— Э-э... ваша светлость... ваши... ваши губы... Они почти касаются укромного местечка у меня между ног, — запинаясь, выдавила Энн и тут же поняла, что совершила ужасную ошибку. Ну конечно, он знал, что делает. Она чувствовала собственный интимный запах, а ведь он губами касался курчавых завитков, прикрывавших ее естество. Своими предупреждениями она лишь напомнила герцогу о его слепоте. Марч замер и уткнулся подбородком ей в бедро.

Энн облизнула внезапно пересохшие губы.

Но Девон не казался рассерженным. Он как-то обаятельно вскинул голову, волосы упали на лоб, прикрыв брови, а глаза блестели так, что по цвету напоминали яркие аметисты.

— Ты действительно не понимаешь, что я делаю? Ни один джентльмен никогда не делал этого с тобой?

— Никогда, ваша светлость, — решительно покачала головой Энн.

— Все-таки мужчины — жалкие существа, правда, дорогая моя?

Энн нахмурилась. Она не знала, что он имеет в виду, и ответа у нее не было. Вопрос звучал очень коварно, похоже, любой ответ мог бы стать причиной спора.

Девон опять коснулся курчавых завитков, заставив Энн нервно хихикнуть.

— Я... — Энн сбилась с дыхания. — Я понятия не имела, что так делают.

— Вчера вечером ты сделала для меня то же самое, ангел мой.

— Я должна делать то, что вам нравится.

— И ничего не ждать взамен, — с серьезным лицом сказал герцог, и Энн забеспокоилась, но даже слова не успела сказать, чтобы переубедить его, что вполне счастлива. — Скажи, если тебе это нравится, — прошептал он, наклонился и быстрым движением языка коснулся ее плоти и маленького напряженного бутона, затрепетавшего от этого прикосновения.

Энн едва не спрыгнула со стула. Никто никогда не касался этого места, это уже слишком. Теперь она застыла, как скала, и терпела, пока его язык ласкал самую интимную часть ее тела. Боже мой, ощущения были такими мощными, что Энн почувствовала головокружение. Вскрикнув, она запросила пощады. Девон нежно обхватил губами напряженный бутон, и Энн немного расслабилась. Но тут он стал осторожно его посасывать, и она снова вскрикнула.

Герцог сделал паузу, отпустив ее, мягко выдохнул, и даже ощущение его горячего дыхания заставило Энн отстраниться.

— Расслабься, любовь моя. Все будет хорошо.

Расслабься. Она старалась, правда, старалась. Но как только его язык снова коснулся разгоряченной плоти, она напряглась и вцепилась пальцами в жесткое деревянное сиденье.

Он думал, что это доставит ей удовольствие. Никакого удовольствия не было и не будет, только знать об этом ему нельзя. Он будет ждать страстных стонов, а в должное время, возможно, даже кульминации.

Пока же его язык творил с ней нечто невообразимое, Энн не могла думать. У нее не было сил изобразить звуки, передающие возбуждение и одновременно похожие на шипение гусыни.

Ощущения были необыкновенно острыми. Энн хотелось его остановить. Ей хотелось взять его голову и отодвинуть подальше. Она поджала ноги, кисти рук сжались в тугие кулаки. Ее охватила волна необыкновенно сильных ощущений, и каждая мышца тела натянулась до предела. Энн не хотела этого. Но она не осмелилась сказать ему об этом.

Герцог остановился, и Энн едва сдержала стон облегчения.

— Что-то не так, ангел мой? Я чувствую, как ты напряжена. Ты хочешь, чтобы я действовал немного мягче?

— К-как пожелаете, ваша светлость.

— Сэриз, скажи мне, что больше всего доставляет тебе удовольствие.

— Ваша светлость, это я должна доставлять вам удовольствие. Я сделаю все, что вы хотите.

— О Боже, — пробормотал Девон. — Сэриз, я хочу, чтобы ты тоже получала удовольствие. Хочешь, чтобы я был немного мягче?

— Вы все делали правильно, ваша светлость, — нервно выдохнула Энн.

— Отвечай, чего тебе хочется? — грозно прорычал Девон, осторожно прикусив кожу на внутренней стороне бедра.

— Я... я не знаю, — призналась потрясенная Энн. И это была правда. Ей хотелось независимости, свободы и защищенности. Она хотела надеяться на будущее, где у нее появится дом, еда и безопасное существование. Но в том, что происходило сейчас, ничего этого не было.

— Значит, немного мягче, — выдохнул Девон, согрев своим горячим дыханием напряженный бутон плоти Энн. Он стал ласкать его только губами, и это были самые легкие, самые нежные, самые дразнящие касания.

Энн задрожала. Это оказалось... не так пугающе, не так настойчиво. Она откинулась назад, прислонившись спиной к туалетному столику. Почти хорошо. В самом деле почти хорошо.

Напряжение в ногах исчезло, и она развела их шире. Движения языка были легкими, дразнящими, и Энн охватило такое ощущение, что она выпила три стакана хереса подряд и голова ее наполнена опилками, а не мозгами.

Надо собраться с мыслями, она ведь всегда контролировала ситуацию. Возможно, от того, как она сыграет самый грандиозный в своей жизни спектакль, зависит и ее будущее. Но пока у нее получалось только издавать нечленораздельные звуки.