Слагал народ песни и легенды о золотом цветке, о красавице Алан-Гюль, отдавшей себя темному озеру, чтобы спасти жизнь всем. А еще говорили: если старейшины и богатеи закуют в цепи волю и гордость людей – надо идти в пещеру, к озеру Алан-Гюль и там обрести новые силы.

Тогда старейшины объявили пещеру священной, недоступной, а потом стали говорить, что пещеры и вовсе не было, как не было и самой Алан-Гюль, – все это выдумки, мечта. И так как они владели письмом и тайнами старых книг, новые поколения стали верить им, и удалось старейшинам превратить древнюю быль в новую сказку.

– А нет ли у пещеры другой приметы, кроме трех зубцов? – зазвенел голос Иры Радской.

Старик обратил к ней лицо и долго глядел в ее открытые смелые глаза.

– Есть, – сказал он. – Говорят, за этими зубцами иногда колышется красный свет, красный дым…

– Красный свет! – воскликнул Анатолий. – Красный дым!.. – Я же видел тогда красный свет, видел!.. – Все удивились перемене в его лице: глаза были расширены и, казалось, ничего не видели; пальцы растерянно шарили, поправляя ворот рубашки; машинально он твердил:

– Видел! Видел!

Дней через восемь группа Анатолия вернулась с восточного края долины. Обычное возвращение с результатами изысканий. Необычным было только поведение Анатолия: взбудораженный, порывистый, он жил точно в себе, отвечал невпопад.

В чем дело, от ребят узнать не удалось: сказали, что вышли на границу области, исследованной в 1958 году, прошлой экспедицией.

Может, этим и возбужден Анатолий?.. Я хотел было вызвать его к себе, но в это утро дело приняло другой оборот.

Федя Бычков работал на рации. Анатолий сидел рядом – они жили в одной палатке. Вдруг Федя сказал:

– Тебя не коснется?.. По асбесту…

Анатолий встал. В это время с берега донеслось:

– Держи, держи!.. Отпускай! О черт, еще!.. Теперь давай! Ого!..

На крючок кому-то попалась добыча и, судя по восторженному крику, солидная. Страстный рыболов Федя даже сквозь треск рации расслышал восторг в голосе кричавшего и не мог выдержать ни секунды.

– Прими! – крикнул он Анатолию, подавая карандаш, и одним прыжком выскочил из палатки.

Анатолий, еще в институте окончивший курсы радистов, сел у аппарата. С Бартанга радировали, что заболел один из участников группы, срочно требуется специалист по асбесту. Дмитрий Васильевич запрашивал, кого можно направить в помощь и как скоро это можно сделать. Анатолий записал слово в слово и дал ответ: «Выезжаю, ждите через десять дней. Анатолий Фрисман».

Когда возбужденный Федя вернулся с рассказом о рыбной ловле, Анатолий подал запись:

– Доложи Александру Гурьевичу.

Федя просмотрел запрос и ответ Анатолия, удивился. Этого он не ожидал, не мог предположить!

Потом возмутился;

– А поиски?..

– Без меня, – спокойно ответил Анатолий.

Это спокойствие совсем разозлило Федю, не сдержав раздражения, он повысил голос:

– Драпаешь?

Анатолий молча выдержал уничтожающий взгляд друга и вышел из палатки.

Весть о его отъезде всколыхнула всех. Пошли разговоры.

Анатолия осуждали. Всем казалось: осуществление мечты близко и такая выходка с его стороны неуместна; другие по секрету клялись, что усилят поиски, несмотря на работу, но Анатолий собирался в дорогу. Ирина Радская не без яда сказала ему:

– Я знаю, это она, Рая Аксенова, тебя перетянула.

И на мелодию «Маринике» пропела: «Да, да, никто не может их разъединить…» Но Анатолий, тот самый Анатолий, что болезненно переживал даже малейшую шутку, молчал. Тогда, подойдя вплотную, Ирина спросила:

– Ты что задумал?

Он вздрогнул, словно она коснулась сердца, но овладел собой:

– Выполняю приказ.

Это не удовлетворило Ирину, и она говорила всем и каждому:

– Тут что-то не так, чувствую – не так… Не надо его отпускать.

Но Анатолий собирался, не пустить его не было оснований: радиограмма лежала на моем столе. Он не стал ожидать лошадей, которые дня через четыре должны были прийти за собранными образцами, и одиннадцатого июля объявил, что выступает завтра.

Провожали его Ирина и я.

Он взял рюкзак с продуктами, термос и ледоруб.

– Зачем ледоруб? – спросила я.

– Может… понадобится, Александр Гурьевич, – ответил он, не поднимая глаз.

Мы простились, и он пошел из лагеря. Ирина некоторое время шла рядом, потом отстала и вернулась с глазами, полными тревоги.