— Да, странная у вас обстановка на корабле, где всё «капут», — назидательным тоном произнес швед, забыв, что на «Невидимом» радиолокационная станция уже несколько дней тоже была неисправна.

Короче, получалось, что при тотальном «капуте» произошла ошибка в навигации. В подтверждение своих слов русский торжествующим жестом показал рукой на действительно помятую рамку пеленгатора. Потом, в соответствии с классическим правилом развития диалога, у русского наступила очередь спрашивать, а у шведа — отвечать. Пришелец попросил шведа уточнить позицию на карте, в которой пребывала лодка. «Нет проблем, — ответил Андерссон, — давайте карту».

Через минуту член экипажа вылез из рубки с рулоном карты. И тут наблюдательный Андерссон обратил внимание, что тот держит в руках. крупномасштабную — 1: 50 000 — карту побережья Блекинге, карту, по которой плавают шведские военные моряки! Зачем подводной лодке, которая по ошибке попала в шхеры Блекинге, иметь на борту крупномасштабную карту именно этого района?5

Реакция Аврукевича была мгновенной: он выругался по-русски и приказал принести другую карту (так, во всяком случае, воспринял ситуацию Калле Андерссон). Через минуту член экипажа принес другую карту с планом южного района Балтики и нанесенными на ней изолиниями радионавигационной системы «Декка». Но Андерссон принял правила игры и отплатил русским той же монетой: когда русский спросил его о точном местонахождении лодки, швед просто положил ладонь на весь Гусиный пролив:

— Где-то тут.

Потом оба моряка начали длинную дискуссию о курсе, которым шла лодка перед тем, как сесть на камень. И здесь швед отметил про себя несоответствие того, что говорит офицер, с тем, какой манёвр для лодки предлагает само место аварии.

— Мы сожалеем, что нарушили шведские территориальные воды, но хотели бы, чтобы нас сняли с мели наши спасатели. После обеда они могли бы приступить к операции, — спокойно рассуждает Аврукевич.

Карл Андерссон нахмурился:

— Ничего подобного не будет. Сюда запрещено заходить любому иностранному судну.

— А как же мы снимемся с мели? — Наивно спросил эксперт по навигации.

— Я прикажу подойти сюда шведским буксирам.

— Но лучше, если бы в этом участвовали советские буксиры. Они это умеют делать.

— Не волнуйтесь, в Швеции это тоже умеют делать, — успокоил его Андерссон.

Дальше диалог не пошел. Стрелки часов указывали на половину двенадцатого — время ланча для шведского офицера. Как ни странно, но и у русских наступило время обеда, поэтому Аврукевич предложил Андерссону спуститься вниз и перекусить чем бог послал. Андерссон успел проголодаться, к тому же ему было интересно посмотреть на внутреннюю обстановку лодки, так что он охотно принял приглашение.

По дороге швед обратил внимание, что поручни трапа измазаны мокрой глиной. Аврукевич заметил взгляд Андерссона, но понял его неправильно: он предложил гостю рабочие рукавицы, чтобы тот не запачкал свои белые перчатки. Но швед был озабочен другим.

— У вас тут есть свои водолазы?

— Да, мы осматривали днище лодки.

«Совсем плохо, — подумал про себя швед. — Нырять в этом месте под воду — уже значит проявить недружелюбие по отношению к Швеции»6.

Обстановка внутри показалась шведу спартанской, какая когда-то, в 1950-х годах, была и на шведских подлодках. Они протиснулись через центральный пост, миновали штурманский стол, прошли во второй отсек. и оказались перед кают-компанией. Аврукевич дернул занавеску, и глазам Андерссона предстал стол, уставленный магнитофонами. Русский поспешил задернуть занавеску и предложил пройти в его каюту. За ними последовал и Гущин.

— Откуда вы прибыли? — Продолжал спрашивать неутомимый швед.

— Из Балтийска. Туда нам и возвращаться.

Начальнику штаба было известно, что главной базой подводного флота у русских является Лиепая. Косвенным подтверждением этого могла служить карта на столе, покрытая плексигласом.

Начали расспрашивать друг друга о семейном положении, о женах и детях, когда вошел вестовой и доложил, что в столовой уже накрыто.

Бог послал им — на троих! — миску черного хлеба, 3 огромных мельхиоровых прибора (без тарелок), тарелку сардин в масле, тарелку тунца и тарелку какого-то мясного паштета. Перед каждым стояла бутылка зеленоватого вина, по стакану красноватой жидкости, похожей на ту, которой заправляют компас, и посередине стола — графин с той же красноватой водой или водкой. Это было знаменитое на советских флотах «шило» — спирт, который употреблялся в чистом виде, а на «международных» встречах, подобной описываемой, разводился пополам с водой и подкрашивался каким-нибудь соком. Швед вряд ли слышал о таком напитке.

Аврукевич и Гущин подняли свои стаканы, Андерссон присоединился к ним.

— Прозит. — Русские чокнулись и опрокинули стаканы в рот.

Швед попробовал жидкость на язык, и у него тут же одеревенели губы. Никак это подкрашенный стоградусный спирт! Неужели они выпили эту гадость?

— По русскому обычаю надо выпить, — настаивают хозяева.

— Нет, я на работе, и не хочу оказаться в ситуации, в которую попали вы.

— Что ж у вас нет командира на катере? Мы угощаем, вы должны выпить.