Помог случай….

…Я пошел на запад, но едва скрылся лагерь, свернул к реке, перешел вброд, пока не прибыла вода, и залег в кустах. Вечером покинул укрытие, пошел на восток, обходя чабанские костры. К утру был уже в местах, откуда увидел трезубец, засек направление по компасу и двинулся дальше.

До зубцов надо преодолеть три гряды; я знал, что преодолею: сделали же это древние тадхаи! Кстати, когда это было? Александр Македонский вступил в Бактрию в триста двадцать девятом году до новой эры. Если прибавить наше время – два с четвертью тысячелетия… Может, пещеры лотоса уже нет?..

…Лишь к концу пятого дня я оказался перед зубцами – и увидел пещеру.

Солнце село, когда ступил под ее своды. Было темно, тихо, как в склепе. Меня пронизала дрожь: вспомнил грозовую ночь, когда изгнанники так же переступили порог, боясь идти дальше. И я от усталости опустился на землю. Слышал возле себя плеск ручья, ощущал сырое дыхание пещеры: там было озеро. Еще хотелось броситься, запустить руки в темную влагу и шарить, шарить в поисках лотоса. Но уже нельзя было поднять отяжелевшее тело.

„Завтра! Завтра!“. Я сбросил рюкзак, прилег под скалою.

Темнота нахлынула, присосалась к глазам. Сердце гулко проталкивало кровь, отдавало шумом в ушах; я напряженно вслушивался и, казалось, ловил в тишине едва слышные протяжные звуки и шорохи, словно кто-то дышал в пещере глубокими вздохами. Движение воздуха или вздохи Алан-Гюль?..

Ночь тянулась бесконечно, накатывая кошмарами.

А когда проснулся, в пещеру заглядывал день и голубизна неба была такой изумительной, какой можно увидеть ее из глубины колодца.

Я глядел в синеву, занятый только ею. Это же счастье – глядеть вот так в синюю глубь и ни о чем не думать. И все-таки, где я еще видел такую синь, ласковую, чудесную?.. В глазах Ирины! Но не тогда, не в последний раз, когда провожала. Глаза были полны тревоги… О чем?.. Пещерный цветок!

Я же ищу лотос!..

Приподнялся, оглядел пещеру. Она просторна, но не так, чтобы в ней разместились сотни людей, скорее – несколько десятков; у ног струился ручей, вдали, в сумерках, гладью мерцало озеро.

Встал, ощущая в костях тяжесть пятидневного перехода, побрел к озеру. Сумрак сгущался, я ничего не видел. Пыль… Под ногами пыль… Так и мечты рассыплются пылью… Взбудоражил ребят.

А пещера – пустая…

Так прошел шагов двадцать. Край берега стал повышаться, нависая над водой карнизом. Вдруг я заметил на поверхности широкий круг. Это был лист растения. Колени дрогнули, тело, как свинцовое, поползло вниз… Опустил лицо к самой воде.

Большой плавучий лист, и над ним – прозрачный, совершенно прозрачный! – клубок цветка.

– Лотос! – закричал я. – Лотос!

Гулом ответили своды, пещера поглотила крик.

Я схватил стебель и потянул к себе. Он легко подался весь, с корнем, – головка цветка дрожала теперь в руке, я смутно видел ее: она была прозрачна, как стекло!

Еще более медленно направился к выходу, боясь колыхнуть цветок, будто он полон драгоценной влагой. „Лотос! Золотой лотос!.. Сколько людей ждут этого цветка. И он в моей руке!“.

Я шел к свету, и цветок оживал. Сначала в нем появилось мерцание, обозначились грани лепестков; потом грани уловили, преломили голубизну неба, – цветок заблистал серебром и хрусталем.

„На солнце, на солнце!“ – торопил я себя и выбежал из пещеры. Да, я вскрикнул от изумления, не веря глазам: цветок вспыхнул в руке! Солнце, коснувшись, отразилось, преломилось, раздробилось в нем, в каждом лепестке, наполнило блеском, пламенем, и цветок стал разрушаться в руках! Над ним поднялось золотистое облачко. Он сплошь состоял из эфира! Достаточно было солнечного тепла, чтобы вызвать в нем разложение, бурное выделение паров, которые были так насыщены и плотны, что казались золотым дымом…

Вот она, легенда о золотом цветке, сказка, представшая наяву!

Я смотрел, как таяло золотое марево, сжимался, темнел, словно покрываясь пеплом, сам цветок…

Я долго стоял и смотрел на умирающий цветок.

Цветок, который умирал на солнце!.. Можно ли видеть что-либо подобное на земле! И он умер…

На ладони лежал серый, из тончайших жилок остов, и, когда я дунул на него, он разлетелся в пыль…

Потрясенный, я опустился на камень. Неужели правда? – руки дрожали, перед глазами плыло золотое облако, словно я ослеплен им.