Люфтваффе получило в достаточном количестве новые истребители «Фоке-Вульф-190А». 4 пушки и 6 пулеметов при скорости более 600 км в час делали его весьма грозным самолетом. Под Курском получили немцы и свой первый штурмовик «Хеншель-129», как бы в противовес досаждавшим им знаменитым Ил-2.

Оптимистический вариант, предложенный генералом Куртом Цейтлером, возглавлявшим немецкий Генштаб, предполагал концентрацию практически всех немецких танков и других имеющихся сил для решающего сражения с танковыми войсками противника с тем, чтобы уничтожить их и снова взять инициативу в свои руки. Фашистское командование смотрело далеко вперед. После успешного наступления на Курск, планировалось сразу же нанести удар в тыл Юго-Западного фронта, уничтожить советские войска и отодвинуть линию фронта далеко на восток. Этой второй операции было дано название «Пантера». Размечтавшееся немецкое командование подумывало при этом не только создать угрозу Москве, но даже Ленинграду.

В день начала Курской битвы глава Ватикана благословил Гитлера на новые подвиги. В беседе с послом фашистской Германии он просил передать «свои приветствия и пожелания фюреру». Когда разговор коснулся борьбы против большевизма, папа признался в «общности интересов». Он также осудил позицию врагов Германии, требовавших ее безоговорочной капитуляции.

В Москве было решено: дождаться, пока враг первым перейдет в наступление, в упорном оборонительном сражении обескровить его войска, измотать их и затем вводом свежих резервов перейти в широкомасштабное наступление силами пяти фронтов. Красная Армия имела достаточно сил не только для обороны, но и для последующего перехода в наступление.

После переформирования Булай со своей батареей попал в 231 артиллерийский полк, направленный на воронежский фронт в составе дивизии генерала Петрова. После полутора лет участия в боевых действиях он оставался лейтенантом, хотя грудь его уже украшали два ордена Красной звезды и несколько медалей за боевое отличие. Но, то ли длительное нахождение в тылах противника, то ли нежелание Булая вступать в партию останавливало военных кадровиков в его продвижении по должности. Севка не брал это в голову. Он хорошо помнил завет своего отца – живи по совести, не вступай ни в какие партии.

Фронтовой опыт сильно изменил парня. Ему стукнуло только двадцать два года, а на него уже легла печать испытания огнем и железом. В выправке Булая, его движениях и речи появилась та мужская основательность и цепкость, которые отличают повидавших виды людей. Он научился загонять далеко вглубь души животный страх смерти и не позволял ему путать мысли и принимать поспешные решения.

На воронежский фронт приехали с новенькими пушками ЗИС-3, которые считались лучшими среди орудий 76-миллимитрового калибра. Батарея Булая была укомплектована и бывалыми бойцами и новобранцами, что требовало еще притирки и наладки. Пушкари работают только совместным усилием. Им как никому нужна спайка и слаженность действий. Севка надеялся до начала боев «притереть» бойцов, но не знал, даст ли ему фронтовой бог на это время. Тут ему пригодится неистребимый старшина Сергеев, которому, казалось, война – мать родна. Все в старшине было ладно, за исключением одного. Он не боялся смерти, но казалось, сам получает наслаждение от убийства. Булай давно приметил, что в рукопашных боях Сергеев прошивал очередью поднявших руки фрицев, и лицо его искажалось спазмом жестокой улыбки.

Укрепрайон впечатлил Булая. Такого ему видеть еще не приходилось. Бесконечная, поросшая травой и мелким кустарником равнина была до горизонта испахана окопами, траншеями и проволочными заграждениями. Восемь оборонительных линий с подъездными путями и укрытиями для техники превращали местность в сплошное поле войны, на котором не было место ничему гражданскому, привычному глазу. Были отдельно сооружены стрелковые окопы, окопы для противотанковых ружей, ручных и станковых пулеметов, командные и наблюдательные пункты, землянки и убежища. Дзоты стояли на расстоянии 200 метров друг от друга на протяжении всего фронта. Оборона строилась, прежде всего, как противотанковая. Возводились противотанковые опорные пункты. Каждый из них был мощным огневым кулаком. Тут устанавливали по 3–5 противотанковых орудий, 2–5 минометов, до 5 противотанковых ружей. Севка знал: чтобы пройти такую полосу, нужно положить бессчетное количество людей. Но он знал и немцев. Солдаты вермахта умеют штурмовать любые препятствия и не трусят. Это были вояки, готовившиеся к войне с младых ногтей и получившие хорошую подготовку. На переформировании в Ярославле Севка присутствовал на встрече с представителем Главпура. Похоже, еще не старый и подтянутый подполковник до войны послужил в военной разведке, потому что рассказ его содержал сведения, которых в военных учебниках не найти. Среди прочего он упомянул и о системе воспитания немцами молодых бойцов. Подполковник рассказал, что сама система гитлерюгенда, куда зачисляются практически дети с 12–14 лет, является первым классом военной школы. Она насквозь военизирована, и мальчики получают в ней первые навыки воинской дисциплины и послушания. Их приучают к тому, что приказ офицера должен быть выполнен любой ценой. Страх за собственную жизнь должен быть забыт, боль, голод и холод считаются естественными спутниками солдата. В летних лагерях они проходят физическую закалку и психологическую подготовку. Подъем в шесть утра, пробежка до ручья, купание в ключевой воде, далее строевые и полевые упражнения. К 16 годам они хорошо владеют оружием и навыками ближнего боя, по уши накачаны фашистской идеологией и чувством превосходства над другими армиями. На выпуске с курсов их «обкатывают» танками. На курсанта по команде стартует танк с дистанции 1 километр. Пока бронированная машина мчится к месту испытания, парень должен отрыть себе окопчик, достаточный для того, чтобы пропустить ее над собой. При этом никаких страховочных мер не предусматривается.

К моменту призыва из молодых немцев выковывают волевых, физически сильных и дисциплинированных бойцов. Бой в численном меньшинстве считается для них нормальным, взаимовыручка – законом. В подразделениях развивается внутрикомандная спайка, как в спортивных коллективах. В них естественным образом появляются сильнейшие бойцы, объединяющие вокруг себя остальных.

Севка невольно думал о своих новобранцах, которые пришли на батарею – не обстрелянные, зеленые деревенские ребята. В них было желание защитить свою родину и победить фашиста. Но воинского умения никакого. Кого-то из них война сделает умелым бойцом. Кто-то погибнет в первых же боях, растерявшись под ураганным огнем. Он вспоминал свой отъезд с недавней побывки у родителей. Провожать его пришли всем поселком, в том числе и два брата-близнеца Трофим и Степан Федюнины. Они были на 4 года моложе Севки и их призывной возраст только подступал. Трофим улыбаясь жал руку Булая и говорил:

– Удачи тебе, Всеволод Дмитриевич. Воюй подольше, добывай победу. Ты боец, так боец. А мы со Степкой быстро поляжем. Вот призовут нас, и считай, поляжем. Чую я.

Таких ребят в армии было много. Скольких их должна была найти смерть, чтобы из сотни призывников появился десяток-другой закаленных и умелых бойцов? Вот и сейчас, глядя на своих не обстрелянных батарейцев, Севка думал, что немногим из них суждено выйти из битвы живыми. О собственной смерти Булай приучился не думать. Ему казалось, что она ходит где-то рядом невидимой тенью, и стоит только сосредоточиться на ней, как она приблизится вплотную. Он не знал, есть ли у него ангел-хранитель, или нет, но много раз убеждался в том, что смерть ходит необъяснимыми кривыми тропинками, порой находя глубоко спрятавшихся от нее солдат, а порой обходя отчаянно храбрых. Булая смерть обходила неоднократно, только раз коснувшись своей ледяной рукой в Ржевском окружении. Об этом не давал забывать шрам, рассекающий его спину от лопатки до поясницы. Осколок снаряда прошел по касательной по всей спине, вырыв в ней глубокую полосу, но не углубившись в тело. В тылу врага не было госпиталя, и рана срасталась под перевязкой, перекосив спинные мускулы. Он постоянно чувствовал болезненное напряжение в спине, но благодарил судьбу за то, что так легко прошел целых полтора года боевых действий.

После расположения на позициях, артиллеристы прошли курс изучения новых тяжелых танков противника «Тигр», «Пантера» и самоходки «Фердинанд». Генштаб расстарался, и перед ними были развешаны плакаты с изображением новой боевой техники немцев. Самым могучим выглядел «Тигр». Его многотонная туша и показавшаяся огромной пушка производили впечатление. На плакате для сравнения была изображена наша противотанковая сорокопятка, похожая на кузнечика рядом со слоном. Эти хорошо зарекомендовавшие себя пушечки начала войны в схватке с «Тигром» уже не годились. Его броню не пробивали даже снаряды 76-миллимитровых Севкиных орудий. Примерно такими же были и новые «Пантеры» с «Фердинандами». Было ясно: немцы решили наверстать прежние упущения первого периода войны, и начали производить танки, превосходящие наши Т-34 по своим боевым характеристикам. Правда, главное их преимущество было в броне и оружии, но не в скорости. Советские машины оставались более маневренными на поле боя.