А Рыжику несказанно повезло, что он не родился чистокровным ифритом, в противном случае он бы сейчас был копией Рейма, а двух таких в своем окружении я бы просто не вынес.

Осторожно свернув свое одеяло, я пошел к колодцу – не мешало бы умыться, да и воды набрать. Все-таки хорошо иметь своего ифрита в походе – пламя не погаснет, даже если из топлива вокруг будет только воздух.

Вода оказалась ледяной. Впрочем, глупо ожидать другого, когда трава с утра поседела от инея. Климат в этой полосе оставлял желать лучшего. Но за годы жизни на севере я привык к холодам, и если быть откровенным до конца, порой мне не хватало того времени. Летом я мог не спать сутками, потому что и днем и ночью за окнами светило солнце, а зимой, когда на несколько недель весь свет концентрировался в жилых домах, я запирался в библиотеке и при свете лампады вчитывался в старые летописи…

Наверно, это единственные счастливые воспоминания, оставшиеся с той поры: ни в «темный» период года, ни в «светлый» меня не беспокоили, и я мог хоть немного побыть собой… вернее, попытаться вспомнить, каково это – быть кем-то другим, а не Двуцветным Лордом…

Когда я вернулся к месту стоянки, Мейлон все еще спал, при этом вид у него был настолько изможденный, что я не решился его будить. Наверно, вчера мне все-таки следовало заставить его отдохнуть, но у меня самого есть в душе струны, которые, если тронуть, будут болеть долго и нудно. И я как никто знаю, что в такие моменты лучше дать другому время – все взвесить и обдумать. Потому что есть вещи, к которым надо приходить самостоятельно, без чьего-то указа или помощи.

«Danell, а не слишком ли вы нежны с этим мальчиком?» Голос Ландыша недовольным холодком прокрался в мой мозг. Да уж, вряд ли Северный ветер в состоянии понять, почему его обычно безжалостный к чужим слабостям Лорд ведет себя как нянька. Раньше я бы поднял обленившегося младшего сразу же, как только открыл глаза… но с тех пор прошла, кажется, целая вечность. — Не думаю, – негромко ответил я, вглядываясь в ленивый танец пламени. – Просто, знаешь, чем-то он похож на меня… а я в его возрасте многое бы отдал всего за одну протянутую мне навстречу руку. Тяжело всегда быть одному. Очень тяжело…

«Но вы же не были одиноки, danell». Удивление, такое яркое и чистое, что губы невольно трогает улыбка. — Это было хуже, чем одиночество. Уж лучше быть совсем одному, чем постоянно находиться в зоне пристального внимания Совета.

Странно говорить о таких вещах с духом. Не думал, что мне когда-нибудь хватит смелости признаться в собственной слабости, тем более перед тем, кто этого знания недостоин. Хм… недостоин? А он ли недостоин? Или я снова бегу от себя? Да и какое мне дело до того, что обо мне может подумать Северный ветер? Никакого. Абсолютно.

«Вы все еще вините себя, danell, но это же глупо».

Я промолчал. Иногда меня жутко раздражали комментарии стихийных духов, потому что чувство такта у них отсутствует как таковое.

Виню ли я себя? Конечно. Потому что если бы не я, она была бы жива до сих пор – и не было бы этих лет, наполненных удушающей ненавистью и болью.

«Danell, забудьте об этом. Право на смерть – священно. И не нам на него посягать. Даже если кому-то это причиняет боль». Ландыш участливо посмотрел на меня. Мы были слишком давно связаны, чтобы он не понял, каково мне вспоминать.

Но тут он неправ.

Я резко дернул головой. Нет! Так нельзя! Нельзя все подчинять только своим желаниям. Нельзя эгоистично забывать о других, тем более когда от тебя зависят чужие жизни! Нельзя!.. просто нельзя было поступать так со мной!

Почему все думают только о себе? Почему никто не удосужился спросить: каково было жить мне? Они ведь живут воспоминаниями, памятью, а у меня даже этого нет… У меня вообще ничего нет. И не было. Никогда!

Я перебирал эти мысли с каким-то внутренним удовлетворением. Эти воспоминания были одними из немногих, действительно причиняющими мне боль.

М–да, кажется, еще немного, и я начну жалеть самого себя. Противное зрелище должно быть, выйдет… Интересно, что бы сказали родственнички, увидев меня в таком состоянии? В очередной раз упрекнули бы меня в моей же никчемности? Или просто бы прошли мимо, сделав вид, что не имеют ко мне никакого отношения?

Боги, и почему я все еще цепляюсь за них? Чего я жду? Что пытаюсь доказать? И кому?

Кажется, я слишком заигрался. Привык всегда и везде быть жертвой, но так недолго действительно ею стать. Что ж, значит, пора взять себя в руки и выкинуть из головы все лишнее. И не вспоминать. Даже если весь мир рухнет в Бездну! — Просыпайся, Рыжик. Солнце высоко – Даризи далеко, так что хватит спать – пора работать, – насмешливо пропел я, тормоша Мейлона. Он пробормотал на это что-то неразборчивое и попытался перевернуться на другой бок.

Очаровательно. И кто из нас, спрашивается, спешил?! — Пора вставать! Рыжик, не заставляй меня прибегать к крайним мерам.

Из «крайних мер» у меня при себе были кружка с колодезной водой и Ландыш, так что я на месте Мейлона уже вскочил бы и паковал вещи. Но мой наниматель не спешил просыпаться. Что ж – сам напросился. Я подмигнул северному духу, разрешая ему немного пошалить. И без того нежаркое утро почти мгновенно превратилось в морозное…

Как я и думал, Рыжик долго не выдержал. Когда Ландыш стал жевать его одеяло, Мейлон открыл глаза. — Приструни своего зверя, иначе я с ним что-нибудь сделаю, – яростно сверкая гл азами, прошипел мой наниматель и нарочито медленно сел.