороны также не контролировал работу Гущина. Капитан 1 ранга Аврукевич слыл знающим офицером, интеллигентным и выдержанным, а с точки зрения карьеры считался весьма перспективным — он должен был вскоре стать комбригом. «Скороспелый» военный моряк В. Беседин весьма смутно представлял, как управляют кораблем, потому что у него на борту были совершенно иные задачи. Наконец лодка всплыла, продула балласт, а командир, наивно полагая, что подлодка находится в самом центре Балтийского моря (так ему показал штурман), утвердил курс 30 градусов, и корабль заскользил по поверхности. В 20.00 в ночь с 27 на 28 октября на вахту заступил замполит В. Беседин. Было уже темно, горизонт чист. Вахтенный офицер поежился: было зябко, но на море был почти штиль, после вахты можно будет отдохнуть, и в предвкушении приятного события он бодро крикнул сигнальщику: — Ну, что, старик: покажем, как надо бдеть на вахте? — Так точно, товарищ капитан-лейтенант, — вежливо согласился старшина. Поэтому вместо курса в открытое море С-363 устремила свой бег к акватории главной военно-морской базы Швеции — Карлсруне. Лодка шла в надводном положении, светила луна, и вдруг прямо по курсу стали появляться темные блестящие пятна, напоминавшие разлитый каким-то нефтеналивным судном мазут. На самом деле этими пятнами были влажные, едва скрытые водой скалы карлскрунских шхер. В ночной темноте, разбавленной пробивающимся из-за облаков лунным светом, замполит Беседин начал старательно маневрировать, посвятив дальнейшую вахту уклонению от «мазутных пятен». «Ловко и умело» маневрируя, он привел подлодку сначала в шведский оборонный район, а затем посадил ее на мель всего лишь в нескольких милях от штаба шведской базы. Возьми замполит во время последнего манёвра несколько левее — и подлодка гордо проследовала бы по секретному фарватеру прямиком к карлскрунской набережной! Остается только восхищаться «мастерством» «комиссара» В. Беседина и «эффективностью» средств обнаружения и оповещения главной военно-морской базы шведов! Судьбой непосвященного руководит сам господь Бог! Подлодка, следуя курсом 316°, выскочила на камни и замерла на них с небольшим креном на левый борт и дифферентом 2° на корму. В Санкт-Петербургском Клубе моряков-подводников мне также рассказали, что инцидент со «Шведским комсомольцем» (по аналогии с названиями дизельных лодок той поры) в 1981–1982 гг. широко обсуждался на всех флотах и флотилиях и побудил Главкома ВМФ СССР издать приказ, согласно которому впредь категорически запрещалось использовать замполитов в качестве вахтенных офицеров на всех типах подводных лодок. Признаться, мне как участнику событий всё представлялось несколько иначе, а потому я воспринял вышеприведенный рассказ подводников с оттенком личной обиды. Воображение рисовало более изощренные обстоятельства, приведшие лодку на место аварии, которые хоть как-то оправдывали бы те физические лишения, моральные и политические издержки, которые потом пришлось испытать и ее экипажу, и советскому посольству в Стокгольме, и командованию Балтийского флота, и наконец — советскому государству. Но спустя какое-то время, когда нам открыли глаза и не на такие головотяпства в масштабе бывшего Советского Союза, я понял, что всё тогда было возможно. Обидно, горько, но это так. Понятное дело, что слишком свежая «обида за державу» мешает пока нашему военно-морскому руководству открыть архивы по делу U-137. Видно, еще не пришло время окончательно снимать с него гриф секретности. Не хочется думать, что у руководства Архива просто нет ни средств, ни желания навести элементарные справки и хотя бы ответить автору. «Визит» U-137 в Швецию породил там перископную болезнь. Шведам повсюду стали мерещиться советские подводные лодки, и в соответствии с новым приказом они не жалели теперь глубинных бомб, чтобы заставить непрошенных гостей подняться на поверхность. Но на поверхность всплывала лишь оглушенная рыба. Понадобились годы, многочисленные заверения уже российских политиков, а также усилия самих шведов, чтобы внести в этот вопрос хоть какую-то ясность. Упомянутый выше А. Булахтин рассказал корреспонденту «Известий», что по возвращении U-137 на базу капитан 1 ранга И. Аврукевич был уволен из рядов вооруженных сил, а капитан 3 ранга А. Гущин снят с должности и списан на береговую службу. Я предпринял попытку разыскать хоть кого-нибудь из членов экипажа U-137, но сделать это в условиях распада государства, которому они тогда служили, практически невозможно. Я получил данные о том, что часть офицеров, плававших на лодке, сейчас, возможно, проживают в Калининградской области, а остальные обосновались в прибалтийских странах. Что касается главных участников событий с нашей стороны, Иосифа Аврукевича и Анатолия Гущина, они категорически отказываются встречаться с кем бы то ни было, что неудивительно. Их личная вина в этом инциденте очевидна. Зато их бывший коллега — замполит Беседин, — напротив, не чурается корреспондентов, особенно шведских. Да и в Швеции он частый гость. По имеющимся у меня сведениям, он даже читает там какие-то лекции. Наверное, что-то вроде «партийно-политического обеспечения посадки подлодок на мель в водах нейтрального государства». Налицо комплекс Герострата! Что же стало с самой лодкой? Ходили слухи, что U-137 давно разрезали автогеном «на иголки», а металл отправили на переплавку, чтобы заставить служить его в другом месте своей страны. Утверждали также, что ее перекупил какой-то досужий миллионер то ли из Бельгии, то ли из Голландии и устроил из нее аттракцион для туристов, где основным пунктом программы является угощение в импровизированном баре напитком «Whiskey on the Rocks». В шведском городе Скара, в парке развлечений «Летняя страна», имеется подводная дизельная лодка, привезенная из Голландии, куда в постперестроечные годы Балтийский флот отправил ее на лом. Она тоже носит номер U-137, хоть и не является ею. Там она считается «символом нарушения шведских территориальных вод советскими моряками». Интересно, как таким символом может служить другая лодка? Кто объяснит такой парадокс шведским ребятишкам? Недавно председатель оргкомитета Клуба моряков-подводников капитан 1 ранга И.К. Курдин, служивший старпомом на погибшем впоследствии у берегов США атомном ракетоносце К-219, передал мне одну фотографию, на которой я сразу узнал до боли знакомый силуэт. Один из его знакомых сделал этот снимок в Кронштадте в середине 1990-х. С-363, проржавевшая и помятая, стоит со своими собратьями в каком-то отстойнике и терпеливо ждет своей участи. Какой? Да, незавидная у нее оказалась судьба. А жаль. Подводная лодка С-363 этого не заслуживает. Она ни в чем не виновата. Впрочем, безвременье в армии и во флоте продолжается, и бедный корабль не одинок в своих мытарствах. Секретная экспедиция 1784 года О причинах появления советской субмарины в Швеции говорилось и до сих пор говорится самое разное, но большинство СМИ и официальная пропаганда страны сходятся на том, что она появилась там преднамеренно и с разведывательной миссией. Ни один здравомыслящий военный моряк, политик, журналист или контрразведчик Швеции никогда не поверит в то, что русские могли поставить на карту свои отношения со Швецией ради эфемерной цели высадить или взять на борт своего секретного агента, собрать данные об обороне Карлскрунской базы и т.п. О советских военных и политиках можно было говорить много, но такими глупцами они никогда не были. А вот двумястами годами раньше такой риск был вполне оправдан. В морских войнах на Балтике в конце XVIII столетия решающее значение приобретала гидрографическая осведомленность. Навигационные условия в Балтийском море были осложнены наличием мелей, рифов, шхер и сложной конфигурацией береговой линии. Не удивительно, что потери военно-морских флотов по навигационным причинам превышали боевые. Недостаток гидрографической информации сильно влиял на ход сражений и вынуждал моряков делать промеры глубин уже в ходе боя, что, конечно, суживало возможности манёвра и скорость эскадры. Отношения Швеции с Россией в конце XVIII в., мягко говоря, были натянутыми. Швеция еще не отказалась от политики реванша и восстановления королевства в прежних границах. Уже с середины XVIII в. все прибалтийские страны установили строгий режим в части обращения с гидрографическими сведениями, а шведы ввели запрет на публикацию подробных карт не только морских портов, важных в военном отношении, но и других участков побережья. Естественно, это вызывало у соседей обратную реакцию: возникало стремление при каждом удобном случае организовать тайные съемки и раздобыть недостающую информацию. Наибольший интерес в этом отношении представляла Карлскрунская база. Даже в соседней Дании пользовались картой Карлскруны, составленной датским шпионом Йенсом Сёренсеном еще в 1686 г. Примерно в таком же положении находилась и чертежная мастерская Адмиралтейской коллегии в Петербурге. Первые промеры глубин и гидрографические изыскания в этих местах были проведены кораблями русской эскадры под командованием адмирала Мишукова в августе 1756 г. Результатом их явилась «Карта морская специальная на часть Балътискаго моря на вход с моря в шветской главной порт Карле Крон <…> Сочинено августа 26 дня 1757 года». Естественно, карта была засекречена, размножена и выдана на «все положенные по штату корабли <…> по одной карте». Сама императрица Елизавета высочайшим рескриптом от 7 октября 1757 г. «изволила опробовать учиненное главной шведской гавани описание» и пожаловала производившему съемки штурману Николаю Долгому денежную награду. Кроме карты Н. Долгого в распоряжении у русских каким-то образом оказались 2 шведские секретные карты Карлскруны: «Шведская карта шхер в районе Карлскруны по описи, произведенной со льда в 1758–1763 гг.» на шведском языке, а также «Charta ofver Carlscrona skargard ifran langoren» за подписью «Wallmann» (с определением долготы 12°30'). Кроме того, в лоции Балтийского моря при описании Карлскруны говорится: «Смотри специальную на Карлскрон английскую карту». Имеется в виду карта английского адмирала сэра Джона Норриса (1660–1749 гг.), которая в 1719–1721 гг. курсировала у берегов Швеции, защищая их от нападения русского галерного флота. Известно, что во время этих плаваний англичане составили много морских карт, которые были изданы потом в Лондоне в 1728 г. В лоции содержится примечание ее автора гидрографа А.И. Нагаева: «Плывущим в Карлскруну не полагаться на английскую карту и лучше брать лоцманов!» Как попадали шведские секретные карты в распоряжение Адмиралтейской коллегии, можно лишь догадываться. Не следует забывать, что российская разведка и дипломатия активно участвовала в это время во внутрипартийной борьбе «колпаков» и «шляп». Русские выступили на стороне «колпаков», а наш посол в Стокгольме граф Разумовский поддерживал контакты с врагом короля Сустава III и руководителем шведской разведывательной службы Карлом Спарре. Упомянутые карты были, конечно, далеки от совершенства, страдали досадными неточностями и в практических делах были малопригодны. Для ликвидации этого пробела в 1784 г. было решено послать в район Карлскруны и Гётеборга специальную гидрографическую экспедицию. Инициатором ее оказалась императрица Екатерина II. В мае 1784 г. вице-президент Адмиралтейской коллегии граф И.Е. Чернышев получил от нее следующий приказ: Граф Иван Григорьевич! Повелеваем из числа назначенных к мореплаванию в нынешнем году судов две легкие и удобные отправить к шведским берегам, именно одно к стороне Карлскроны, а другое к стороне Готенбурга, приказав начальствующим на оных промерять тамошние шхеры, и вообще на все тамошние места сделать нужные наблюдения <…> Начальники долженствуют себя предъявлять, что им поручены промеры и наблюдение в пользу навигации купеческой… Как видим, дотошная императрица даже позаботилась о легенде, под которой должны были выступать экспедиционеры. Граф Чернышев «взял под козырек» и немедленно приступил к рганизации похода. Для этого он выделил фрегат «Гектор» под командованием капитана 1 ранга Николая Фёдорова и фрегат «Возьмислав» под командованием капитана галерного флота Александра Берга. Команду укомплектовали сверх штата штурманом, штурманскими учениками, геодезистами и переводчиками, владевшими шведским и датским языками. Каждый фрегат снабдили катером. Директору Морского шляхетского корпуса (военно-морского училища) И.Л. Голенищеву-Кутузову было приказано собрать все имеющиеся в распоряжении Адмиралтейской коллеги карты Карлскруны и Гётеборга и сочинить для капитанов судов подробные инструкции. Инструкция, данная Фёдорову, предписывала проводить съемки, опираясь на о-в Борнхольм, картографированный с высокой степенью надежности, и повторить плавание от острова до Карлскруны многократно. Фёдоров должен был поправить полученную из Адмиралтейской коллегии карту новыми съемками, а при достоверности карты дополнить ее измерениями глубин. Подобную же инструкцию по отношению к заливу Гётеборга получил и Берг. И тут произошло непредвиденное. Поскольку Швеция так же нуждалась в гидрографической информации о русских берегах, как Россия — о шведских, посол Швеции в Петербурге неожиданно сделал русскому министерству иностранных дел запрос на разрешение майору ВМС Швеции Эрику Клинту морской экспедиции к о-ву Эзель! И что примечательно: Клинт, военный моряк, служивший в Карлскруне, а вернее, в картографическом депо под руководством адмирала Юхана Нурденанкера, отвечал за составление карт и теперь должен был произвести астрономические наблюдения и промерить глубины в интересах коммерческого мореплавания! Призрак шпионажа бродил по Балтийскому морю и призывал: «Шпионы всех стран, объединяйтесь!» Екатерина II, подкупленная вежливостью и учтивостью шведов (свою-то экспедицию она отправила без всякого уведомления Стокгольма!), не могла отказать в разрешении Эрику Клинту поработать для пользы «шведских купцов», но приказала «внушить послу, что Е.И.В., вознамерясь для такого же предмета отправить отсюда 1 ранга капитанов Фёдорова и Берга, надеется, что и со стороны Его Шведского Величества равномерное дано им будет дозволение измерять глубину морскую при шведских берегах для препорученного им сочинения морской карты». Думается, императрица поступила весьма мудро, раскрыв свою экспедицию перед шведами за счет «равномерного дозволения». Внесли изменения в инструкции для капитанов фрегатов, добавив в нее в случае с Фёдоровым следующую преамбулу: «Взаимная польза купеческой навигации требует, чтоб берега, проходы и карты, елико возможны были известны, и сим уменьшилось число бедствий, происходящих от мореплаваний, а как мало очень сведомы и необстоятельно на карты положены берега Ботнического залива, также и разные проходы в шхерах и входы и выходы в Карлскрон, куда по соседству и распространению коммерции плавание хотя и есть, но приумножалось бы конечно гораздо более <… > если бы не было сей препоны». При заходе в Карлскруну Фёдоров должен был поставить в известность о своих намерениях «снять препоны» при плавании в Карлскруну командира Карлскрунской базы. Что из этого вышло, мы скоро увидим. В июне 1784 г. фрегаты вышли в море. Фёдоров, выполняя инструкцию, начал свой гидрографический «танец» от Борнхольма 33 . Зайдя в Карлскруну, он нанес визит командующему базой адмиралу Эренсверту и вручил ему текст памятной записки, объясняющей цель его экспедиции. К своему удивлению, он услышал от шведа совершенно обескураживающий ответ: Карлскруна — чисто военный порт и в коммерческих целях не используется! Кроме того, к услугам каждого иностранного судна в Карлскруне имеется лоцманская служба. Эренсверт попросил Фёдорова подождать со съемками, пока не придет подтверждение разрешения от короля, который со дня на день должен был вернуться в Швецию из Штральзунда. Кислое настроение русского капитана описывать не беремся, а выражения, которые он выбрал для своих шефов в Петербурге, до наших ушей не дошли. Фёдоров попросил шведского адмирала разрешения послать на съемки у входа в гавань хотя бы тузик. Адмирал сдался, и две шлюпки со штурманами вышли в море. За ними неотлучно следовали малые шведские боты. Тем не менее, штурманы вернулись довольные: съемки были осуществлены с высокой точностью. Но радости Эренсверту это не доставило, и на следующий день он учтиво попросил Фёдорова шлюпок в море больше не посылать, «ибо в городе происходит разная молва». Он вручил капитану шведские гидрографические сведения, полностью подтвердившие результаты русских съемок накануне. Более того, адмирал сообщил о скором издании новых шведских карт карлскрунской акватории и обещал их подарить русским морякам. Фёдоров поблагодарил адмирала за «ласковость» и сообщил о разговоре с послом в Стокгольме Риманом. 4 августа Риман со ссылкой на беседу с первым министром Швеции написал Фёдорову в Карлскруну, что снимать карты портов и глубин в них запрещено, особенно в Карлскруне. Обсервации и съемки береговой линии не запрещались. В приложении к своему письму посол выслал Фёдорову карты Каттегата, Бельтов и Зунда, а также берегов от Сёдерхамна до Стокгольма, входившие в атлас Балтийского моря контр-адмирала Юхана Нурденанкера: «Сии карты еще никому сообщены не были, они только что на прошлой неделе вышли из печати». «Гектору» в Карлскруне больше нечего было делать, и Фёдоров, взяв лоцмана, двинулся в обратный путь. По дороге он делал замеры глубин, измерял пеленги и дополнил уже имевшиеся карты новыми гидрографическими сведениями. К своему отчету в Адмиралтейской коллегии он приложил также купленную им лоцию на шведском языке и шведский компас. Всё это представляло большую ценность для Балтийского русского флота: на военных кораблях таких карт не было, и многие штурманы копировали карты Нурденанкера вручную. Оригинал карты Фёдорова — Нурденанкера (или ее рукописная копия, выполненная по свежим следам экспедиции «Гектора»), кажется, сохранился, он попал в коллекцию карт графа И.Г. Чернышева. На ней показан путь судна, сопровождаемый промерами и пеленгами, в том числе подход к Карлскруне с юга, и написано: «Карта с показанием г. Карлскруна и от него с лежащими островами, крепостъми, проливами и мелями, а ныне оная через пеленги поправлена, промером глубин умножена». Кроме того, в РГА ВМФ есть ее копия, на которой показаны все промеры, сделанные Фёдоровым. … Действия А. Берга были более успешными. 8 августа 1784 г. он доложил Адмиралтейской коллегии о завершении экспедиции. Из доклада видно, что Берг, имея на руках новейшие описи датских и шведских карт, приступил к наблюдениям и промерам и выяснил, что более точны карты шведских специалистов. Однако подходы к порту Гётеборга требовали дополнительного уточнения, и Берг тщательно «пропахал» участок от о-ва Вингё до крепости Эльвсборг. К отчету были приложены карты Каттегата, Гётеборгского залива, подходов к Борнхольму, Копенгагену и Норрботтену. Труды гидрографов Н. Фёдорова и А. Берга оказались весьма кстати и имели большое значение в ходе русско-шведской войны 1789–1790 гг., давая возможность русским кораблям уверенно приближаться к шведским берегам. После Эландского сражения 26 июля 1789 г. шведский флот укрылся в Карлскруне, и когда возникла надобность осмотреть его, русские послали туда фрегат «Меркурий». Фрегат близко подошел к порту Карлскруна и обнаружил в нём 15 шведских кораблей. Полученные разведданные были использованы в весенне-летней кампании 1790 г. Думается, труды шведского майор Эрика Клинта под Эзелем тоже не пропали даром. Секреты для того и существуют, чтобы их добывали. Часть вторая. Перископная болезнь Вступление Через 25 лет с момента событий, описанных в первой части книги, все шведские СМИ отметили этот «юбилей». На протяжении этих двух с половиной декад официальный Стокгольм, военные и СМИ с завидным упорством продолжали придерживаться версии о «злонамеренном» заходе в 1981 г. советской подлодки U-137 в запретный район в Карлскруне и обвинять Советский Союз, а теперь и РФ в нарушении суверенитета страны при помощи подводных лодок. Советские, русские ПЛ видели каждый день, один раз даже в заливе Мэларен, в нескольких десятках метров от королевского дворца. ВМС Швеции мобилизовали все наличные силы и средства, чтобы застичь нарушителей на месте преступления и заставить их всплыть на поверхность. Они методично обрабатывали морские площади глубинными бомбами и не раз обещали общественности показать истинное лицо нарушителей. Увы, кроме оглушенной рыбы и всякого мусора, со дна моря ничего поднять не удалось. По подсчетам независимых экспертов, вся эта противолодочная эпопея обошлось шведским налогоплательщикам в кругленькую сумму в размере 3,5 млрд крон, или более 500 млн долларов. ВМС страны добились многократного увеличения своего бюджета. Отношения с великим соседом на востоке были заморожены и практически свелись к поддержанию дипломатического присутствия в столицах. Население поразил «перископный» синдром: всем и повсюду мерещились перископы и подводные шпионы. Военные охотно подбрасывали журналистам всё «новые» факты вероломства русских, а СМИ послушно их заглатывали и спешили донести до умов испуганных обывателей. Но в стране все-таки не все приняли на веру эту оголтелую и огульную антирусскую пропаганду. Находились люди, которые не верили заявлениям своих военных, якобы русская подлодка пришла в 1981 г. в шведские воды со специальным заданием, но их голос был слаб, их шельмовали, обвиняли в непатриотичном поведении, не предоставляли возможности донести иную точку зрения до широких слоев населения. Такова на поверку хваленая шведская демократия, являющаяся своеобразным эталоном для некоторых российских либералов. Определенный прорыв в этом отношении удалось сделать т. н. «Гражданской группе (ГГ) по расследованию инцидентов с иностранными подлодками», работающей с 1994 г. В ГГ нет всемирно известных имен, но состав ее активистов впечатляет: в нее вошли около сорока представителей творческой и технической интеллигенции, военные, советники юстиции, конструкторы, профессора, редакторы, послы, инженеры, переводчики, доценты, учителя, журналисты и др., которые не смогли смириться с вопиющими нарушениями принципов демократии. Расходясь в частностях, они сошлись в главном, подвергнув сомнению официальную версию, и попытались внести ясность в запутанную картину, предложив достойный выход из тупика, в котором по вине военных оказались и правительство, и общественность. Результаты этой работы, проведенной на добровольных началах при активном противодействии официальных кругов и военных, оказались не менее впечатляющими, чем события, связанные с «подводной войной». Раздались трезвые голоса и в соседней Норвегии, пережившей такую же «перископную» болезнь. Глубокое и детальное исследование на тему неопознанных подводных объектов (НПО) предпринял норвежский независимый журналист-публицист Бъёрн Братбак, автор многочисленных статей на эту тему и книги «Они создали миф?» 34 . Согласно его заключению, появление загадочных подводных лодок в норвежских фиордах также относится к области досужих вымыслов. Ниже приводятся результаты расследований Гражданской группы и Б. Братбака и выводы, к которым они пришли 35 . Официальные расследования НПО Первое официальное расследование было посвящено выяснению обстоятельств захода U-137 в Карлскруну, для чего в 1982 г. была спешно создана т. н. комиссия Андерссона — Бильдта (ПК-82). Комиссия ПК-82 состояла исключительно из одних «ястребов», в ней не было ни технических экспертов, ни юристов, и тон в ней задавали военные. Сделанные по горячим следам аварии ПЛ выводы были однозначными и непреклонными: Советы нарушили суверенитет Швеции намеренно, лодка была послана в район Карлскруны со шпионским заданием. Через год подвела свои итоги комиссия ПК-83, состоящая из одних политиков и назначенная по указанию тогдашнего министра обороны Бёрье Андерссона. Комиссия и правительство тогда расценили инцидент с U-137 как подтверждение прозорливости военных, которые считали, что подводный шпионаж русских начался еще в 1980 г. в Стокгольмских шхерах, когда в районе о-ва Утё шведские ВМС в первый раз бомбили неизвестную подводную лодку на поражение. Между тем Соллентунская фирма «Иншенёшфирма — подводные фотосъемки» однозначно доказала, что глубинные бомбы в районе Утё падали не на подводную лодку, а на остов затонувшего судна и кучу кирпичей, но ни военные, ни правительство на это почему-то(!) не обратили внимания. Комиссия 1982 г. была назначена еще и потому, что количество случаев нарушения шведских вод после карлскрунского инцидента с U-137, согласно сведениям из военно-морского штаба, существенно возросло. Казалось бы, после унижения, который Советский Союз пережил после карлскрунской эпопеи, его подводные лодки должны были за сотни километров обходить шведские воды, но не тут-то было! «Твердолобые» русские увеличили свое присутствие уже в 1982 г. чуть ли не в 40 раз! С этим надо было что-то делать! И ПК-83, призванная, вероятно, для того, чтобы политически оформить версию военных, успешно выполнила свою задачу. Комиссия была задумана Андерссоном как парламент в миниатюре, в нее вошли 3 социал-демократа: Свен Андерссон — председатель комиссии и бывший министр обороны и иностранных дел, Олле Свенссон — член риксдага, политический редактор газеты «Фолькет» и Май-Лис Лёёв — председатель союза женщин-социал-демократок, а также 1 член Партии центра Ларе Элиассон — бывший губернатор и 1 умеренный коалиционер Карл Бильдт — член риксдага и будущий премьер-министр. Наибольшую активность проявляли Карл Бильдт и Свен Андерссон. Остальные 3 члена, по меткому высказыванию эксперта комиссии Свена Хелльмана, находились в положении заложников. Выводы комиссии, оглашенные в апреле 1983 г., были восприняты обществом как сенсация: 1. В упомянутом выше инциденте в заливе Хошфьерден участвовали 6 подлодок, из которых 3 были так называемыми сверхмалыми (СМПЛ). (ВМС тут же выступили с заявлением, что это только цветочки, ягодки будут впереди!) 2. Упомянутые подводные лодки все без исключения принадлежали Советскому Союзу. (Премьер У. Пальме тут же сочинил ноту протеста и через посла Бориса Панкина передал ее в Москву). 3. СМПЛ оказались настолько хитрыми и наглыми, что осмелились зайти в Стрёммен, т. е. проникли в самый центр шведской столицы к стенам королевского дворца и подъезду «Гранд Отеля»! (Жителям Стокгольма была предоставлена уникальная возможность обнаруживать перископы прямо из окон своих квартир, из салонов автомобилей и многочисленных офисов, и они этой возможностью не преминули воспользоваться.) В подтверждение выводов комиссии на «бедных» шведских военных лавиной обрушились наблюдения очевидцев об обнаружении чужих подлодок на восточном побережье Швеции. Военные достойно приняли вызов и приступили к проведению беспрецедентной по времени и масштабам операции по поиску мнимых нарушителей. Комиссия Андерссона славно поработала и тихо сошла со сцены. «Комиссия <…> вызвала к жизни литургию, которая не терпела противоречий и вопросов», — скажет о ней позже Леннарт Будстрём, посол Швеции в отставке. После нее по стране прокатилась настоящая истерическая кампания. Главными и безусловными героями последующих 15 лет стали шведские военные моряки. И это было справедливо: о них в последнее время успели подзабыть, правительство приступило к сокращению государственных дотаций на постройку «океанского флота», ограничиваясь заказами скромных сторожевых кораблей и торпедных катеров. С появлением «советских подлодок» у королевского дворца такое безобразие прекратилось, и деньги по решению риксдага широким потоком потекли в кассу адмиралов, командоров и капитанов. Так продолжалось 11 лет, пока на арене не появилась Гражданская группа со своими отрезвляющими заявлениями. По настоянию ГГ шведское правительство 23 февраля 1995 г. было вынуждено назначить новую комиссию — ПК-95. В нее вошли 5 человек, двое из которых были предложены ГГ: профессор Высшей технической школы Ёран Гримвалль (физик) и профессор гражданского права Анна Кристенсен. Возглавил группу профессор Ханс П. Фошберг, бывший руководитель Инженерно-научной академии. Предложение ГГ включить в комиссию независимого иностранного эксперта удовлетворено не было. Согласно выводам ПК-95, сделанным в декабре того же года, с 1981 по 1994 гг. ВМС Швеции зарегистрировали 4 700 случаев 36 нарушения морской границы страны неизвестными подводными объектами (НПО). Только в одном случае, а именно при аварии советской подводной лодки в Карлскруне в октябре — ноябре 1981 г., удалось достоверно установить национальную принадлежность нарушителя. Тем не менее, этого единичного случая оказалось достаточно, чтобы указанная выше комиссия с уверенностью назвала виновника остальных 4 699: это, несомненно, Советский Союз, а потом — Россия, преемница СССР, потому что никакому другому государству не придет в голову нарушать шведский суверенитет. Такова логика рассуждений официальной Швеции. ПК-95 в очередной раз повторила заключения предыдущих расследований. К каким же выводам пришла ГГ? Они кратко сводятся к следующему: — радиоразведка шведской обороны за 15 лет работы ни разу не перехватила ни одного радиосигнала, свидетельствующего о проведении в шведских водах незаконной деятельности под водой; — правительственная комиссия в своем расследовании даже не поднимала вопрос о том, чтобы сравнить перехваченные военными акустические сигналы, принадлежащие подводным нарушителям, с картотекой сигналов, хранящихся в ВМС Швеции, по которым можно однозначно идентифицировать любое военное судно; — статистика оперирования подводных лодок в Балтике свидетельствует о постоянном их сталкивании с рыбацкими сетями (взять хотя бы нашу U-137). ГГ провела тщательный опрос рыбаков-профессионалов и любителей, но ни один из них ни разу не упомянул, что за эти 15 лет какая-нибудь подлодка запуталась в их сетях (ПК-95, естественно, этот факт игнорирует); — аналогичным образом ПК-95 не выявила случаев обнаружения сигналов гидролокационных средств подводных лодок, а без них, как известно, ни одна подлодка под водой и особенно в шхерах двигаться не может. Наиболее нашумевший эпизод с охотой на МПА связан с событиями в заливе Хошфьерден в октябре 1982 г. Шведские военные тогда заявили, что им удалось закупорить в заливе советскую подводную лодку того же класса, что и в Карлскруне, и что дело теперь оставалось за немногим — «выкурить» ее со дна на поверхность. Выкуривание предполагалось осуществить на глазах у публики. Для этого были мобилизованы пресса, телевидение и общественность. Вокруг залива построили трибуны для зрителей. Шоу было организовано с большой помпой и железобетонной уверенностью в успехе. В ходе его подготовки организаторы неожиданно подменили актеров: выяснилось, что залив слишком мелок для подлодок класса «Виски», поэтому срочно пришлось призвать на помощь версию о СМПЛ, вычерпанную, по признанию «эксперта по подводным лодкам» Свена Хелльмана, из помойного ведра «писателя» и предателя В. Суворова. Но публика проглотила и эту наживку: какая разница, кто там сидит под водой, главное было насладиться зрелищем! Да что там публика: всё шведское правительство во главе с Карлом Бильдтом было вовлечено в эту аферу и вслед за военными фокусниками повторяло магические слова: «Советская подводная лодка! Всплыви на поверхность!» — А что нам оставалось делать? — Признался журналистам в 1996 г. бывший министр обороны Андерс Тунборг. — Не нырять же нам было самим в воду! Излишне говорить «факир был пьян, и фокус не удался»: вытащить кролика за уши из шляпы не удалось. Всё кончилось вульгарным пшиком. Как и афера вокруг инцидента в Хэвринге в 1992 г. (шведскому тральщику удалось обнаружить под водой «характерные» звуки), и в заливе Саксарфьерден в 1996 г., и во всех других случаях. Еще Шекспир придумал название этому феномену: много шума из ничего. ГГ отмечает тот странный факт, что ПК-95 в своих отчетах не упоминает о таком простом способе освещения подводной обстановки, которым давно уже пользуются рыбаки, как эхолокация. С помощью эхолокаторов рыбакам удается не только обнаруживать косяки рыб, но и определять породу и размеры рыбы. В 1982 г. рыбаки, оперирующие на западном побережье Швеции, с помощью своих радаров пообещали на пари в самые короткие сроки отыскать под водой шведскую подводную лодку. Военные пошли на это пари и попытались сыграть с рыбаками в прятки. Напрасный труд! Лодка была найдена менее чем за сутки! А ведь у шведских военных моряков находится на вооружении куда более мощная, чем у рыбаков, современная гидроакустическая аппаратура. Так почему же они за эти теперь уже 30 лет ни разу не смогли похвастаться своими достижениями? Кстати, даже ПК-95 вынуждена была — хоть и косвенно и осторожно — высказать ряд критических замечаний в адрес своих военных. В первом случае основанием для критики послужило предоставление в распоряжение комиссии неоднозначно интерпретируемых фактов и доказательств: зачастую военные моряки не могли с уверенностью отличить шумы рыбацких судов от шумов подводных лодок, из-за чего достоверность инцидентов в район Аскё и Данцигер Гатт выглядела весьма сомнительной. Но только не для военных: они браво доложили, что нарушителями шведских территориальных вод являлись суда, принадлежащие странам Варшавского договора. ГГ может добавить к этой критике еще несколько пунктов. • Почему ПК-95 были предоставлены материалы только военно-морской разведки, и по каким причинам «за бортом» остались материалы общевойсковой и авиационной разведок? • Чем руководствовались ВМС Швеции, высылая в район Мюсинген и во многие другие районы собственные подводные лодки, «имитирующие действия нарушителей», и почему такие случаи были включены в статистику обнаружения НПО? По сведениям капитана 1 ранга Нильса-Уве Янссона, «лодки-нарушители» стали привлекаться к учениям с 1995 г. именно в тот период, когда волна шпиономании в Швеции стала утихать и количество загадочных инцидентов с участием НПО стало резко уменьшаться. О статистической чистоте феномена в таком случае вообще говорить не приходится. В состоянии ли обычный швед — потенциальный свидетель — отличить шведский перископ от советского? • Как могло произойти, что ВМС Швеции в 1990 г. опубликовали в СМИ фотографию «незаконной подводной деятельности в районе Эрнгрунда», на которой, как позже выяснилось, не было изображено ничего, кроме пустынного морского дна? В 1991 г. военные выступили с опровержением собственной версии, но кто его заметил год спустя? • Насколько надежны могут быть доказательства военных, основанные на данных магнитометрических систем обнаружения подводных лодок 37 ?Даже профессор Гримвалль вынужден был признать, что датчики этой аппаратуры, расставленные в шхерах Ваксхольма, часто срабатывали от сотрясений, вызванных движением электричек в районе побережья. • Почему за 15 лет бомбежек и преследований с суши, моря и воздуха шведским военным не удалось поднять на поверхность или потопить ни одной чужой подводной лодки? Между тем за время второй мировой войны с помощью средств, явно уступающих тем, которые находились в распоряжении шведских ВМС все эти годы, в водах Балтики было потоплено 46 подводных лодок. Почему? А потому, вероятно, что либо подводных лодок вообще не было, либо шведы сознательно «молотили» воду и морское дно. • Почему ПК-95 не приняла во внимание наличие в шхерах представителей животного мира вроде тюленей, морских свиней, нерп, выдр, норок и т. п., издающих звуки, напоминающие шумы кораблей? А постоянно выбрасываемые на берег трупы дельфинов? А случай с появлением в 1978 г. кашалота в балтийских водах? Формально ПК-95 не была в своих выводах относительно истинных виновников нарушений настолько категорична, как ПК-82, однако на практике члены комиссии не удержались от соблазна поэксплуатировать прежние обвинения, адресованные восточным соседям. Например, ее председатель Ханс Г. Фошберг официально заявил: «Все члены комиссии считают, что только у Советского Союза имеются рациональные мотивы для нарушения суверенитета Швеции» 38 . И тут же на всякий случай оговорился, что и шведское, и советское (русское) правительство стремятся к уменьшению напряженности в балтийском регионе. ГГ спрашивает, какие могут быть у страны, стремящейся к снижению напряженности, рациональные мотивы для подобных акций, особенно после инцидента в Карлскруне, из-за которого ее престиж и без того уже сильно пострадал? Ответа на этот вопрос в официальном Стокгольме пока никто не дал. В результате, как констатирует ГГ, постоянные неподтвержденные заявления о «подводных нарушениях» границ и «бездоказательные подозрения» на протяжении многих лет стали составной частью шведской официальной политики безопасности. (Правда, последние годы ВМС Швеции перестали бомбить свои прибрежные воды, но своего отношения к событиям конца XX века они менять не собираются.) В 1996 г. работала еще одна комиссия по подводным лодкам — т. н. «комиссия Лундина», состоящая из чиновников МИД Швеции, перед которой была поставлена задача определить на основе результатов работы ПК-95 национальную принадлежность подводных нарушителей. 22 ноября комиссия представила результаты своей работы правительству. Самая важная часть этих результатов была засекречена, и общественность о них так ничего и не узнала. То, что просочилось в СМИ, сводится к следующему «соломонову» решению: «мотивы для несанкционированного захода в шведские территориальные воды имеются как у Советского Союза, так и НАТО, однако комиссия склоняется к мнению, что мотивы русских сильнее» 39 . Здорово, не правда ли? Чем — каким прибором — измеряли шведские дипломаты эти самые мотивы, сказать трудно. Но категоричность впечатляет. Попытки добиться снятия секретности с работы комиссии не привели ни к чему: правительство категорически отвергло такую возможность, поскольку-де публикация её результатов может повредить интересам Швеции. На пресс-конференции 4 марта 1997 г. министр иностранных дел Лена Ельм-Валлен, отвечая на вопросы журналистов, привела новые причины засекречивания доклада Лундина: «Анализ может раскрыть наш рабочий подход, наши знания по вопросу, а также способы оценки и анализа». Анализ может раскрыть способы анализа! Это ужасно страшно! А может, комиссия Лундина добралась до тайны, до такого ящика Пандоры, открыть который вряд ли у кого хватит смелости и в будущем? Как это, кажется, имеет место с гибелью парома «Эстония». Можно лишь предположить, что в этом ящике вряд ли пахнет «русским духом» — иначе зачем накладывать на материалы строгое табу? «Единственной очевидной причиной для сохранения режима секретности доклада Лундина, — пришла к выводу ГГ, — является то, что секретные пассажи базируются на том же убогом методе анализа, что и опубликованные выдержки. Очевидно, что если содержание доклада станет известным, то это, несомненно, подорвет доверительное отношение к независимой позиции и компетентности Швеции в вопросах политики безопасности, которым она пользовалась до сих пор». Результаты расследований обстоятельств аварии U-137 Выводы, сделанные по свежим следам инцидента с U-137 правительственной комиссией в 1982 г. (ПК-82), показались недостаточными не только ГГ. Поспешность выводов, пристрастность и однобокость подхода комиссии Андерссона — Бильдта была очевидна всем. Поэтому чтобы охватить всю картину подводных нарушений, шведское правительство спустя 13 лет поручило это сделать упомянутой выше ПК-95. Следует заметить, что по сравнению с ПК-82 новая комиссия все-таки не стала принимать за аксиому версию военных о заходе U-137 в Гусиный залив, а поставила себе задачу разобраться в ней более подробно. Надо было все-таки представить убедительные доказательства в пользу того, что в основе всего находился приказ командования Балтийским флотом. При этом ПК-95 заняла критическую позицию по отношению к т. н. «звукам искусственного (механического) происхождения» и признала, что они имеют биологическое происхождение, иными словами, принадлежат морским животным или рыбам. Темные пятна на экранах гидролокаторов, напоминающие корпус подводной лодки, принадлежали косяку рыб. Также была установлена достоверность так называемого перекрестного пеленгования. Радиоразведка штаба обороны не могла с достаточной уверенностью утверждать, что сигналы, зафиксированные с промежутком 37 минут, принадлежали какой-нибудь подводной лодке. Но после этого объективность покинула ПК-95. Комиссия сосредоточилась исключительно на шведских материалах, не принимая во внимание сведения из зарубежных источников. Из поля зрения комиссии полностью выпали многие важные свидетели, включая Карла Андерссона, имевшего непосредственные контакты с экипажем U-137. Не были предприняты попытки взять интервью у членов экипажа лодки: капитана 3 ранга Гущина, начштаба бригады подлодок капитана 1 ранга Аврукевича, а также у их начальников. Часть из них можно было бы пригласить в Швецию, а остальных допросить по месту жительства в прибалтийских странах. Естественно, априори были отвергнуты услуги свидетелей, опровергавших версию шведских военных. Непоследовательный подход привел комиссию к запрограммированным результатам. ПК-95 была обречена на то, чтобы скатиться на проторенную дорожку, проложенную старыми мифами, голословными утверждениями и надуманными версиями шведских военморов. Между тем ГГ со своей стороны привела убедительные аргументы в пользу того, что для доказательства своей версии шведским военным пришлось пойти на подтасовки и обман, что не могло не отразиться на результатах работы ПК-95. Чем объяснялась такая непоследовательность — отсутствием собственной позиции, нажимом со стороны военных или неспособностью к объективности, — сказать трудно. Но факт есть факт: ПК-95 по существу не внесла ничего нового в выводы и заключения ПК-82. Члены комиссии ссылались на нехватку времени, но это, по мнению ГГ, выглядит неуклюжей отговоркой, поскольку речь шла о проблеме, имеющей для Швеции исключительно большое значение. Между тем, существуют результаты расследования инцидента в Карлскруне, предпринятого комиссией российских экспертов. На семинаре в Стокгольме в 1994 г. адмиралы В.П. Просвиров и В.Н. Чернавин передали ГГ следующие документы: приказ командиру ПЛ А.М. Гущину, доклад о результатах расследования причин захода ПЛ С-363 в акваторию шведской военно-морской базы, выдержки из вахтенного журнала с приложением морских карт. Эти документы были переданы Группой шведским властям, но в Швеции, в отличие от России, их быстро засекретили и спрятали в сейф. Почему? На переговорах главный военный эксперт капитан 1 ранга Эмиль Свенссон предложил русским морякам странную сделку: русские признают многочисленные факты вторжения в шведские воды, а шведы соглашаются с русской версией аварии U-137 в Карлскруне. Здорово, не правда ли? Просто, грубо и кондово, как швабра, которой моют палубу на кораблях Его Королевского величества Карла XVI Густава. Э. Свенссон напирал на «очевидные доказательства» присутствия русских подлодок в шведских шхерах, подтвержденные записями «характерных для них шумов». После переговоров он доложил правительству, что русские признали факт посылки своих лодок к шведским берегам, о чём премьер К. Бильдт поспешил объявить общественности. А вот что заявил капитан 1 ранга В.П. Бажов, руководитель российской делегации, встречавшийся с Э. Свенссоном: «Переговоры зашли в тупик. Российская сторона предложила провести совместную экспертизу звуковой записи, представлявшей, по мнению шведов, надежное доказательство присутствия нашей подлодки. Шведы однако отказались от этого, что дало нашим экспертам повод для сомнений в том, что у шведов вообще имеется материал, действительно подтверждающий их обвинения». Получается, что Э. Свенссон, мягко говоря, наврал. Излишне упоминать о том, что результаты переговоров Э. Свенссона тоже прячутся в плотно закрытом сейфе. Карл Бильдт, будучи премьер-министром Швеции, направил президенту Б. Ельцину письмо, в котором укорял главу российского государства за то, что тот плохо контролирует действия своих военных моряков. Автор далек от того, чтобы считать своего бывшего президента эффективным руководителем, но неужели Карл Бильдт, обвешанный со всех сторон «лапшой» своих военных, на самом деле считал, что он со своими обязанностями справлялся лучше, чем Ельцин? Основной вопрос, который волновал и ПК-95, и ГГ, формулировался одинаково: было ли нарушение советской подводной лодкой шведской границы намеренным, т. е. следовал ли экипаж лодки приказу и знал ли он об истинном нахождении судна, или имела место навигационная авария. От ответа на этот вопрос зависела судьба всей антисоветской и антирусской кампании, инициированной военными. Ответь на него ПК-95 отрицательно — и все рассуждения военных повисли бы в воздухе, ведь эпизод с U-137 служил им единственным неопровержимым аргументом! Официальная Швеция, а за ней все СМИ из года в год повторяли, что заход U-137 в запретный район шведской базы ВМС был намеренным. Советская версия, как известно, основывалась на том, что U-137 потеряла ориентацию в море и в район Карлскруны попала случайно из-за неблагоприятных погодных условий и поломки навигационного оборудования. Излишне говорить, что ПК-95 с завидной последовательностью подтвердила версию военных: U-137 оказалась в Гусином заливе с преднамеренным заданием. Для этого комиссии пришлось даже пойти на некоторое «улучшение» доказательной базы тринадцатилетней давности. Так, что касается погодных условий, ПК-95, вопреки первичному рапорту штаба обороны и метеорологической справке, утверждала, что погода 27 октября 1981 г. была ясной и чистой, а значит, экипаж подлодки должен был видеть, куда они попали. На самом деле на море были туман и морось. И это спустя несколько дней после аварии подтверждали командующий ВМС Пер Рюдберг, командующий южным укрепрайоном Швеции Свен-Улоф Ульсон, а также около десятка свидетелей, в том числе упомянутый в начале нашего репортажа Рольф Ульсон. Свидетели вообще не упоминаются ни в расследовании 1982 г., ни в ПК-95, потому что их не опрашивали. Достаточно заметить, что главное действующее лицо шведской стороны в драме 1981 г. — капитан 2 ранга Карл Андерссон — не был опрошен ПК-95 по вполне очевидным соображениям: свидетельские показания «Калле» плохо вписывались в рабочую концепцию комиссии. Зато в своем рвении «улучшить» результаты прежнего расследования ПК-95 попыталась пойти на прямой обман и фальсификацию данных. ГГ записала на видео интервью со свидетелем Карлом Лёфгреном, который рассказал, что капитаны 1 ранга Эмиль Свенссон (в 1981 г. он был еще капитаном 2 ранга) и Родерик Клинтебу оказывали на него давление с тем, чтобы он изменил свои прежние показания, поскольку они противоречили придуманному ими сценарию. К. Лёфгрен этому давлению не поддался, и его свидетельские показания об обстоятельствах аварии подлодки комиссией вообще были исключены. Капитан 2 ранга Карл (Калле) Андерссон, ответственный за опрос офицеров U-137, уже осенью 1981 г. докладывал начальнику базы капитану 1 ранга Леннарту Фошману о своих соображениях, касающихся возможных причин аварии лодки, — несчастный случай, но Фошман уже имел готовое и согласованное с центральными военными властями иное мнение — злой умысел. Так, уже на самом раннем этапе правительство Швеции стало заложником фальсификаций, предпринятых военными. ГГ установила, что радиолокационная станция на U-137, когда она входила в Гусиный залив, не работала — это подтверждается и данными радиоразведки ВМС Швеции. По крайней мере, за 2 часа до посадки на мель лодка шла с продутыми цистернами балласта, а значит, ее могли видеть все, кому захочется. Глубина Гусиного залива и не позволяла ей скрытно подойти к месту: в любом случае из-под воды торчала бы ее рубка. Да и вообще залив не был приспособлен для манёвра такой лодки, как U-137. Радиус ее циркуляции не меньше 500 м, а средняя осадка в надводном положении — 4,55 м. Для выполнения подобного манёвра ей необходимо постоянно включать то задний, то передний ход — примерно так, как это делает опытный водитель автомобиля, зажатый спереди и сзади другими машинами. С того места, на котором она села на мель, ее можно было развернуть лишь с помощью буксира строго вокруг оси, что, в конечном счете, и пришлось предпринять шведам при снятии лодки с мели. Спрашивается, мог ли штаб ВМС СССР послать U-137 со шпионским заданием в запретный район Карлскруны? Навигационная ошибка подтверждается и тем, что при посадке на мель она шла со скоростью около 8 уз., и удар о подводный риф был очень сильным. Балласт был продут, но лодка не могла сняться с мели самостоятельно. Это тоже свидетельствует против версии о намеренном заходе. Опытные шведские лоцманы свидетельствуют, что при указанной скорости и в условиях ночи лодке еще посчастливилось, что она не села на мель значительно раньше. При этом для всех судов Балтфлота действовал запрет не приближаться к шведским территориальным водам ближе, чем на 5 км. Интересно также отметить, что военные ни разу не поправили высказывания тех свидетелей, которые не видели подводную лодку, но слышали шум ее моторов, относя его, однако, на счет шведских судов, участвующих в манёврах. На самом деле манёвры проводились в другом месте, и свидетели никак не могли их услышать. Военные утверждают, что U-137 намеренно изменила свой курс в том месте, где маяки Флейта и Камбала оказываются в створе, а маяк на Утлэнгане переходит из красного в зеленый сектор. По их мнению, командир лодки якобы в этот момент понял, где она находится, и стал углубляться в запретную зону. В пользу этого предположения, по мнению шведских военных, говорит морская карта, взятая у командира подлодки, на которой проложен ее курс до и после входа в Гусиный залив. Курс лодки действительно резко изменен, но это никоим образом не подтверждает версию о том, что командир точно знал в тот момент, где он находится, и куда следовало дальше плыть. Не надо забывать, говорит ГГ, что командир полагал, будто находился в то время на 100 км к юго-востоку от Карлскруны, а резкие перемены курса свидетельствуют о маневрировании для предупреждения столкновения с опасными объектами. Лодка вошла в залив с одним работающим двигателем правого борта. Другой двигатель в это время использовался для зарядки батарей. Всё это значительно ухудшило маневренные возможности лодки. (Свидетели потом говорили, что слышали шум моторов от двух подводных лодок. Эффект присутствия двух лодок объясняется тем, что двигатели U-137 работали в разных режимах, отличающихся по числу оборотов.) Член ПК-95 проф. Гриммваль, тем не менее, считает, что U-137 шла под дизелями исключительно для того, чтобы ввести в заблуждение шведские силы противолодочной обороны, потому что их шумы мало отличаются от тех, что издают рыболовецкие суда. Вот если бы лодка шла под электромоторами, то, мол, служба наблюдения и оповещения ее сразу бы засекла. Но если русские знали, куда они вошли, то зачем же они загнали себя в тупик, из которого не было выхода? Профессор Гриммваль, не моргнув глазом, отвечает, что «они это поняли слишком поздно» в отличие от сообразительного профессора. Прижатый вопросами дотошных экспертов из ГГ, Гриммваль был вынужден вкладывать новый смысл в термин «намеренный заход U-137 в шведские воды». Оказалось, что он под этим понимает не выполнение ею полученного приказа или задания, а «осознание того, где лодка находится в данный момент». Спрашивается, профессором каких наук является Гриммваль, и на кого рассчитаны подобные рассуждения? С другой стороны, капитан 1 ранга Эмиль Свенссон обвинил русских в том, что они, чтобы скрыть свой истинный замысел, якобы сфабриковали записи в вахтенном журнале. Э. Свенссон ссылается на то, что сразу после посадки лодки на мель и до того, как были сделаны подчистки и подтирания в журнале, шведам удалось сделать из него выписки. Однако позже выяснилось, что полученные шведами выписки ни в коей мере не противоречат версии, предъявленной русскими в свое оправдание во время опроса А. Гущина. Да и профессор Гриммваль вроде тоже не подвергает сомнению достоверность записей, сделанных на борту U-137. Очевидно, когда выгодно, шведы не гнушаются делать ссылки на документы русских, но когда документы противоречат их версии, их объявляют фальсифицированными. Кстати о фальсификации вахтенного журнала, который является секретным документом независимо от того, содержит ли он записи навигационного свойства или какие-либо другие. Так вот, если принять утверждения шведских военных о том, что он подвергался коррекции, то это вовсе не означает, что советские моряки пытались утаить от них сведения о навигации. Ведь в нём могли быть зафиксированы и другие секретные сведения, которые было вовсе не обязательно показывать представителям чужого государства. Приняв во внимание всё вышеизложенное, ГГ констатировала, что версия ПК-95 о намеренном заходе советской подлодки в южный укрепрайон Швеции не выдерживает самой элементарной проверки, а инцидент с U-137 при всей своей необычности имеет все признаки навигационной аварии. Сухой, четкий и беспристрастный вывод, типичный для шведов. Однако история с U-137 демонстрирует, что шведы бывают разные, в том числе по части беспристрастности. Что же произошло на борту ПЛ U-137 в ту несчастную ночь с 27 на 28 октября 1981 г.? А там имело место коварное сочетание объективных технических неполадок с субъективным человеческим фактором с поправкой на известную российскую расхлябанность. Дело в том, что если бы экипаж лодки был более опытным и подготовленным, он и в сложной ситуации, в которую попало судно, сумел бы найти правильное решение. Но экипаж U-137 был сформирован поспешно с прикомандированием специалистов, набранных, как говорится «с бору по сосенке» со всей бригады. Подлодка находилась в первом после среднего ремонта учебном плавании, поэтому вместе с командиром лодки А. Гущиным в поход старшим на борту вышел капитан 1 ранга И. Аврукевич. ГГ считает, что попадание лодки в рыбацкие сети за 9 дней до аварии хоть и привело к повреждению рамочной антенны пеленгатора, использующегося для определения места корабля в открытом море, но неисправность была не настолько серьезна, чтобы подготовленный специалист с ней не справился. С этим трудно не согласиться. Однако этого не произошло: офицеры оказались не на высоте положения, а начштаба бригады И. Аврукевич также проявил халатность и безответственность, и никто не удосужился проверить техническое состояние злополучной рамки. В результате невязка (ошибка в месте) составила 104,2 км по пеленгу 343° от истинного местонахождения подлодки. В этом вынуждены были признаться адмиралы В. Просвиров и В. Чернавин, выступившие в 1994 г. на организованном ГГ семинаре. U-137 перед выходом в учебное плавание находилась в ремонте, экипаж лодки был сформирован практически заново, и хотя прошел необходимый курс подготовки, жизнь показала, что уровень его подготовленности к практическому плаванию был явно недостаточным. Что было, то было. Из песни слов не выкинешь. Расхлябанность и безответственность, поразившая всю страну и в конечном итоге приведшая к ее развалу, достигла и флота. Много лет спустя после этих событий автору было предоставлено право ознакомиться с отчетом офицера контрразведки Балтийского флота ВМФ СССР, архивированным в недрах ФСБ РФ. В нём однозначно говорится, что никакого намерения заходить в акваторию шведской базы ВМС в Карлскруне у экипажа подлодки не было. После удачных учений в районе датского о-ва Борнхольм U-137 взяла курс на Балтийск, но сразу же попала в рыбацкие сети и повредила рамочную антенну пеленгатора. В результате корабль вместо того, чтобы держать курс на восток, двинулся на север. Старший на борту и командир подлодки праздновали успешное завершение учений, а вахтенным офицером заступил замполит Василий Беседин. Он находился на мостике вплоть до того момента, когда лодка вошла в Гусиный пролив. Блестевшие в лунном свете гранитные поверхности мокрых шхер были им приняты за масляные пятна, разлитые проходившими судами, и он приказывал рулевому их осторожно обходить, пока лодка не села на мель. Кстати, в длинном фильме, сделанном шведским ТВ-1 в 2006 г., в котором Беседин дает пространное интервью о событиях 25-летней давности, бывший замполит словно воды в рот набрал и ни еловом не обмолвился о подробностях своей тогдашней вахты. Умолчал он и о присутствии или отсутствии на борту U-137 ядерных торпед, а шведы почему-то его об этом не спрашивали. Зато он охотно повторял историю о том, что в случае ее штурма шведскими «коммандос» командир лодки должен был ее взорвать. Шведско-русский семинар 1994 г В январе 1994 г. группа шведских активистов поместила в газете «Дагенс нюхетер» воззвание к общественности и властям с предложением внести наконец ясность в вопрос об иностранных подводных лодках, поскольку ни правительство, ни СМИ, ни военные до сих пор этого не сделали. Речь идет об известной нам уже «Гражданской группе по вопросам подводных лодок». ГГ проинформировала риксдаг и Госдуму (и, что примечательно, также и СЭПО — полицию безопасности!) о своих намерениях досконально изучить вопрос о присутствии в шведских водах иностранных подводных лодок и осенью того же года провести на эту тему семинар. Главными принципами своей деятельности ГГ провозгласила открытость и непредвзятость. За время своей работы ГГ дважды обращалась в правительство: один раз — к буржуазному, второй — к социал-демократическому — с предложением рассекретить материалы по подводным лодкам, но ответа на свое обращение не получила. ГГ надеялась, что проведение семинара по наболевшей проблеме, в котором бы приняли участие представители всех заинтересованных слоев и групп, позволило бы выработать общую объективную позицию. Этим ожиданиям суждено было сбыться лишь отчасти. Шведские — демократические — СМИ, военные, правительственные круги практически бойкотировали эту инициативу ГГ. Тем не менее, семинар 1994 г. сыграл свою положительную роль и дал новый импульс начавшейся в Швеции дискуссии. Российская сторона была в нем представлена такими авторитетными экспертами — подводниками, как адмирал флота В.Н. Чернавин и контр-адмирал В.П. Просвиров. Из других иностранных участников заслуживает упоминания норвежец Б. Братбак. Семинару предшествовала продолжительная пресс-конференция, где журналисты могли задать русским участникам вопросы и ознакомиться с некоторыми привезенными ими в Стокгольм документами. И хотя о времени и месте семинара было объявлено заранее, никто из шведских правительственных чиновников, военных, экспертов ПК-82 или ПК-95 на него не пришел. Правда, СИПРИ потом устроила круглый стол, а Внешнеполитическое объединение г. Лунд — шикарную встречу с русскими гостями, но должного резонанса в заинтересованных, казалось бы, кругах мероприятие так и не получило: «заинтересованные» круги предпочли этот семинар просто не заметить. Недостаток внимания со стороны «мужественных и неподкупных» журналистов прокомментировал член ГГ ректор Ян-Улоф Рённ: «Это не случайность. Это — логическое следствие сотрудничества истэблишмента и журналистов. Эта группа (ГГ. — Б.Г.) находится в такой же ситуации, что и диссиденты в странах, в которых нет возможности высказывать свою точку зрения». Зато полученные от русских участников семинара документы, любезно переданные ГГ в МИД Швеции, тут же были засекречены и упрятаны в надежных сейфах! Семинар обошелся организаторам в 60 ООО крон. Деньги были выложены из карманов самих устроителей, если не считать фуршета, на который сочла целесообразным раскошелиться ратуша города Стокгольма. Инициатива, оказывается, бывает наказуема не только в районах к востоку от Швеции! На семинаре шведы сделали обзорные доклады о состоянии дел вокруг расследований подводных нарушителей в Швеции; с подробным сообщением о своем участии в карлскрунской драме выступил капитан 1 ранга К. Андерссон; естественно, прозвучали доклады и ответы на вопросы приглашенных на семинар российских экспертов — адмирала флота В.Н. Чернавина и контр-адмирала В.П. Просвирова; особо рассматривался вопрос о СМПЛ. Томми Линдфош оказался единственным членом ГГ, который попытался разобраться в вопросе о лодках с совершенно иных позиций 40 . Для него было абсолютно ясно, что обвинения против СССР или России были безосновательны и не выдерживали никакой критики. Но почему так грубо и непрофессионально работали шведские военные, представляя в качестве доказательств вины русских откровенную «туфту». Неужели шведы такие профаны в своем деле? Или они просто ломают комедию? Свои рассуждения и доказательства он строил на факте секретного сотрудничества шведских военных с НАТО и США. Не пытались ли американцы, несмотря на сотрудничество со шведами, несанкционированно заглянуть в шведские секреты? Уже давно доказано, что США не гнушается проводить разведку против своих союзников. Совершенно недавно все были свидетелями разоблачений действий ЦРУ в Париже и в Бонне. Да и шведам тоже хорошо известно об агентурной работе ЦРУ в их стране. И когда Линдфош стал сопоставлять факты, то получилась довольно впечатляющая картинка: не только советские подлодки класса «Виски» в 1980-х годах имели 2 винта и выступающий киль, но и субмарины некоторых стран НАТО. Нет никаких достоверных данных о том, что в ВМФ СССР или ВМФ РФ находятся на вооружении лодки-носители сверхмалых подводных лодок, но зато есть достоверно описанная практика их использования ВМС США. Характерно, что после глубинных бомбежек, проведенных шведами в акватории Карлскрунской базы, на одной из шотландских баз ВМС США стали регулярно появляться поврежденные субмарины. Выяснилось, что они принадлежали одному из подразделений подводных диверсантов — «морским котикам». Журналист «Вашингтон пост» Боб Вудворд, сообщая о шпионской деятельности указанного подразделения, писал: «Специально оборудованная американская подводная лодка подкрадывается к месту подслушивания. С помощью СМПЛ или подводного робота водолаз устанавливает капсулу и меняет кассету». Собирая материал, Линдфош постепенно «подобрался» к дизельной подлодке ВМС США типа SS 574 «Grayback», которую в 1969 г. переоборудовали как плавбазу СМПЛ и передали в подразделение «морских котиков». После этого, как рассказывал автору один из наших адмиралов, субарина часто стала использоваться в операциях на советском побережье. Эта подводная лодка-матка имеет 2 винта и выступающий киль, и если верить описаниям шведских военных, великолепно вписывается в версию о характере нарушений шведских территориальных вод неопознанными иностранными подводными объектами. Как раз в 1982 г. SS 547 «Grayback» покинула базу на Филиппинах и была переведена в северную Атлантику. Т. Линдфош подверг критическому анализу и заявления шведских военных о том, что только советские СМПЛ могли оставить после себя следы на морском дне, поскольку подводные аппараты на гусеничном ходу, по их сведениям, были только в Советском Союзе. Оказывается, такие утверждения, мягко говоря, тоже не соответствовали действительности. К концу Второй мировой войны у Германии, Италии, Японии и Великобритании были приняты на вооружение десятки и сотни СМПЛ, а потом к ним присоединились и США. Командир американского подразделения «морских котиков» генерал Дж. Дж. Линдсэй однажды гордо заявил, что его отряд располагает 15 СМПЛ, специально сконструированными для проникновения в негостеприимные воды. В открытой специальной литературе имеются сведения о таких СМПЛ. И самое главное, что упоминаются там исключительно СМПЛ, находящиеся на вооружении западных стран, что разительно не сходится с аргументацией шведских военных. «Как только мы осознаем, что в наших территориальных водах побывали СМПЛ западных стран, ответы на все вопросы сразу возникают сами собой», — сказал Т. Линдфош. Такие подводные аппараты, судя по автономности и глубине погружения, снабжены ядерными двигателями и обладают мощным корпусом. В качестве примера можно назвать СМПЛ № 1, построенную в конце 1960-х годов и нашедшую уютное «гнездышко» на корпусе SS 574 «СгауЬаск». СМПЛ № 1, снабженная гусеничным шасси, с экипажем 5 человек может оперировать под водой в течение месяца. На ней нет перископа, зато есть видеокамера, и лодка может осуществлять самые различные операции, в том числе проводить заборы грунта, бурить скважины, заниматься сложным монтажом, а в случае опасности — дистанционно управляться с лодки-носителя, и тогда отпадает надобность в экипаже. СМПЛ позднейших модификаций могут оперировать на больших глубинах и применяться для спасательных работ. Их конструкция напоминает спаренные или строенные колокола, объединенные корпусом подводной лодки. Лучшей лодки для шпионских заданий не придумаешь. Т. Линдфош выяснил, что СМПЛ Италии, Японии, Франции или ФРГ по сравнению с атомными СМПЛ ВМС США обладают более слабыми тактико-техническими параметрами, а потому вряд ли могут рассматриваться в качестве кандидатов в нарушители шведских территориальных вод. Россия в 1990 г. приняла на вооружение 2 дизельные СМПЛ типа «Пиранья». Они могут действовать на глубине 200 м, но не могут находиться под водой без всплытия более суток. В 1980-х годах СССР не обладал такими СМПЛ, следовательно, не могло быть и речи о том, что они тогда заходили в шведские воды. Как уже говорилось выше, американская база СМПЛ на момент исследования располагалась в юго-западной Шотландии. Она непосредственно подчиняется президенту и Совету национальной безопасности США. Финансирование боевой деятельности СМПЛ проводится по закрытым статьям официального бюджета. Наиболее активно флот СМПЛ развивался при президенте Рейгане. Шведский учитель Т. Линдфош не может точно назвать мотивы, которыми руководствовались США в своих секретных подводных операциях, направленных против Швеции. Зато мы сможем сделать это за честного исследователя-любителя: США никогда и ни в чём не доверяли и продолжают не доверять своим союзникам, тем более — шведам, с которыми у них, по всей видимости, на тот период имелись в основном т. н. джентльменские соглашения. США осуществляют глобальный шпионаж за спинами своих союзников, потому что в своей стратегии руководствуются исключительно интересами собственной страны, которые, естественно, не совпадают с планами и расчетами европейцев 41 . Не исключена также версия, что американцы специально решили проверить бдительность шведских ВМС и указать им на «опасность», которую представлял для них в то время ВМФ СССР. Подтверждением версии Т. Линдфоша может служить вышедшая в 1998 г. в США книга Ш. Зоннтаг и К. Дрю «История подводного шпионажа против СССР» 42 с сенсационным материалом о специальных операциях ВМС США. Достаточно упомянуть, что среди успешно проведенных операций авторы сообщают о многократных подключениях к советско-российским кабелям стратегической связи, проложенным по дну Охотского и Баренцева морей. Данные факты объясняют причину появления таинственных подводных лодок, время от времени обнаруживаемых кораблями Северного флота в районе Кольского полуострова в наших территориальных водах! Выступлене Т. Линдфоша на семинаре прокомментировал капитан 1 ранга в отставке Карл Андерссон. Он без всяких околичностей назвал деятельность своих тогдашних коллег по обнаружению иностранных подводных лодок в шведских шхерах психозом. В шхерах и треске-то тесно, не только лодкам. По его мнению, из более чем 600 случаев наблюдения странных объектов, зарегистрированных шведскими ВМС в те годы, когда К. Андерссон еще был активным офицером, при тщательном анализе отсеивались 597–598. Так, например — вспоминает Андерссон, — в районе Альмён был обнаружен неизвестный пловец, и на его поиски были мобилизованы все наличные средства ВМС: вертолеты, катера и т. п., но в результате многочасовых поисков ничего обнаружено не было. Вероятно, говорит Андерссон, пловец уплыл обратно в Россию — великолепное достижение для книги рекордов Гиннеса! Участие в эпопее с U-137 стало наиболее яркой страницей в истории «Вэстервика», занявшего теперь место в экспозиции Морского музея в Карлскруне Вне поля зрения шведской общественности оказались 2 важных по своей тематике семинара, организованных датской газетой «Информашун» в норвежском городе Будё и финском Хэнгё в 1992 г. Об этом в своем выступлении рассказала редактор Сесилия С. Юнс-сон. Оказывается, на этих семинарах выступали хорошо информированные эксперты, которые рассказали о том, что между НАТО и Швецией существует тайное соглашение об ежегодном проведении в шведских водах определенного количества учений для подводных лодок НАТО. Согласно тем же экспертам, НПО в шведских водах вполне могли быть ПЛ стран НАТО. Брюссельские стратеги часто превышали квоту на эти учения и «забывали» информировать об этом своих шведских партнеров. Естественно, ни о соглашении с НАТО по упомянутому щекотливому вопросу, ни об этих семинарах шведские СМИ не сообщали. Сотрудничество нейтральной Швеции с НАТО — это табу для всех СМИ! На семинаре выступил адмирал флота В.Н. Чернавин, изложивший истинную версию случившегося с ПЛ U-137, но мы не станем подробно повторять вышесказанное. Неудачное совпадение двух причин — выхода из строя навигационных приборов и человеческого фактора (недостаточная подготовка и дисциплина) — явились причиной того, что подлодка U-137 несанкционированно зашла в запретный район военно-морской базы Карлскруна и села там на мель. Интересную политическую подоплеку «войны с подлодками» прояснил бывший дипломат Леннарт Будстрём. Его аргументацией успешно воспользовались военные круги Швеции во внутриполитической борьбе, а также на международной арене. Следует вспомнить, что европейские социал-демократы (Э. Бар, У. Пальме и др.) активно продвигали идеи ядерного разоружения, безъядерной Балтики, безъядерных коридоров в Западной Европе. Именно в тот момент, когда У. Пальме формировал свое новое правительство, в стране разразился кризис, вызванный инцидентом в заливе Хоршфъерд. Под давлением общественности правительство Пальме было вынуждено пойти на поводу у «ястребов», заявить Советскому Союзу протест и прекратить любые контакты с нашей страной. Надуманная война с подводными нарушителями помогла свести на нет усилия по нормализации политического климата в Северной Европе, способствовала установлению атмосферы подозрительности в отношениях с Советским Союзом, серьезно ослабила позиции антивоенного лагеря. В выигрыше остались НАТО, США, военно-промышленный комплекс и политики типа шведского премьер-министра Карла Бильдта, который проявлял наибольшую активность в практически бездоказательных нападках на Советский Союз как основного виновника подводных «провокаций». Генерал-лейтенант Нильс Шёльд, главнокомандующий сухопутными войсками в 1980-х годах, также выступивший на семинаре, не смог (да и не хотел) привести ни одного доказательства того, что за всеми подводными нарушениями стоял Советский Союз. Содержательными оказались доклады о психологических аспектах инцидентов с НПО. Гуннар Фредрикссон и Сесилия Стеен Юнссон, например, задавались вопросом, каким образом получилось так, что весь журналистский корпус такой демократической страны, как Швеция, клюнул на сомнительную приманку военных, и за все эти годы в стране не раздалось ни одного трезвого и критического голоса, подвергшего сомнению голословные утверждения официальных лиц. Они оба были вынужден признать: антисоветизм и вызванная им истерия оказались настолько сильны, что шведы потеряли в этой кампании разум. «Говорить о свободной прессе было бы издевательством, — заявила на семинаре С.С. Юнссон, журналистка газеты "Дагенс юхетер" с 25-летним стажем. — Боссы крупных органов СМИ не могут, не смеют, не хотят идти на обострение отношений с власть имущими, с которыми они общаются и от которых зависят… Зато в шведском журналистском корпусе слишком много дезинформаторов или, как бы я их назвала, подавальщиков бутербродов. Они подают на стол всё, что попадает на поднос, даже не поинтересовавшись содержанием. Эти подавальщики бутербродов бывают разных сортов: от редакторов провинциальных газет, занимающих жирные посты всяких уполномоченных, до тех, кто служит на побегушках у иностранных государств. Все они не понимают, чьи интересы представляют, все работают без содержания, но не без вознаграждений». Мифы об СМПЛ Очень скоро даже неспециалистам стало ясно, что миф шведских военных о многочисленных заходах советских шпионских подводных лодок в шведские шхеры не выдерживал никакой серьезной критики: во-первых, никаких доказательств в пользу этой версии добыто не было, а во-вторых, смущало несоответствие размеров ПА и объемов водоемов, в которых их «обнаруживали»: лодки-шпионы были просто слишком велики для узких и мелких заливчиков и проливчиков, в которых их «обнаруживали»! Тогда была придумана версия о сверхмалых подводных лодках, которые якобы, базируясь на специальных лодках-носителях, отправляются с них в автономные шпионские походы к шведским берегам. Но и тут шведских военных ожидали подвохи. Даже ПК-95 не удалось доказательно установить ни их национальную принадлежность, ни размеры и тип конструкции, ни место и время их изготовления. Во всяком случае, широкая общественность страны об этом не информировалась. Много говорилось о следах, оставленных на дне моря, но основные выводы по существу вопроса оказались снова засекречены и достоянием гласности не стали, а те, что были опубликованы, вызвали у специалистов недоумение, поскольку выявили полную техническую некомпетентность авторов. Почему на результаты расследования по этому вопросу был наложен гриф секретности? Уж не потому ли, что следы привели к ВМС одной из стран НАТО, например США? ГГ, со своей стороны, считает, что выдвинутая военными версия об использовании нарушителями СМПЛ не выдерживает критики, поскольку никому ни разу не удалось засечь их на поверхности. При этом общеизвестно, что более 2–3 суток СМПЛ под водой находиться не может и вынуждена всплывать, чтобы зарядить свои батареи. Радиолокационные станции, ведущие наблюдение за обстановкой в шведских территориальных водах, также не зафиксировали случаев, свидетельствующих о таинственной подводной деятельности. Шведские военные ссылались на наличие в составе ВМФ СССР СМПЛ типа «Пиранья», однако хорошо известно, что СМПЛ этого типа были приняты на вооружение лишь в 1991 г., т. е. когда в Швеции уже на протяжении 10 лет шла на них охота. К тому же «Пиранья» имеет запас автономного хода не более 210 км, а это никак не вписывается в модель поведения нарушителя, о которой докладывали шведские военные. Каких-либо данных о других изобретениях подобного рода или о строительстве СМПЛ в иных странах ПК-95 почему-то в своем докладе не приводит. А между тем СМПЛ, аналогичные тем, которые, не жалея красок, описывали шведские военные, имелись только на вооружении ВМС США 43 . Можно смело утверждать, что если сведения о таких разработках были известны в СССР, то шведские военные просто не могли о них не знать. ПК-95 говорит, что шведские ВМС обнаружили СМПЛ на гусеничном ходу, и в доказательство этого приводит снимки, сделанные под водой. ГГ признаёт, что на фотографиях действительно можно увидеть следы, похожие на те, которые оставляют после себя гусеницы, однако ПК-95 странным образом умалчивает о том, что параллельные следы гусениц время от времени сходятся под углом в один след. «Полный абсурд!», — говорят специалисты. НАТО и США, естественно, молчат, словно воды в рот набрали. Взгляд из Норвегии Мы на Севере всегда верили в волшебников и троллеи. Когда мы перестали в них верить, мы должны были найти им какую-нибудь замену — так почему не взять неопознанные подводные объекты? Контр-адмирал Уле Кр. Томесен, 1993 г. По мнению бывшего майора норвежской армии, а ныне независимого журналиста Б. Братбака, слухи о появлении в шведских территориальных водах российских подводных лодок упали на благодатную почву. Столетиями в Швеции культивировались недоверие и страх по отношению к восточному соседу, которые, по мнению норвежца, накапливались и оседали в поколениях и на генетическом уровне перешли в национальный характер шведов. Каждый непредвзятый наблюдатель, поживший в Швеции, может найти то или иное подтверждение этому явлению. Еще в 1901 г. Швецию охватил страх перед русскими шпионами, появившимися в стране в обличье… коробейников! Тогда, как и спустя 80 лет, журналисты, военные и политики активно включились в нагнетание истерии, закончившейся слушаниями в риксдаге. Тогда парламент страны ужесточил закон о шпионаже, хотя выступивший перед напуганными депутатами министр иностранных дел и признал: «...Результаты официальных расследований русского шпионажа в Швеции были так скромны и даже до смешного так ничтожны, что их и не стоило бы упоминать». Б. Братбак, оценивая поднятую в соседней стране антисоветскую и антироссийскую истерию, так объясняет ее возникновение: «Страх перед неизвестными подводными лодками, а также, возможно, беспомощность и задетое чувство национальной гордости способствовало тому, что слухи получили подпитку от членов меняющихся правительств, из офицерского корпуса, особенно военно-морского, из СМИ и вообще из глубин шведского самосознания». Норвежец не исключает, что известную «заразительную» роль в этом сыграли соответствующие слухи из соседней Норвегии, где в 1960 -70-х годах тоже гонялись за неопознанными, а скорее всего, советскими подводными лодками. Норвежцы однако смотрели на «развесистую клюкву» куда более трезво, чем их восточные скандинавские братья, и от перископной болезни скоро вылечились 44 . Усугубляющую роль в массовом антисоветском и антирусском психозе шведов сыграла также внутриполитическая обстановка в Швеции. При тех напряженных отношениях социал-демократов Улофа Пальме с консервативным истэблишментом, которые сложились в 1980-х годах, миф о советских ПА был манной небесной для «ястребов». Он позволял им держать «миротворца и агента Москвы» в постоянной шаховой ситуации. Весьма показателен в этом отношении следующий эпизод, приключившийся незадолго до убийства шведского премьер-министра. На фоне неутихающей «перископной болезни» в консервативной газете «Свенска дагбладет» в 1986 г. была опубликована статья за подписью высокопоставленных военно-морских офицеров, в которой шведский премьер-министр обвинялся в том, что он «хочет продать Швецию Советскому Союзу». Авторы статьи полагали, что во время своего предстоящего визита в Москву У. Пальме планирует дать обещание уговорить Норвегию выйти из НАТО и тем самым открыть для советского ВМФ все северные моря. Трудно сказать, что выглядело в этом выступлении более глупо: переоценка возможностей Пальме или недооценка норвежцев. Но таково было мнение верхушки ВМС Швеции, обвинявшей своего премьера в предательстве 45 . Когда У. Пальме по настоянию своих военных заявил, что выслеживание иностранных подводных нарушителей в шведских водах будет осуществляться в сотрудничестве с американцами, СМИ тотчас же обвинили его в «двойной игре», давая понять, что кроме Москвы у «агента» У. Пальме есть еще хозяева в Вашингтоне! Т. Петерссон, бывший министр обороны в социал-демократическом правительстве Швеции, вспоминает свою беседу с командующим сухопутными войсками Швеции Нильсом Шёльдом, в ходе которой генерал откровенно сказал своему министру: «Всё это вокруг подводных лодок — сплошная истерия… Настроение постоянно будоражит небольшое число морских офицеров. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Это — организованная кампания. Речь идет о заинтересованности некоторых политиков и военных в том, чтобы русскими напугать страну и добиться увеличения расходов на оборону. Нападки на Улофа Пальме безобразны и похабны. Но они хорошо спланированы. Хотят навредить Улофу. Цель заключается в том, чтобы его убрать…» Истерия. Массовый психоз. В современной истории можно отыскать множество подобных примеров. 30 октября 1938 г. американец Орсон Уэллс взбаламутил всю страну своей радиопостановкой о вторжении инопланетян на Землю. Многие слушатели приняли фантастический триллер за реальную правду, и в США началась форменная паника. Спасайся, кто может! В 1940-х годах в тех же США появились новые страшилки НЛО, державшие всё население в напряжении на протяжении десятилетий. Так называемый «инцидент Рузвельта» будоражил воображение напуганных американских обывателей вплоть до наших дней. Юридическое убийство, совершенное в отношении журналиста коммунистической шведской газеты «Норршенсфламман» Фритьофа Энбума и его «сообщников по советскому шпионажу», приговоренных на основании надуманных обвинений и рыхлых доказательств к пожизненному заключению, на долгие годы заложило мощный заряд шпиономании в Швеции. К тому же процесс по делу Энбума проходил на фоне событий, связанных с другим скандальным делом — т. н. делом «Каталины» — разведывательного самолета шведских ВВС, сбитого в воздушном пространстве СССР над Балтикой. Так что недостатка в страстях не было, чего нельзя сказать о беспристрастности местной Фемиды. Подобные дорожные знаки можно встретить в самых неожиданных местах: так шведы выражают свое ироническое отношение к мнимой угрозе со стороны российских подводных лодок В 1989 г. шведское правительство в целях экономии средств решило расформировать пехотный полк 1-17, базирующийся на севере страны. Сразу после этого решения появились слухи, что «неприкрытая с севера» шведская территория подверглась нашествию американских солдат, участвовавших в манёврах «Северная свадьба». Новость подхватили досужие журналисты, и она пошла гулять по стране. Люди поверили, что американцы высадились в нейтральной Швеции. «Левые» антиамерикански настроенные слои населения в этом смысле ничем не отличались от своих «правых» собратьев, неприязненно относившихся к СССР. Пришлось срочно опровергать эти слухи, автором которых оказался полковник Ларе Андреассон, командир упомянутого злополучного полка, который никак не хотел расставаться с любимым подразделением. Немаловажным фактором для возникновения в Швеции и Норвегии мифа о советских и русских подводных лодках, по мнению норвежца, является и взращенная в стране культура секретности. Для иллюстрации этого положения он приводит слова норвежского генерала Бъёрна Эгге: «Слишком долго существовала культура, при которой всё должно было быть тайным. Понятно, что это не здоровое явление. Это привело к непониманию и мифотворчеству». Режим секретности, который существует в Швеции, может сравниться только с советским. Автор лично наблюдал за этим феноменом во время своей загранкомандировки и всегда задавался вопросом, как демократическая общественность страны может мириться с драконовской, по существу, тоталитарной цензурой. Современному российскому журналисту, в голове которого сформировался миф(!) о шведской вседозволенности и вседоступности, был бы шокирован, столкнувшись с ним на практике. Любой вопрос о деятельности спецслужб Швеции или военных является табу. Такое же положение существует и в Норвегии. Список запретных тем в стране обширен, система цензуры работает безупречно, и никому в Швеции и в голову не придет жаловаться на то, что какую-то информацию по соображениям государственной безопасности публиковать не стоит или на то, что по тому или иному вопросу государственное учреждение никаких справок и никакой информации не выдает. Шведский журналист, каким бы независимым и свободным он себя ни считал, никогда не пойдет на конфликт с установленными еще во времена холодной войны правилами и не станет заниматься разоблачениями, которые не дозволены. Секретно — и баста! А к демократии режим секретности не имеет никакого отношения. Свою роль сыграли и такие факторы, как лояльность офицерского и журналистского корпуса по отношению к системе и к авторитетам, а также неуклонное выполнение требования о военном конформизме 46 . Застрельщиками панических слухов о советской угрозе, как уже заметил читатель, в большинстве случаев оказывались военные, им старательно подыгрывали политики, правительственные чиновники и «свободные» журналисты. Рядовым шведам отводилась роль активных статистов, навсегда привязанных к одному и тому же сценарию. В стороне не остался и клир. Б. Братбак рассказывает, как в 1984 г., когда страх перед коварным русским Иваном проник и в души представителей шведской церкви, на алтарь церкви Фредрика, что в Карлскруне(!), поднялся пастор и произнес молитву в честь спасения всех тех, кто принимал участие в охоте на советские подводные лодки. 47 Активный участник норвежской «экспедиции» против иностранных подводных лодок в норвежских фьордах в 1970 -80-х годах журналист Ян Петтер Хельгесен в радиопрограмме, сделанной по следам событий 1992 г., выступил с любопытным заявлением: «Это произошло в разгар холодной войны. Оборонное ведомство было заинтересовано в том, чтобы выставить восточный блок — в особенности Советский Союз — в глазах населения и в его сознании как эффективную и угрожающую военную машину. Спустя какое-то время можно сказать, что всё это было преувеличением. Оборонное ведомство само признало, что те взгляды, которые они тогда культивировали по отношению к Советскому Союзу и восточному блоку, не отличались объективностью. Цель заключалась в том, чтобы поддерживать имидж опасного иугрожающего соседства». После публикации в Швеции упомянутой выше книги ГГ дискуссия в стране, по мнению Б. Братбака, стала более конструктивной, к ней стали подключаться многие политики, журналисты и эксперты, не осмеливавшиеся до этого поделиться имевшимися у них «сомнениями». Некоторые газеты реабилитировали «диссидента» Калле Андерссона и назвали его молодцом. Но официальные военные инстанции не спешат признать правоту бывшего коллеги. Военно-морское Королевское общество наградило серебряной почетной медалью Эмиля Свенссона, рьяного сторонника теории советского происхождения НПО в Швеции. В 1999 г. серебряную медаль от общества получил и противник Э. Свенссона по противостоянию в Балтийском море — бывший командующий Балтийским флотом адмирал В.Г. Егоров! Но награждать мужественного человека и настоящего шведского патриота оно не спешит. Корпоративность в рядах военно-морского корпуса превыше всего! Напоминанием об инциденте 1981 г. служит памятный знак, установленный рядом с местом навигационной аварии U-137 Свой труд Б. Братбак заключает словами: «Найдется ли человек, который бы задал вопрос или подал бы в суд на главных актеров в деле с подводными лодками? Создается впечатление, что в Норвегии дело замалчивается. В Швеции наблюдались некоторые признаки самокритики, но эмоциональная ангажированность продолжает оставаться сильной и там <…> Одной из наиболее заметных и активных личностей в этой компании являлся Карл Бильд — сначала член риксдага, потом премьер-министр. В 1983 г. за свое участие в деле с подводными лодками он подвергся критике со стороны правительства У. Пальме: „Член парламента Карл Бильдт не продемонстрировал чувства ответственности за страну, которого от него следовало бы ожидать “. Между тем в результате именно Карл Бильдт снискал политические дивиденды от стихийной сплоченности соотечественников перед лицом мнимой угрозы. Такой же эффект, вероятно, оказало письмо Б. Ельцина, адресованное шведскому правительству от 4 июля 1994 г., в котором он упрекнул Карла Бильдта в наивности. Вряд ли большинству шведов придется по душе идея привлечь Карла Бильдта как главного фигуранта в истории с НПО. Онив Норвегии известен как самый популярный человек в Швеции. Недаром в 1998 г. радикальная газета «Дагбладет» писала, что Карл Бильдт стал героем Швеции, а в некоторых кругах — даже святым. А святых не трогают». Что дальше? После карлскрунской драмы осенью 1981 г. «перископная зараза» в Швеции стала распространяться и вширь, и вглубь. Психологическая почва для эпидемического заболевания была хорошо взрыхлена, удобрена и полита. Норвежские, американские и британские эксперты охотно признают, что психологический фактор сыграл решающую роль во всём этом деле. Шведы были уже запрограммированы на обнаружение подводных лодок, оставалось только потихоньку подогревать их страх и недоверие. Некоторые исследователи в Швеции и Норвегии пытаются сравнить «перископную эпидемию» с другими подобными явлениями, например, со случаями психоза, происходящими в бытовой сфере и основанными на суеверии, на социальной, религиозной, национальной предрасположенности людей. Механизм заболевания, действительно, один и тот же: люди слепо верят как в неопознанные подводные объекты, так и в то, что их сосед является сексуальным маньяком или членом сатанистской группы. Диагноз тоже один: нехватка достоверной информации. И если своевременно и энергично вмешаться в этот процесс, как это делают настоящие эпидемиологи, сражающиеся с тифом, холерой или ящуром, то болезнь будет побеждена. Вот в этом-то и заключается весь вопрос: если вмешаться своевременно и энергично. Было ли это сделано в Швеции? Нет. Никто не был заинтересован в том, чтобы разобраться в феномене, внести ясность в вопрос. И правительству Швеции, и партиям, и свободным до кончиков пальцев СМИ, и общественным организациям, так ревниво стоящим на страже добра и справедливости за пределами Швеции, — всем это оказалось неинтересно. Или, может, затягивание болезни отвечало их интересам? Неужели Швеция заинтересована в ухудшении отношений с Советским Союзом и с новой Россией? Ведь «перископная эпидемия» до сих пор дает о себе знать и отравляет атмосферу добрососедства и сотрудничества между обеими странами. Да, несомненно, после выступлений Гражданской группы ситуация в стране слегка изменилась. Началась дискуссия по наболевшему вопросу. Многие участники антисоветской и антироссийской кампании признают теперь — вслух или про себя, шепотом, — свои прежние ошибочные взгляды. Те же самые люди — к примеру, редакторы газет «Экспрессен» и «Свенска дагбладет», спустивших всех собак на русских подводников, теперь воздают лицемерную похвалу членам Группы, в том числе замордованному «русскому шпиону» капитану 1 ранга в отставке Калле Андерссону. Но военные, в первую очередь, представители ВМС, в первых рядах которых находится неутомимый Эмиль Свенссон, не сдаются. Не признаются в своих ошибках и политики типа Карла Бильдта, сделавшего политическую карьеру на экспертизе НПО. Не рассекречены и не опубликованы официальные материалы по всем этим делам: они по-прежнему хранятся за семью замками и печатями в архивах МО, ВМС, МИД и канцелярии правительства Швеции. Думается, общественность никогда не будет ознакомлена с их содержанием. Потому что, прочтя их, шведы перестанут верить своим военным, политикам и чиновникам. Потому что Швеция будет выставлена на смех перед всем миром. А этого шведы никогда не допустят. Вот если бы на их месте были бравые русские демократы и борцы с тоталитаризмом времен Горбачёва — Ельцина, тогда всё было бы иначе. Но шведы рвать рубаху на груди не умеют. В Швеции всё сделано с умом! Литература Апрелев С.В. Под «шорох» наших «дизелей». — СПб.: Ника, 2005. - 543 с. БратбакБ. Подводная война шведов//Граница России. 12.03.2003. BratbakB. Skapte de en myte? — Oslo: Norsk Sjofartsmuseum, 1999. BratbakB. Svenske helomvendinger // Norsk Militant Tidsskrift. 1999. № 10. Bratbak B. Neppe UFO, heller ubat // Norsk Militant Tidsskrift. 1998. № 2. Bratbak B. Sognefjord-ubaten enda en gang // Norsk Militant Tidsskrift. 1998. № 3. BratbakB. Ubatshistoriene — jornalistpafunn? // Verdens Gang. 04.12.1997. SontagS., Drew C. Blind Man’s Bluff. - N.Y.: Public Affaires, 1998. - 432 p. Hellberg A., Jorle A. Ubat 137. Tio dagar som skakade Sverige. - Stockholm: Atlantis, 1984. -316 s. Sverige Ubatsfragan: en kritisk granskning av den svenska nutidshistoriens viktigaste sakerhetspolitiska dilemma. Verandi Debatt. - Uppsala, 1999. Об авторе Борис Николаевич Григорьев Книгу ветерана Службы внешней разведки полковника Б.Н. Григорьева можно назвать несколько запоздалым ответом на продолжающуюся много лет на Западе, — главным образом в странах Скандинавии, — истерическую компанию, участники которой на все лады рассуждают о «систематических нарушениях российскими подводными лодками» территориальных вод Швеции и Норвегии. Вопреки очевидным фактам, вопреки заключению авторитетных международных комиссий и даже официальным заявлениям шведского руководства продолжают выходить книги, авторы которых пытаются доказать недоказуемое. Вряд ли эта книга сможет убедить таких оппонентов в том, что причиной инцидента 1981 года, «героем» которого стала советская подлодка С-363, является навигационная авария, но взыскательный читатель, наверняка сумеет оценить по достоинству наблюдательность и объективность оценок профессионального разведчика, наделенного к тому же отличным чувством юмора.