Конан затоптал огонь, вернул плащ Белизе и потянулся, точно большой ленивый кот. Белиза наблюдала за ним в немом изумлении… Она видела, что его невозмутимая манера была ненаигранной; киммерийца ничуть не вывела из душевного равновесия безумная ночь огня, крови и смерти, не говоря уже об отчаянном беге по мглистым лесам. Он вел себя так, словно со вчерашнего дня веселился и пировал… Вот такой человек — и Белиза почему-то совершенно не боялась его. Напротив, сейчас она чувствовала себя в большей безопасности, чем когда-либо с момента их с графом высадки на этом взморье. Конан ничем не напоминал других флибустьеров — цивилизованных людей, отрекшихся от любых правил чести и ведомых только жаждой наживы. В отличие от них, киммериец свято соблюдал кодекс своего народа — пусть варварский и кровавый, но в вопросах чести непререкаемый.

— Как ты полагаешь,— спросила Белиза,— он… он умер?

Конану не понадобилось уточнять, о ком именно шла речь.

— Думаю, да,— ответил он девушке.— Серебро и огонь несут гибель порождениям зла, а я от души накормил его тем и другим!

Больше они к этой теме не возвращались. Белизе слишком тяжело было вспоминать жуткую сцену, когда черный чужак вошел в большой зал — и так долго чаемая месть обрела свое чудовищное завершение.

Немного погодя Конан спросил:

— А чем ты думаешь заняться, когда вернешься в Зингару?

Белиза беспомощно покачала головой.

— Не знаю,— проговорила она,— У меня нет ни денег, ни друзей, а зарабатывать на жизнь я не обучена… Может, и зря какая-нибудь из этих стрел меня не достала!..

— Не говори так, госпожа! — взмолилась преданная маленькая служанка.— Я буду работать и прокормлю нас обеих!..

Конан пошарил у пояса и вытащил небольшой кожаный мешочек.

— До сокровищ Татмекри,— проворчал он,— я не добрался. Но в сундуке, где я откопал себе одежонку, нашлось несколько побрякушек…— И киммериец высыпал себе на ладонь пригоршню пламенеющих рубинов.— Тут на самом деле целое состояние!

Стряхнул камни обратно в мешочек и сунул его в руки Белизе.

— Но я не могу их принять, потому что…— начала было она.

— Еще как можешь,— отмахнулся киммериец,— Не затем я тебя от пиктов спасал, чтобы ты в Зингаре голодала. Я ведь знаю, что это такое — оказаться без гроша в хайборийской стране… У нас в Киммерии тоже бывает недород и все прочее, но люди голодают, только если во всех уделах уже нечего есть! А в цивилизованных странах — тьфу, я видел, как одни мучились брюхом от ненасытного обжорства, тогда как другие помирали от истощения. Представь, падали и ноги протягивали прямо под стенами лавок и амбаров, ломившихся от снеди!..

Мне тоже бывало нечего есть, но я всегда мечом мог взять что хотел! А ты?.. Короче, бери эти рубины и не переживай ни о чем. Замок себе купишь, рабов, нарядные тряпки, что там еще-Тут небось и мужа сразу найдешь, ведь цивилизованные мужчины предпочитают состоятельных жен…

— Ну а ты? Что будет с тобой?

Конан усмехнулся и кивнул на «Кровавую руку», быстро подходившую к берегу.

— Мне,— сказал он,— нужно немногое: корабль да команду! Корабль у меня будет прямо сейчас, а доберусь до Барахских островов — появится и команда. Ребята из Червонного Братства рады плавать со мной, потому что я всегда веду своих людей к богатой добыче. И как только благополучно ссажу вас с девочкой на берег где-нибудь в Зингаре,— уж я не разочарую своих молодцов! И не благодари меня, даже слушать не хочу! Что мне горстка каких-то камешков, когда передо мной все богатства южных морей — только бери!..

— Опасность таится в доме Арама Бакша!..

Голос прокаркавшего это предупреждение так и дрожал от напряжения, тощие пальцы с черными ногтями возбужденно когтили могучую руку Конана. Это был жилистый, прокаленный солнцем мужчина с черной бородой веником и в оборванных одеждах кочевника; невеликий статью, рядом с гигантом-киммерийцем он смотрелся сущей дворняжкой. Они стояли на углу Базара Оружейников, а мимо них разноголосыми и пестрыми реками текли улицы города Замбулы — яркого, шумного, многоязычного.

Конан, как раз засмотревшийся было на проходившую девушку: алые губы, смелые глаза и юбка с высоким разрезом, то и дело открывавшая соблазнительную смуглую ножку,— неохотно оторвался от созерцания веселой красавицы и хмуро уставился сверху вниз на докучливого собеседника.

– Какая еще опасность? — спросил он недовольно.

Прежде чем отвечать, человек из пустыни опасливо оглянулся через плечо, затем проговорил, понизив голос:

— Откуда нам знать?.. Только заезжие путешественники действительно останавливались в доме Арама Бакша на ночлег — и кое-кого из них после этого никто больше не видел! Люди просто исчезали, и что с ними случалось — неведомо никому. Сам он клянется, будто они как ни в чем не бывало уезжали дальше с рассветом… Правда и то, что из его дома ни разу не пропадали жители города. А вот чужестранцы… Кстати, кое-кто утверждает, будто видел потом на базарах товары и вещи, несомненно им принадлежавшие. Если Арам не убивал своих постояльцев и не сбывал их имущество, то, спрашивается, каким образом оно могло угодить на прилавки?

— Ну, у меня особого имущества нет, не говоря уже о товарах,— проворчал киммериец, касаясь ладонью обтянутой шагреневой кожей рукояти меча, висевшего у него при бедре,— Я даже коня продал…

— Но со двора Арама Бакша исчезают не только зажиточные купцы! — торопливо уточнил зуагир. — Нет, у него останавливались и небогатые странники из пустыни, ведь Арам берет за ночлег заметно дешевле, чем другие кабатчики… И эти бедные люди тоже без вести пропадали! Однажды зуагирский вождь потерял таким образом своего сына. Он пожаловался сатрапу Джунгир Хану. Правитель города велел солдатам обыскать дом…